Борис Батыршин - Третий Меморандум Страница 15

Заметка на полях:

Дальнейшие события показали, что это была правильная позиция; и кто знает, как сложилась бы судьба колонии, если бы тогда, в Первые Дни, мы не поставили это сборище бюрократов от народного образования на место, решительно отстранив их от любой, хотя бы и формальной, власти. К сожалению, вовсе без эксцессов обойтись не удалось – но я отдаю должное иезуитской хитрости Казакова, который, упорно игнорируя дирекцию интерната, по сути, довёл их до попытки переворота. После чего вопрос был решён раз и навсегда – бунтовщики были посажены под арест, и власть в колонии безраздельно, без всяких экивоков перешла к Совету. К сожалению, вместе с директором и его камарильей в «перевороте» оказались замешаны и другие интернатские педагоги, на которых мы имели определённые планы. Но, как не без цинизма заметил позже Лёня Крапивко: «лес рубят – щепки летят». В устах бессменного начальника корчёвщиков, этого нашего импровизированного лесоповала, известный афоризм прозвучал весьма символично…

На Совете было решено с утра, на второй день, сформировать рабочие бригады и бросать их на возведение периметра – ограды из кольев вокруг посёлка, – а так же и на разметку площадей под будущее жильё. За складом, под огромными полотнищами полиэтиленовой плёнки, нашлись комплекты полутора десятков сборных, так называемых «финских» домиков, ещё несколько кубов разнообразных пиломатериалов отыскались на задворках здания УПК. Работы эти взялись возглавить Маркелов и Валери – его стройотрядовский опыт пришёлся в самый раз. Надо отдать должное ораторскому искусству Казакова – в бригады записывались охотно, тем более, что было объявлено об установлении трёх норм пайка: для физически работающих, для патрулей и для прочих.

Патрули? Ну да, разумеется – ещё перед тем самым, первым общим митингом на площади Казаков согласился раздать оружие моим старшим, а так же ещё нескольким людям, чья лояльность не вызывала сомнений. Это позволило мне упорядочить меры безопасности – организовать патрули и добиться от Колосова, с головой ушедшего в пересчёт оружия и техники, чтобы тот занялся оснащением разведгрупп, отправлявшихся в сайву. Но в первую очередь мы наладили охрану складов и прочих ключевых точек нашего беспокойного хозяйства.

Лена Простева порывалась ещё до темноты распаковать маленький рефлектор и установить его на крыше интерната; но нам пока было не до астрономии. Ни людей, ни времени катастрофически не хватало: я гонял патрули и разведотряды, Колосов с прикомандированным к нему крановщиком-завбазой, копался на складах, Лёня Крапивко возился с раздачей пайков. Маркелов, наскоро осмотрев здание УПК и запретив приближаться к нему кому-либо кроме Колосова и Танеева, ходил с мотком шнура и колышками, размечая места под палатки, заодно – под завтрашние земляные работы. Валерьян присматривался к сборным домикам, а Баграт, преодолев волевым усилием неприязнь к интернатскому начальству, принялся по собственной инициативе составлять списки «малолетних талантов» – оказывается, в интернате действовала особая учебная группа для одарённых подростков – и как раз перед Переносом к ним приехали гости аж из самого Новосибирска.

Итак, пока Баграт возился с будущими гениями (как же интеллектуальный ресурс, завтрашний день колонии!), Крапивка с девчонками пытались как-то урегулировать бытовые вопросы – раздавали одеяла, кровати и матрацы, возились с пачками полотенец, коробками мыла и зубного порошка (пасты на складах не нашлось). Вика же с интернатским фельдшером и парой добровольцев копались в медкабинете. А под вечер девочки и Баграт были брошены Казаковым на составление списков наличного народа, с непременным требованием – хотя бы приблизительно разбить людей по профессиям. Сам Александр поспевал везде и повсюду ораторствовал… впрочем, на Совете, затянувшемся, с перерывами, до утра (потом, увы, это вошло в традицию), он ухитрился выступить аргументированнее всех…»

Океан молчаливо наползал на пологий пляж, поглощая обсохшие валуны, раковины, плети водорослей, какие-то фосфоресцирующие останки. Близился большой прилив; Луна наполовину зашла за Селену, и в результате, на темнеющее небо выползало странное горбатое светило. Вода должна была остановиться буквально в десятке метров от торца интерната и на палец покрыть плоскую скалу, возле которой неделю назад была сооружена импровизированная пристань для моторок.

Сзади и слева, – как хорошо представлял себе Анатолий, – территория была уже наскоро обжита. Чернели прямоугольники фундаментов будущих коттеджей; возле угловатых корпусов интерната жиденько дымила труба котельной. В одном из домиков окна светились – там заседал Совет, в сумасшедшей гонке со временем напрягая трещащие от бессонницы головы и споря, споря до хрипоты…

Дальше выстроились палатки, а прямо за ними пах свежей древесиной – частокол Периметра; кое-кто стал уже называть его Кремлем. Ещё дальше, вдоль берега, раскинулся пустырь выкорчевки.

А справа и спереди лежала сайва. Не джунгли, не лес – именно это экзотическое словечко, заимствованное из вездесущего (в смысле цитирования, кончено), «Трудно быть богом», вполне отражало непривычную суть. Пучки трехметровых чёрных листьев, растущие плотно-плотно из рыхлой жирной почвы; колючие лианы; заросли коренастых тысячествольников… эти заросли простирались вглубь материка, до самого горизонта, а вдоль берега – до цепи пологих холмов, куда вчера отправился отряд разведчиков.

Караульная вышка высилась у самого края сайвы, и чаща темнела под ногами. Где-то тоскливо и длинно орала панцирная обезьяна – двойной восход лун всегда возбуждал этих тварей…

Анатолий поёжился, вечерний холодок заполз под бушлат. Конечно, патрули ходят с автоматами, а не горбатятся с лопатами и топорами; конечно, лестно быть Бойцовым Котом, но только не такой вот ночью, когда все спят кроме тебя – и сайвы…

Все остальное произошло мгновенно. Шорох и треск внизу, в зарослях, громадная чёрная туша, маслянисто блеснувшая в свете лун, слепо врезалась в опоры. Дерево хрустнуло, Анатолий инстинктивно схватился за поручни и, вместе с дозорной площадкой, рухнул, обдирая руки, в кусты за спиной тахорга. Чудовище двигалось дальше; в слепом приливном беге оно ничего не замечало и ни на кого не нападало, но впереди был посёлок… Зажмурившись от страха, Анатолий вскочил на ноги и нажал на спуск. Грохот оглушил его, отдача разворотила плечо – АК бился, как живой неукрощенный зверь. Тахорг взвыл, круто развернулся… Анатолий, ничего не соображая, всаживал очередь за очередью в три красных глаза, в чёрный провал пасти.