Эдуард Геворкян - Темная гора Страница 15

— Да помню я все это, — ответил Варсак. — За манок потом дед нас взгрел, он же был лесным надзирателем.

— Ну?

— Что — ну?

— Кому ты это рассказывал?

— Тебе и рассказывал!

Я медленно втянул в себя воздух и еще медленнее выдохнул.

— Хорошо, давай еще раз. Где ты мне рассказывал про манок?

— Память у тебя что-то слабеет. Мы же в гостях были у Демена, не помнишь? Ты тогда пива перебрал, а я тебя к себе домой отвел. А потом уже ты добрел до своего жилья, что в соседнем доме для малосемейных.

В моей голове тихо зажужжали осенние мухи. Еще немного, и я поверю, что и впрямь у меня не было жены и детей, и не я отводил пьяного Варсака, а он меня…

Тряхнул головой, но наваждение не прошло, а скорее окрепло. Мне стоило некоторых усилий вспомнить имя жены, моей шумной и говорливой Паэно, вспомнить своих домочадцев.

Жирный рокот гонга прокатился над лагерем. Время утренних занятий. Варсак кивнул мне и пошел в сторону плаца. А я сел прямо на песок и задумался.

Немногие разговоры, что мы вели с Варсаком после прибытия в лагерь, приобретали зловещий оттенок. Я припоминал мелкие несообразности, странные вопросы, которые он задавал как бы между прочим, интересуясь моими знакомыми среди механиков. Страшная мысль — не подменыш ли он — пришла мне в голову. Но тут же я остановил себя. Конечно, доводилось слышать превеликое множество рассказов о тех или иных славных богатством знатных родах, что тайно сооружали у себя купель, пытаясь незаконно вырастить наследника имени или, наоборот, своего врага для пытошной мести. Добром это никогда не кончалось. Все эти любовные истории рапсодов о Мисторе и Лентихое, заблудившихся в телах, или героические сказания о бесконечных подвигах шестидесяти братьев-героев Чжу всего лишь красивые сказки. Уж я-то знаю, что отладить правильную подпитку жизнетворной купели дело, в общем, нехитрое, но только потом в течение трех месяцев необходимо каждый миг неотрывно следить, чтобы пища поступала в должное время, а обогрев не менялся. Такую-то вот машину, саму за собой присматривающую, не всякий соорудит. Мой отец однажды напросился в подручные к наладчику купели и помог ему заменить какую-то хитрую штуковину — так он после этого несколько лет только об этом и рассказывал, родне уши прожужжал, какое это тонкое, сложное и не всем доступное искусство. И еще я тогда от него услышал, что при недозволенном жизнетворений на каждое благое рождение приходится немало неудачных. Все истории о двойниках и подменах, смеялся отец, выдумки хитрецов на потеху глупцам — ежели вырастить взрослого человека, так и выйдет из купели много дурного мяса без проблеска мысли. А для интриг и подмены выращивать да воспитывать много лет — у кого терпения хватит? Одно дело выносить в купели правильного ребенка от матери и отца, другое — если верить россказням — вырастить готового человека из кусочка кожи или волоса.

Но почему тогда меня так крутили-вертели и все допытывались, я ли это на самом деле или не я? Кто же теперь сидит на горячем песке и кому дурные предчувствия холодят сердце?

Отсюда, за насыпью, не была видна лагерная суета, лишь песок и каменное крошево тянулись к невысоким холмам у дрожащего маревом горизонта, над которыми возвышался темный треугольник Большой Звездной Машины. Вздох сожаления удержать не удалось. Э, да что теперь сожалеть, все в прошлом, больше никогда не стоять у слуховой трубки и, следуя командам кибернейоса. доворачивать тяговые конусы на должное количество делений, прислушиваясь, как потрескивают тросы, идущие к каморам совмещения… Тросы моей судьбы перепутаны, оборвались! Зашуршал песок, кто-то спускался вниз.

— Вот ты где, — раздался голос Болка. — Греешь свои кости? Лучше бы придумал, где раздобыть немного оболов!

— Зачем тебе деньги? — спросил я.

— Не мне, а нам, — поправил Болк. — Оруженосцы собираются устроить пирушку, вот и скидываются, кто сколько может. Погуляем завтра!

— Какую еще пирушку? Кто позволит нам гулять?

Болк вытаращил на меня глаза.

— Так ты не знаешь?! С утра все только об этом и говорят. В конце месяца всем гоплитам полагается отпуск на пару дней, желающих отпустят в город вместе со слугами. Ну а пока хозяева будут кутить, мы тоже себе позволим, а?

Он плотоядно оскалил зубы и потер ладони друг о друга. Я улыбнулся. Таким жестом обычно зазывают к себе гостей девушки для услады чресел. Когда я объяснил, какие знаки он подавал, Болк чуть не свалился от хохота и, давясь смехом, сказал, что у них это выглядит иначе. И показал как! Тут уже засмеялся я. Ничего себе приглашение! Впрочем, если случай занесет в Северную Киммериду, буду следить, чтобы прилюдно не ковыряться пальцем в ухе.

— Ну так есть у тебя деньги, или придется у хозяина клянчить? нетерпеливо спросил Болк.

Деньги у меня были зашиты в поясной карман. Варсак ссудил на всякий случай, но посоветовал никому не показывать. Если не украдут, то отберут. Я видел, как молчаливый Го случайно уронил медный обол и не успел поднять, как оттолкнул чинца и забрал монету Кехтот, неприятный и неопрятный оруженосец какого-то мелкого гражданского чина, подавшегося в гоплиты то ли рады выслуги, то ли по другой причине. Мне доводилось видеть чинцев в драке, и я ожидал, что Го свалит наглеца хитрым ударом пятки или сложенными пальцами. Но Го лишь укоризненно покачал головой, вздохнул и отвернулся. Через несколько дней ночью у лежака Кехтота ни с того ни с сего обломилась ножка, на крики и проклятия тут же объявился надзиратель и примерно наказал расшумевшегося слугу. Кехтот всю ночь кряхтел и ворочался, тихо постанывая. Он так и не сообразил, за что пострадал, а я разглядел в слабом свете плошки в руках надзирателя довольную улыбку Го.

— Деньги я добуду, — сказал я. — Но только вот в Гизе не разгуляешься. Там, кроме хранилищ и мастерских при Большой Машине, ничего нет. И еще охрана.

— Кто говорит о Гизе? — вскричал Болк. — Мы поедем в Гекторапат!

— Это другое дело, — согласился я. — Там есть где повеселиться. Кроме того…

Тут я замолчал, потому что Болку совершенно незачем знать о родственниках моей жены, живущих в Гекторапате. Почему-то я только сейчас вспомнил о них. Наверно, вся эта круговерть событий, в которую меня втянули неведомые силы, плохо повлияла на память. С другой стороны, отношения с предостойным Леантом и его супругой у меня не сложились, хотя на торжественные события вроде прибавления семейства они, невзирая на возраст, приезжали с дорогими подарками. Старый Леант был кадильщиком в храме Сына Гончара и неодобрительно относился к моей работе. Да что там говорить, он вообще полагал, что людям нечего шляться по далеким мирам, а лучше не гневить богов, своих и чужих. Старая Ананке во всем поддерживала супруга и пару раз даже делала замечание моей жене. Крику было!