Альфред Вогт - Мир Нуль-А Страница 15

Госсейн присел на краешек кровати. Приняв определенное решение, он успокоился, почувствовав уверенность в своих силах. Бесстрастным голосом он обратился к ним обоим, хотя его интересовала лишь Амелия. Примерно через минуту Прескотт перекатился на бок и внимательно посмотрел на него. Госсейн сделал вид, что ничего не заметил.

Через двадцать минут он умолк. В ярком свете, лившемся из окна, глаза Прескотта блестели.

– Надеюсь, вы понимаете, – заявил он, как бы нарушив данный им обет молчания, – что в вашем рассказе присутствует один, но весьма существенный изъян.

– Мой рассказ, – ответил Госсейн, делая вид, что не видит ничего необычного в том, что Прескотт наконец заговорил, – чистая правда, от начала и до конца. Любой детектор лжи подтвердит каждое мое слово. Если, конечно… – Он замолчал и невесело улыбнулся.

– Да? – оживился Прескотт. – Продолжайте.

– Если мои воспоминания не подобны прежним, когда я не сомневался, что женат на Патриции Харди и не могу перенести горечи утраты после ее смерти. – Он резко переменил тему разговора: – О каком изъяне вы говорите?

Ответ последовал незамедлительно, и ясность мысли Прескотта говорила о том, что он обладает полным контролем над таламусом своего мозга.

– Вы идентифицируете себя с покойным Госсейном. Вы ясно помните момент смерти, разрывающие тело пули, энергетический луч лазера. Подумайте хорошенько. А теперь вспомните основное кредо нуль-А, которое гласит, что во Вселенной не может существовать двух идентичных предметов.

Госсейн промолчал. За окном высились деревья, уходя в голубую дымку неба; быстрая речка красовалась вечнозеленым обрамлением. Странная, гротескная обстановка для рассуждений о природе веществ органической, нейтронной и физико-химической структуре. На какое-то мгновение окружающее потеряло реальность, и ему показалось, что он вообще не принадлежит к этому миру. Удивительно. Со времени пробуждения он только и думал о несуразности, так верно подмеченной Прескоттом, ведь речь шла не о простом сходстве с убитым, а об утверждении, что они являлись одним и тем же лицом. Короче говоря, он делал подобный вывод лишь потому, что у него сохранились память и облик Гилберта Госсейна I.

Еще в глубокой древности любой студент философского факультета знал, что два одинаковых кресла отличаются друг от друга миллионами мельчайших деталей, которые невозможно различить невооруженным глазом. В человеческом мозгу количество всевозможных путей прохождения одного нервного импульса составляло десять в степени двадцать семь тысяч. Причудливые модели памяти, сложившиеся в результате жизненного опыта, невозможно было повторить искусственно даже с малой степенью точности. С аксиомами не спорят, а история неуловимо доказывала, что не существует на свете двух одинаковых животных, снежинок, камней или атомов.

Вне всякого сомнения, Прескотт попал в самую точку. Но от фактов нельзя было просто отмахнуться, они требовали тщательных исследований, бесконечных проверок.

Прескотт наблюдал за ним, чуть прищурившись.

– Надеюсь, вы не забыли, – сказал он, – что в комнате находится детектор лжи.

Госсейн посмотрел на него, как кролик на удава. Стояла ничем не нарушаемая тишина, но пульс в его висках бился, как раненая птица. У него закружилась голова, помутилось зрение, на лбу выступили крупные капли пота.

– Интересно будет узнать, – неумолимо продолжал Прескотт, – существовало второе тело на самом деле или нет.

– Да, – с трудом выдавил из себя Госсейн. – Интересно.

Теперь он уже и сам не верил тому, что с ним произошло, и не хотел ничего выяснять, хотя давно понял, что избежать проверки не удастся. Госсейн повернулся к детектору лжи. Положив руку на металлические контакты, он произнес:

– Ты слышал все, что здесь говорилось. Твое мнение?

– Подтвердить или опровергнуть ваши слова не представляется возможным. У вас суждение основано на человеческом восприятии. У вас – память Гилберта Госсейна I, включая и сцену убийства, настолько реальную, что я не могу утверждать, что вы не умерли. В вашем мозгу по-прежнему не содержится информации, позволяющей определить, кто вы такой на самом деле.

Надо было что-то решать. Госсейн наклонился, развязал женщине ноги и помог ей встать.

– Мы уйдем вместе, – пояснил он. – Примерно через милю я вас отпущу, и вы сможете вернуться и освободить мужа.

В этом и заключался его план. Он хотел остаться с ней наедине и подробно передать слова Патриции Харди – конечно, не называя ее имени – о заговоре и Прескотте, а дальше пусть решает сама.

Он рассказал все без утайки, пока они шла последние четверть мили, потом развязал ей руки. Она так долго молчала, что он добавил:

– Джон Прескотт может помешать вам предать дело огласке. Но если он верит в нуль-А принципы, не исключено, что ему придется отказаться выполнить приказ своего начальства. Крепко подумайте, прежде чем поделиться с ним тем, что я вам сообщил.

Женщина вздохнула.

– Я понимаю, – сказала она.

– Кстати, спросил Госсейн, – каков принцип работы госпиталя? – Ему давно хотелось выяснить этот вопрос.

– Разве вы не знаете? – ответила она. – Все мы работаем только на добровольных началах. Больница зарегистрирована. Когда происходит несчастный случай и требуется госпитализация, робот обзванивает ближайшие клиники. В последнее время мы в основном отказывались принимать пациентов, потому что… – Она замолчала и посмотрела на Госсейна своим ясным взглядом. – Спасибо вам за все. Большое спасибо. – Чуть поколебавшись, она добавила: – Я ничего от него не скрою, я ему верю. Но постараюсь сделать это позже, чтобы вы успели уйти.

– Желаю удачи, – только и нашел что сказать Госсейн.

Он остался стоять на месте, глядя на ее удаляющуюся фигуру. «Женщина-учитель, – подумал он, – женщина-врач, родная, все понимающая, любимая. Женщина! Не подделка, не грубая имитация мужчины. Ее поступки говорили о ней как о человеке в полном нуль-А смысле этого слова, ведь даже столкнувшись с непредвиденным и потеряв много сил, она сохранила любовь сердца и благородство души».

Он очнулся от своих мыслей и, резко повернувшись, пошел по направлению к лесу. Трава мягко пружинила под ногами и была чуть примята, как будто до него теплыми душистыми вечерами то тропинке гуляли счастливые влюбленные пары. Сладкий, необъяснимо приятный аромат висел в воздухе, омытом полуденным дождем, смешиваясь с запахом зеленой травы. Постепенно затихая, журчала речка. Он вошел в тень гигантских деревьев.

После яркого дневного света ему показалось, что он очутился в мрачной пещере. Он двигался по коридору, все время менявшему направление, расширявшемуся в огромные холлы, сужавшемуся до такой степени, что приходилось пробираться через переплетение корней, но всегда с крышей над головой, так что неба не было видно. Он понимал, что здесь легко заблудиться. Но компас поможет держать хотя бы приблизительное направление. Все равно, другого пути нет.