Дом железных воронов - Оливия Вильденштейн Страница 16

Какова бы ни была причина, мне нужно облегчиться. Я отрываю свои губы от его, мое дыхание такое же учащенное, как в тот день, когда я встретила Минимуса на портовом рынке.

– Я надеюсь, у людей есть уборные.

Его глаза блестят, губы припухли.

– Они засыпали ямы для сточной воды.

Я морщу нос.

– Потерпеть не можешь? – спрашивает он.

Я отрицательно качаю головой, затем снова качаю головой, когда Энтони настаивает на том, чтобы проводить меня в уборную за таверной. Есть места, куда девушке нужно ходить одной. Он провожает меня взглядом, пока я иду к деревянному домику, от которого исходит запах гораздо хуже, чем от канала Ракоччи.

Желание терпеть до возвращения в цивилизованную часть королевства очень сильно, но желание облегчиться побеждает. Я открываю шаткую деревянную дверь, вдыхая едкий запах. Желудок сводит, я задерживаю дыхание и пытаюсь нащупать в темноте защелку и не нахожу.

Держась одной рукой за дверную ручку, я задираю юбку, спускаю панталоны, присаживаюсь на корточки над бочкой.

Если бы только Нонна могла меня видеть. О боги, Нонна! Она, должно быть, волнуется. Надеюсь, она подумает, что я пошла в таверну. А потом она узнает, что таверна закрыта, и предположит худшее… что я пробралась на гондолу и плыву в Изолакуори.

Я молюсь, чтобы она не отправилась меня искать. Она редко оставляет маму одну по ночам. Пожалуйста, пусть сегодняшний вечер не будет исключением.

Я, спотыкаясь, выхожу из вонючей кабинки. Прислоняюсь к стене таверны и закрываю глаза.

Запах шкворчащего жира доносится через открытое окно рядом, и желудок урчит. Я собираюсь вернуться на вечеринку и спросить у Энтони, можем ли мы купить еды, как вдруг меня окликает по имени незнакомый голос, останавливая на полпути и вызывая мурашки.

Я оглядываюсь, но темнота, из которой исходит голос, настолько густая, что я едва могу разобрать стену кипарисов, растущх вокруг таверны.

– Бронвен?

Тени смещаются.

– Ты знаешь мое имя.

Это не вопрос, но я отвечаю:

– Мать сказала, что вы наблюдаете за мной. А потом я увидела вас…

– Твоя мать делилась чем-нибудь еще?

– Нет. Она едва может связать два слова. – Подобно охотнику, пытаюсь в темноте разглядеть Бронвен, но не получается. – Откуда вы знаете ее? Откуда она знает вас?

– Это не имеет значения.

– Это имеет значение для меня.

– У нас не так много времени, Фэллон.

Новая волна мурашек пробегает по телу.

Порыв ветра прочесывает ветви над нами, сквозь полог листьев пробивается лунный свет. Я различаю складки тюрбана, сморщенную кожу, напоминающую расплавленный воск, и молочные глаза, мерцающие белизной.

Я делаю шаг назад, мое сердце колотится где-то в горле. Флора говорила, что Бронвен слепа, но не упомянула, что она изуродована. Что с ней случилось?

– Освободи пять железных воронов, и ты станешь королевой.

Я замираю. Это еще что? Железные вороны? Королева? Образ пресыщенного жизнью, вальяжного Марко возникает у меня перед глазами, вызывая дрожь.

– Король помолвлен – и явно не со мной, – говорю я. – И я не люблю его.

– Я знаю, ты любишь другого мужчину семьи Реджио.

На этот раз мурашки проникают под кожу, а кровь стынет в жилах.

– Откуда вы?..

– Потому что я вижу, дитя.

Дрожь пробегает по спине, потому что если она и видит, то не глазами.

– Ты хочешь сказать, что, если я найду пять… статуй, Данте станет королем и выберет меня своей невестой?

– Я говорю, что Люче скоро будет принадлежать тебе, Фэллон Báeinach.

– Бэннок?[21] – Я пытаюсь повторить незнакомое слово. – Почему вы назвали меня Фэллон Бэннок? Что это значит?

Она отступает во тьму.

– Освободи воронов, Фэллон.

– Освободить их? Эти статуи заперты?

– Да.

– Где?

– Они спрятаны по всему королевству.

Я вскидываю руки в отчаянии:

– Тогда как, богов ради, я должна их найти?

Бронвен останавливается.

– Первая приведет тебя к остальным.

– И где же первая? – Она молчит так долго, что я выдыхаю уголком рта. – Отлично, обожаю секреты.

– Я вижу одну во дворце.

– Прискорбно, именно туда меня не пускают, – говорю я и про себя добавляю: Поверь мне, в противном случае я бы сейчас была там.

– Ты здесь, потому что пришло время. – Она сливается с темнотой, как будто у нее вовсе нет тела. – Никому не говори обо мне и о том, что ищешь, или навлечешь на всех проклятье.

– Проклятье на всех… – бормочу я себе под нос. – На кого всех?

Тишина.

– Кто вы? Почему я?

Снова тишина.

– Откуда вас знает моя мама?

Прохладный ветер развевает волосы и передает еще один навязчивый шепот.

– Он ждет тебя, Фэллон.

– Кто? Данте? Энтони? – Мое раздражение отражается эхом от стволов кипарисов, от их узловатых корней, от чернильного неба.

Мне хочется зарычать и порвать темноту, чтобы добраться до Бронвен, она приводит меня в бешенство своими загадками.

– Ты в порядке? – слышу я голос Энтони и оборачиваюсь.

Я хрипло выдыхаю, приглаживаю волосы, перебирают густые пряди.

– Да, – вру я.

– С кем ты разговаривала?

– Какая-то человеческая женщина. – Хотя человек ли Бронвен? От мысли, что она может быть кем-то другим, тонкие волоски на руках встают дыбом.

Энтони обходит меня, кричит, чтобы женщина показалась. Бронвен, конечно, не откликается.

Энтони углубляется во тьму. Я понимаю, что получила то, за чем пришла в Ракс, и все же… и все же я настолько сбита с толку, что мне хочется саму себя оттаскать за волосы. Я обхватываю себя руками и сосредоточенно смотрю на широкую фигуру Энтони, пробивающуюся сквозь густую черноту обратно ко мне.

– Я не должен был оставлять тебя одну, – бормочет он.

Я сжимаю его руки, чтобы успокоить.

– Я в порядке, Энтони.

Он стискивает зубы.

– Что она тебе сказала? Чего она хотела?

– Деньги. – Ложь.

– Ты дала ей что-нибудь?

– Медяк. Чтобы она могла накормить ребенка. – Сегодня вечером ложь так и сыпется из моих уст.

Его руки дергаются, а затем звенит металл.

– Возьми. – Энтони сумел достать монету из кожаного кошелька, прикрепленного к поясу.

Я качаю головой:

– Я и так тебе должна за сегодня.

– Фэллон…

Я накрываю его пальцы, в которых он сжимает монету.

– Пожалуйста, Энтони. Может, я и не купаюсь в тарекуоринском золоте, но и не нищая.

В конце концов он смягчается и прячет медяк обратно.

– Нужно возвращаться домой.

На этот раз я с готовностью соглашаюсь. И не потому, что собираюсь вторгнуться на королевский праздник, чтобы найти