Григорий Гребнев - Мир иной Страница 16

— А знаете, Андрей, он совсем не похож на охотника.

— А кто же он, по-вашему? — спросил Майгин.

— Не знаю, кто он, но только не охотник…

…Прошла еще неделя. В течение этих дней Константинов не выходил из подвалов подземного города. Он открыл там какие-то обширные отделения, уставленные машинами и огромными аппаратами. Когда Майгин и Берсеньев однажды спустились к нему, он показался им водолазом, осматривающим заглохшие машины потонувшего корабля. Переходя от одного механизма к другому и поглядывая время от времени в какие-то чертежи, извлеченные им из рюкзака, он записывал что-то и производил сложные вычисления. Заглянув в его блокнот, испещренный математическими формулами, Майгин сказал:

— Ого! Высшая математика…

Константинов строго взглянул на молодого геолога и ответил:

— Да. У меня здесь высшая. Но зато это, — он указал на машины, — математика высочайшая.

Геологи не докучали ему никакими преждевременными расспросами. Они чувствовали, что этот неожиданный пришелец знает о подземном городе что-то такое, чего не знают они, и потому решили запастись терпением и подождать, когда он кончит свои изыскания. Сами они распределили между собой разные объекты в подземном городе и также ежедневно изучали их.

Наконец однажды Константинов объявил, что он закончил изучение механизмов в подвалах города.

— Помните, друзья мои, когда вы в первый раз рассказывали мне историю вашего открытия и показали первые объемные картины иллюзионного аппарата, я сказал вам, что должен проверить одну невероятную мысль. Я закончил проверку. Моя невероятная догадка подтвердилась. И об этом я завтра доложу вам.

— Но почему не сегодня? — спросил Петя.

— Сейчас ночь. Если я вам скажу это сегодня, вы не будете спать. А спать вам надо. Вон до чего меня бессонные ночи довели, — показал Константинов на свои провалившиеся щеки. — А кроме того, — добавил он улыбаясь, — мне хотелось бы сделать свое сообщение нашему маленькому научному обществу в более торжественной обстановке.

— Согласен! — сказал Майгин.

— Я тоже, — сказал Берсеньев и добавил, лукаво улыбаясь: — Но все же я должен признаться, что первый раз встречаю охотника, таскающего в своей сумке чертежи, знакомого с интегралом Эйлера и с торжественной обстановкой научных обществ.

Константинов рассмеялся странным хриплым смехом, не изменив при этом ни на секунду сурового выражения своего аскетического лица.

— Вы сомневаетесь, Клавдий Владимирович, в том, что я охотник? Напрасно. Я охотник. Только дичь моя не от мира сего. Об этом я тоже расскажу вам завтра. А теперь разрешите пожелать спокойной ночи.

И он направился к своей палатке.

На другой день Берсеньев, Майгин, Петя и Константинов собрались в голубом коттедже с «саркофагами». Петя поставил на круглый стол чаши с пунцовым напитком, конфеты и цветные лепешки, принесенные Нэнэ из подвала дома. Константинов разложил подле себя свои чертежи и блокноты и подождал, пока Майгин и Берсеньев усядутся за стол.

— Если мои коллеги ничего не будут иметь против, — сказал он, — я предложу повестку нашего заседания.

Берсеньев утвердительно кивнул головой. Майгин не выдержал и расхохотался:

— Анафема! До чего же пышно! Настоящая академия. И дальневосточный Дон-Кихот в роли президента подземной научной ассамблеи. Слушайте, Константинов, вы или немножко, или очень много сумасшедший. Но, честное слово, вы мне нравитесь!

— Вы тоже, — улыбаясь, ответил Константинов.

— Сумасшедший?

— Нет. Нравитесь мне. Но мы еще успеем с вами объясниться в любви, милый Майгин. А сейчас приступим к делу. Первым должен выступить наш юноша. — Константинов взглянул на Петю. — Пусть расскажет, что за яства он поставил на этот стол. Потом уважаемый Клавдий Владимирович доложит нам о своих наблюдениях над немеркнущими светилами этого подземного мира, а затем вы, Майгин, расскажете о новых картинах «иллюзиона», виденных вами. Последним доложу уважаемому обществу о своих изысканиях я…

— Хорошо, — начал Петя. — Я скажу. Но вы ешьте, это очень вкусные штучки. Я назвал их «А-о», их так называла женщина, что в «иллюзионе» угощала своих гостей. Запивайте их «витном». Это какой-то очень питательный и освежающий напиток, похожий вкусом на вино. Вот я и дал ему имя «витно», от слова «вита» — жизнь. Конечно, эту еду и питье еще должны исследовать химики, и самое главное — узнать, почему они так долго хранятся и не портятся… Но я убедился, что одной лепешки достаточно, чтобы утолить голод чуть ли не на целый день. Нэнэ за несколько дней, проведенных в подвале, совсем переродился. Вы помните, каким он был? Я сам, например, раньше всегда болел животом, а теперь вот ем эти лепешки, и все как рукой сняло.

— Это что же, слабительное, что ли? — смеясь, спросил Майгин.

— Нет, — смущенно ответил Петя. — Но как-то очень хорошо себя чувствуешь, когда поешь их.

— Все? — спросил Берсеньев.

— Все.

— Доклад слабо обоснован с научной стороны, — резюмировал Майгин, наливая себе стакан пунцового «витна». — Но что делать? Петя не химик. С него взятки гладки.

Константинов отнесся к информации студента очень серьезно.

— И тем не менее он сказал много. Его наблюдения свидетельствуют, что пища и напиток, найденные вами в этом доме, обладают неоценимыми качествами. За вашу счастливую жизнь, юноша!

Константинов поднял стакан и осушил его одним духом.

— Я не мог близко наблюдать светящиеся шары над городом, — начал Берсеньев, — но я воспользовался биноклем и подзорной трубой. Я так же, как и Петя, ничего определенного сказать о предмете моих наблюдений не могу, однако кое-что я понял и кое о чем догадываюсь.

Берсеньев отхлебнул из своего стакана, забрал в горсть бороду и продолжал спокойно и размеренно:

— В шарах светится газ. Непрерывное свечение его поддерживает какой-то неиссякаемый источник энергии. Возможно, что источник энергии здесь один, действует он без проводов, на расстоянии, и питает все механизмы: лампы, белые зеркала «саркофагов», подъемники, двери, воздухоочистительные машины… Что это за «вечный двигатель»?.. Трудно сказать. Но если уж анализировать здесь все, то, видимо, без фантазии не обойтись… Мне кажется, что «вечное движение» здесь поддерживает какой-то неизвестный нам вид энергии, возможно — внутриатомная энергия. Вот и все, пожалуй.

Константинов кивнул. Глаза его блестели.

— Вы, Майгин, — повернулся он к молодому геологу.

Майгин неторопливо наполнил свой стакан.

— Я наблюдал при помощи своего и трех других найденных здесь «иллюзионов» разные бытовые сценки, — сказал он. — Все это, видимо, мелкие и непонятные мне делишки бывших жителей подземного города. Одна сцена показалась мне интересной. Дело происходило в обсерватории. Некто, по-видимому астроном, рассматривал звездное небо, но, представьте себе, не в телескоп, а в огромном зеркале. Отсюда, между прочим, вывод: значит, лампы эти они умели гасить, когда город был на поверхности. Иначе как они могли наблюдать ночное небо при таком освещении? — Майгин отпил глоток «витна». — Я астрономию помню только по гимназии, а это очень немного, но мне показалось… В общем, мне кажется, что в этом зеркале отражался не какой-нибудь маленький участок неба, а целое полушарие. Проекция целого полушария небесной сферы. Как будто наблюдение велось с высокой горы или… с воздушного шара.