Алексей Молокин - Лабух Страница 16

Когда кому-нибудь из уборщиков попадалась целая бутылка, раздавался горестно-облегченный вздох, и находка немедленно отправлялась в пластиковый мешок. Около платформы, где находился импровизированный буфет, уборщики обнаружили что-то интересное для себя. Приглядевшись, Лабух понял, что это почти полный ящик бутылок с пивом. Стенания уборщиков сменились радостным разноголосым клекотом. Вокруг ящика возник небольшой пыльный вихрь — возможно, странные существа подрались между собой за право запустить мохнатые лапы в ящик, но все быстро прекратилось. К образовавшейся толпе уборщиков поспешала грузная рослая старуха с особенно мохнатой физиономией. За собой старуха волокла здоровенную клеенчатую сумку на колесиках, более всего смахивающую на небольшой железнодорожный тендер. Бригадирша решительно разметала в стороны сгрудившихся вокруг ящика уборщиков и сердито заклекотала, выразительно размахивая корявыми лапами. Уборщики тотчас же прекратили свару и покорно внимали. Усмирив подчиненных, бригадирша с кряхтением подняла ящик, ухнула его в сумку и уселась на нее. Под бдительным взглядом начальницы уборщики зашевелились проворнее, и работа, что называется, закипела. Пластиковые мешки один за другим наполнялись пустыми бутылками и исчезали в неизвестном направлении, метлы и швабры мелькали так, что было любо-дорого посмотреть. Несколько уборщиков бросились подключать брезентовый брандспойт к пожарному гидранту, чтобы окончательно очистить помещение от ненужных остатков мусора. Понемногу группа уборщиков со своими орудиями приблизилась к завороженным этим зрелищем Лабуху с Мышонком. Подойдя совсем близко, уборщики недоуменно остановились, сбились в кучку и принялись о чем-то тихо совещаться. Видимо, не придя ни к какому решению, они разом повернулись в сторону бригадирши и начали ее кликать. В их скрипучих голосах явственно слышалось плохо скрываемое возбуждение.

Бригадирша нехотя сползла со своей сумки и на диво споро заковыляла к Лабуху. Вблизи она оказалась еще более странным созданием, чем издали. Тело главной уборщицы было обряжено в донельзя грязный халат некогда незабудочного цвета. Все, что не было прикрыто халатом, покрывала серая, свалявшаяся валиками шерсть, обильно присыпанная пылью. На корявых ступнях красовались грязные белые тапки внушительного размера. С волосатой морды на музыкантов внимательно уставились хитрые коричневые глазки. Вполне человеческие, между прочим. Бригадирша повелительно каркнула что-то, и ее свора послушно отступила. Некоторое время главная уборщица разглядывала Лабуха и Мышонка, потом ткнула в их сторону кривым черным когтем и проскрипела на человеческом языке:

— Ходють тут всякие, прибираться мешают, — во взгляде уборщицы мелькнуло что-то, она потянула воздух волосатыми ноздрями и утвердительно сказала:

— Вы не наши. И не клятые. Что дадите, чтобы мы вас не замели?

— Не беспокойтесь, пожалуйста, мы сейчас уйдем, — начал было Лабух, но бригадирша его не слушала.

— Вот это дай! — она требовательно протянула лапу к гитаре. — Дай вот это!

— Зачем тебе? — удивился Лабух.

— Музыка... Музыка — хорошо... Весело... — уборщица просительно заглянула Лабуху в глаза и просительно улыбнулась коричневыми губами. — Дай!

Уборщики были слышащими! Вот только с гитарой Лабух расставаться не собирался. Даже ради близкого знакомства с такой представительной дамой, как бригадирша.

— Лучше возьми вот это, — встрял Мышонок, протягивая уборщице плеер. — Я эту игралку у бешеных поклонниц отобрал, — пояснил он Лабуху, — как знал, что пригодится. Нравится?

Уборщица протянула корявую руку, взяла плеер и принялась его разглядывать. Она явно не знала, что с ним делать и, похоже, собиралась для начала попробовать на зуб.

Мышонок деловито закинул бас за спину, храбро подошел к уборщице, вставил в ее мохнатые уши звуковые бусинки и нажал кнопку.

Некоторое время бригадирша молчала, блаженно закрыв маленькие глазки, потом удовлетворенно кивнула.

— Хорошо. Теперь уходите. Не мешайте нам.

Лабух с Мышонком повернулись и пошли к выходу из депо.

Снаружи их, оказывается, ждали.

Около алого «родстера», сыто урчащего двигателем, стояла серебряная лютнистка Дайана с каким-то лысоватым хмырем в косухе и при галстуке. Хмырь-модник радостно улыбался и призывно махал музыкантам рукой.

— А мы уж вас заждались! — воскликнула Дайана. — Знакомьтесь, этот молодой человек — Лоуренс. Он неправильный глухарь.

— Ну и чего надо от нас этому Лоуренсу? — спросил Лабух. — И что значит «неправильный»? Недоглушили, что ли, его в молодости?

— Сейчас мы сядем в машину и уедем отсюда, а по дороге я тебе все объясню. — Дайана открыла дверцу «родстера» и указала на тесное, как во всех спортивных автомобилях, заднее сиденье. — Поехали!

«Не хотелось бы куда-то ехать в одной машине с глухарем, пусть даже неправильным, — подумал Лабух. — Однако придется. Во-первых, мы все-таки обязаны Дайане, а во-вторых, добираться пешком все-таки далековато, да и неизвестно, как теперь отсюда выбираться. Старые Пути затянуло какой-то дымкой, а другой дороги я не знаю. Хотя, может быть, через Гнилую Свалку?..»

— Вот и славно, — Мышонка, похоже, совершенно не смущала перспектива прогулки с глухарем. — А то еще раз переться через Гнилую Свалку — нет уж, спасибо!

И первым полез в машину.

— А куда мы, собственно, едем? — спросил Лабух, когда «родстер» рванул с места и помчался, набирая скорость, по узкой асфальтированной дороге в сторону громыхающих бесконечных составов.

— Ко мне, — вежливо ответил Лоуренс. — Мы едем ко мне. И, поверьте, на этот раз проблем с патрулями у вас не будет. У меня имеется спецпропуск.

— Лоуренс — советник мэра. Он очень интересуется слышащими и давно хотел с тобой познакомиться, Лабух. И вообще, у глухарей, оказывается, есть чувство ритма.

— У нас есть чувство ритма, — подтвердил хмырь, небрежно повернувшись в сторону музыкантов, — у нас есть самые разные чувства, в том числе и те, которых, наверное, нет у вас. Например, чувство долга или чувство ответственности.

Лабух хотел было обидеться, но подумал, что это выглядело бы смешно, тем более что глухарь — он и есть глухарь, даром что неправильный. Хотя интересно бы спросить, с каких это пор глухари щеголяют в косухах их натуральной хряповой кожи?

Глава 6. Неправильный глухарь

У Лабуха никогда не было собственного автомобиля.

Во-первых, звукари, по определению, не имели право разъезжать где попало — их место на задворках большого города, в старых кварталах, в трущобах, там, где нет вылизанных до блеска скоростных магистралей и широких проспектов.