Исай Давыдов - Он любил вас. Девушка из Пантикапея (сборник). Страница 16

В своих утренних интервью астрономы всех стран отмечали, что взрыв произошел не там, где ожидали его увидеть. Он сдвинулся чуть-чуть в сторону. Всего лишь на две минуты, но сдвинулся.

Многие понимали, что две минуты — это только здесь, на Земле, «чуть-чуть». А там, в космосе, — это гигантские расстояния.

Еще через день люди узнали, что, в соответствии с решением Женевского совещания глав правительств, на следующие сутки после уничтожения болида по всей Земле было прекращено производство атомного и ядерного оружия и строительство военных ракет. Специальная международная комиссия начала проверять выполнение этого решения. Планета, наконец, перестала вооружаться. Впервые за всю свою историю.

А еще через день газеты и радио сообщили, что принят и расшифрован последний сигнал, переданный с помощью лазера Федором Веселовым:

«Болид отклонился от рассчитанной орбиты. Выключаю автоматы. Перехожу на ручное управление… Прощай, Земля!»

Люди, слушавшие это по радио, снимали шапки.

Люди, читавшие это в газетах, снимали шапки. Многие плакали. На домах как-то стихийно начали вывешивать траурные флаги. Все уже знали, что только автоматы могли осуществить тот маневр, который давал космонавту шансы на спасение.

22

В Лермонтовском сквере Пензы можно иногда увидеть молодую женщину с детской коляской. У женщины прозрачные, очень красивые серые глаза. И очень печальные.

Эту женщину сразу узнают. Еще бы — ее портреты были во всех газетах и журналах мира. Она так и не осталась в Москве. Она вернулась в Пензу, и живет у родителей, и ходит в гости к своей свекрови, и подолгу стоит над крутым обрывом во дворе, где когда-то, еще мальчишкой, играл ее муж. Когда люди узнают ее, они думают:

«Он любил ее! Это его жена…»

И уступают ей дорогу, и очередь у кассы в магазине, и место на скамейке в сквере. Она тоже часто думает, когда глядит на людей:

«Он любил вас!.. Он всех вас любил!.. И ни разу не сказал об этом…» В его дворе по-прежнему бегают мальчишки. Они играют в войну, и гоняют на велосипедах, и бьют окна футбольным мячом. Их ругают и матери, и соседки, и дворники. Они плачут, просят прощения, а на другой день все начинается снова — потому что они мальчишки. Почти все они хотят стать космонавтами. И ведь кто-то из них станет!

ДЕВУШКА ИЗ ПАНТИКАПЕЯ

1

В институте я проклинал латынь. Мне казалось, что изучать римское право можно, и не зная языка, на котором говорили юристы древности. «К чему этот мертвый язык?» — не раз кричал я на занятиях. Дважды я уводил с семинаров по латыни почти всю группу. Мы уходили в кино, и потом я получал выговоры за отличную организацию этих культпоходов. Но репрессии декана меня не останавливали.

Наш толстый и неповоротный латинист ненавидел меня, кажется, не меньше, чем я ненавидел латынь. Он принципиально не поставил бы мне больше тройки даже за самый блистательный ответ. А я счел бы себя оскорбленным, если бы получил по латыни больше, чем тройку. У меня неплохая память. Я кое-как усвоил латинские склонения и спряжения — они запоминались почему-то довольно легко. Но я жалел время на латынь. То, что задавалось, я прочитывал только один раз — достаточно!.. И поэтому на семинарах и экзаменах я отвечал коряво, дубово, мучительно вытаскивая из памяти нужные слова. Я получал свою заслуженную тройку и счастливо улыбался, как будто мне назначили повышенную стипендию. А толстый латинист, выводя мне отметку, усмехался и качал тяжелой лысой головой. У него была такая усмешка, как будто он знал о том, что произойдет через несколько лет.

А сейчас я рад, что изучал латынь хоть так, рад, что запомнил из нее хоть что-то. Какие-то фразы, какие-то слова. Наверно, не знай я их, все, что произошло, — произошло бы не со мной, а с кем-то другим. А я уже не представляю себе, как можно было бы жить, если бы это произошло не со мной. Мертвый язык оказался не таким уж мертвым… Мы сидели с Витькой у костра. У обыкновенного костра, какие разжигают в дороге все путники. В пяти шагах от нас стоял взятый Витькой напрокат «Москвич». Мы ехали к морю. Ехали отдыхать. Вдвоем. Нам было весело с Витькой. Мы ведь старые друзья — еще с детства. Когда-то мы вместе бегали в первые классы московской сто двадцать шестой школы. Она стояла в глубине двора, за гостиницей «Пекин», возле площади Маяковского. Это была мужская школа. На переменах мы гоняли по коридорам пустые консервные банки, а после уроков дрались с местной шпаной и менялись марками. А потом наши классы переформировали, потому что снова стали вводить совместное обучение мальчиков и девочек. Мы с Витькой попали в разные школы и после этого уже только ходили друг к другу в гости.

Через несколько лет разные институты с железной неумолимостью растащили нас в разные стороны, и мы не виделись бездну времени, и встретились вот только три месяца назад на улицах города, где оба живем и работаем уже около двух лет. Витька сейчас кибернетик. Он работает на оборону, засекречен с головы до пят, и поэтому неудивительно, что я ничего не знал о нем. А я — юрист. Витька не ходит в суд, и поэтому неудивительно, что он ничего не знал обо мне.

Мы решили провести отпуск вместе. Мне показалось, что нам может быть скучно вдвоем, и я предложил взять с собой двух знакомых девчат. Витька отрицательно покачал головой.

— Не стоит, — сказал он. — Когда станет скучно, — познакомимся по дороге.

Витька — гений! Если бы он тогда согласился — все было бы не так.

В общем, мы сидели у костра. У последнего костра перед Симферополем. Завтра мы должны были ночевать уже в ялтинском кэмпинге. Мы варили на костре суп из говяжьей тушенки и смотрели на звезды. Их было очень много на густо-черном крымском небе. Мне показалось, что одна из звезд движется. Я даже не обратил на это особого внимания. Наверно, какой-нибудь очередной спутник. Их ведь сейчас полно над землей — и наших, и американских. Отсюда не разберешь, чей он и зачем он летит над нами. И, значит, не стоит ломать себе над этим голову. Надо просто наслаждаться южной ночью, и костром, и теплой землей, на которой можно растянуться. Не так уж часто приходится в нынешние времена нашему брату, горожанину, сидеть у костра… Мы доедали суп из тушенки, когда что-то темное и круглое бесшумно пролетело над нами.

— Смотри! — крикнул Витька и задрал вверх голову.

Я тоже задрал вверх голову и увидел, как очень большое черное пятно одну за другой глотает звезды и выплевывает их сзади.

— Похоже на летающую тарелку, — сказал Витька.