Кир Булычёв - «Если», 2002 № 12 Страница 16

Удалов отмахнулся от слов волшебника, но не пропустил их мимо ушей. Он и сам побаивался возможных последствий. Мало ли что пожелает Ксения — чувства ее бывают необузданны.

— Лучше потрать желание на себя, — предложил Минц. — Все равно это не изменит твоей жизни.

Удалов пожал плечами. Он не мог придумать ничего достойного.

— Может, пройтись по экологии? — спросил он. — Экология у нас паршивая.

— Экология не может быть паршивой, как не может быть паршивой история или математика. Экология — это наука, а ты имеешь в виду природу.

— Хотя и природа паршивой быть не должна, — добавил волшебник.

— Ну, я имел в виду рыб в озере Копенгаген и в речке Гусь. Совсем мало осталось. Пусть вернутся крокодилы в наши водоемы.

— Вот и представь себе, — сказал волшебник, что появятся в озере крокодилы. И первым делом сожрут всех рыб.

— Ну, уж не всех!

— Затем примутся за рыбаков.

— Устроим там заповедник. Никаких рыбаков…

— Значит, крокодилы возьмутся за купальщиков, и когда погибнут первые дети из оздоровительного лагеря, тебя, Удалов, выловит милиция.

— А потом, — добавил Минц, — твои крокодилы выберутся на берег и начнут охотиться на грибников.

— Кончайте пугать! — Удалов уже не настаивал на крокодилах.

— Найди что-нибудь безвредное, — сказал Минц.

— Знаю! Кассету с кинофильмом «Волга-Волга». Ее давно в торговой сети нет.

— Надо подумать, — сказал волшебник. — Какой может быть вред от нарушения пространства и времени… с помощью одной кассеты.

— Масса вариантов, — сказал Минц. — Неограниченное поле для локальных возмущений.

— Придумал, — воскликнул Удалов. — Я желаю, чтобы вы, рыбки, исполнили самое ценное для себя желание и немедленно отправились метать икру в Саргассово море.

— Ты отдаешь желание нам? — послышался рыбий голос.

— Этого ведь еще никто не делал? — спросил Удалов.

— Ну, вы гений! — сказал волшебник. — Даже я до такого догадаться не смог.

— И это не принесет вреда? — хитро спросил Удалов.

— Принесет, но не нам, а, вернее всего, рыбьему племени.

— Помолчите, люди, — попросила рыбка. — Мы проводим телепатическое селекторное совещание.

— Ох, чего мы сейчас увидим, — с некоторым страхом в голосе прошептал Лев Христофорович.

Удалов хлопнул себя по карману.

— Ушла, — сказал он, — вместе с баночкой.

— Значит, все они ушли.

— А что же они загадали? — спросил Минц.

— Справки получите у Нептуна, — ответил Ходжа Эскалибур.

…Они еще постояли на дворе.

Город удовлетворенно затихал.

Все желания, которые можно было выполнить, уже были выполнены. Если кто чего и не успел спросить, то уже никогда и не спросит.

Некоторые пожилые люди полагают, что Великий Гусляр, как и вся Россия, стал хуже, и народ в нем испортился, и нравы никуда не годятся.

Чепуха все это!

Тридцать лет назад водки не хватало, сейчас — долларов.

Как тридцать лет назад посещение города золотыми рыбками в его жизни ничего не изменило, так и завтра ничего не изменится. Прав, пожалуй, Лев Христофорович.

Даже новый писатель Ложкин не прославится и не разбогатеет.

А вот космического шпиона Никодима с треском уволят со службы. Не ставь личное выше служебного долга!

Но это не наши проблемы.

Главное, я вам забыл сказать!

Ведь Удалов пожелал золотым рыбкам самим загадать себе желание.

Вот этого делать не следовало!

Представляете, что эти мерзавки загадали?..

На этом рукопись обрывается. □

Том Пардом

ЗАЩИТНИК ДЕМОКРАТИИ

Вожди оппозиции потребовали объявить вотум недоверия правительству еще до того, как Вен Кан закончил первую половину своей речи. В последовавших дебатах они не раз помянули проблемы с умственным здоровьем, которые были у его отца, а также появлявшуюся иногда у самого Вена склонность к сомнительным порывам.

— Нельзя воевать путем голосования, — истерически вещал Главный Спикер основной оппозиционной партии. — Война, в первую очередь, требует централизованного и скоординированного планирования. Наш новый Первый Администратор начинает свое пребывание на посту — которое, если нам повезет, продлится лишь несколько часов — с предложения настолько эксцентричного, что его впору счесть симптомом душевной болезни.

— Мы вступили в борьбу, которая должна решить политическую судьбу всех городов на Луне, в тон ему говорил Старший Аналитик.

— Нам противостоит сила, управляемая одним могущественным мозгом. Но самые последние исследования подтверждают: генетические возможности нескольких сотен наших граждан позволяют оснастить каждого из них мозгами, превосходящими предполагаемую интеллектуальную мощь противника в 1,2–3,3 раза. Не лучше ли нам поставить наши силы под командование одного из подобных умов? Это будет более разумно, чем внедрение той причудливой схемы, которую предлагает Первый Администратор.

С точки зрения Вена Кана, война представляла собой конфликт, аналогичный всем тем, в которых ему приходилось участвовать: противостояние чистейшего света и столь же густой, неразбавленной тьмы.

— С одной стороны, — провозгласил Вен, — мы видим республику, наиболее чтимыми гражданами которой являются ученые, художники и предприниматели. С другой стороны — противостоящие им темные силы. Управляет ими женщина, чей путь к верховной власти устилают трупы, которая на пиру, в присутствии двух сотен гостей, своей собственной рукой перерезала глотки пятерым из своих соперников. Если нам доведется пережить это испытание, если нам суждено повести свой род к сверкающему славой будущему, мы должны целиком использовать величайшую сторону нашего могущества: творческий потенциал и воображение города, населенного свободными и гуманными личностями!

К счастью, политические способности Вена были известны в той же мере, как и его пристрастие к напыщенным выражения^. Вместе со своими двумя помощниками он провел все необходимые приготовления, прежде чем предстать перед почтенными членами законодательного собрания и произнести первые слова своей речи. Руководители восьми партий, входящих в коалицию Вена, получили хорошие посты в его кабинете. Были внесены определенные изменения в области политики.

Целую стену в кабинете Вена Кана занимала экран-карта. Наиболее четко на ней выделялись два кратера: Коперник, расположенный в левом нижнем углу, и его меньший сосед, Эратосфен, находящийся в верхнем правом.