Айзек Азимов - На земле достаточно места (Сборник рассказов) Страница 16

– Но кому-то разрешается пользоваться государственным хроноскопом? отрывисто спросил Фостер.

– Вне нашего отдела - никому и ни под каким предлогом. Я говорю об этом только потому, что вы, как я вижу, уже сами об этом догадались. Но должен предостеречь вас, что оглашение этого факта будет уже не нарушением этики, а уголовным преступлением.

– И ваш хроноскоп проникает не дальше ста двадцати пяти лет, не так ли?

– Вот именно.

– Значит, ваш бюллетень и сообщения о хроноскопировании античности сплошное надувательство?

Эремен невозмутимо ответил:

– Собранные вами данные доказывают это с достаточной неопровержимостью. Тем не менее я готов подтвердить ваши слова. Этот ежемесячник надувательство.

– В таком случае, - заявил Фостер, - я не намерен давать обещания скрывать то, что мне известно о хроноскопии. Если вы решили меня арестовать, - что ж, это ваше право. Моей защитительной речи на суде будет достаточно, чтобы раз и навсегда сокрушить вредоносный карточный домик руководства наукой. Руководить наукой - это одно, а тормозить ее и лишать человечество ее достижений - это совсем другое.

– Боюсь, вы не вполне понимаете положение, доктор Фостер, - сказал Эремен. - В случае отказа сотрудничать с нами вы отправитесь в тюрьму немедленно. И к вам не будет допущен адвокат. Вам не будет предъявлено обвинение. Вас не будут судить. Вы просто останетесь в тюрьме.

– Ну, нет, - ответил Фостер. - Вы стараетесь меня запугать. Сейчас ведь не двадцатый век.

За дверью кабинета раздался шум, послышался топот и визгливый вопль, который показался Фостеру знакомым. Заскрежетал замок, дверь распахнулась, и в комнату влетел клубок из трех тел.

В тот же момент один из боровшихся поднял свой бластер и изо всех сил ударил противника по голове. Послышался глухой стон, и тот, кого ударили, весь обмяк.

– Дядя Ральф! - крикнул Фостер.

– Посадите его в это кресло, - нахмурившись, приказал Эремен, - и принесите воды.

Ральф Ниммо, осторожно потирая затылок, заметил с легкой брезгливостью:

– Право же, Эремен, прибегать к физическому насилию не было никакой надобности.

– Жаль, что охрана прибегла к физическому насилию слишком поздно и вы все-таки ворвались сюда, Ниммо, - ответил Эремен. - Ну, тем хуже для вас.

– Вы знакомы? - спросил Фостер.

– Я уже имел дело с этим человеком, - вздохнул Ниммо, продолжая потирать затылок. - Уж если он явился к тебе собственной персоной, племянничек, значит, беды тебе не миновать.

– И вам тоже, - сердито сказал Эремен. - Мне известно, что доктор Фостер консультировался у вас относительно литературы по нейтринике.

Ниммо было нахмурился, но тут же вздрогнул от боли и поспешил разгладить морщины на лбу.

– Вот как? - сказал он. - А что еще вам про меня известно?

– В ближайшее время мы узнаем о вас все. А пока достаточно и этого. Зачем вы сюда явились?

– Дражайший доктор Эремен, - сказал Ниммо, к которому отчасти вернулась его обычная легкомысленная манера держаться. - Позавчера мой осел племянник позвонил мне. Он поместил какие-то таинственные документы...

– Молчите, не говорите ему ничего! - воскликнул Фостер.

Эремен холодно взглянул на молодого физика.

– Нам все известно, доктор Фостер. Ваш сейф вскрыт, и его содержимое конфисковано.

– Но откуда вы узнали... - Фостер умолк, задохнувшись от ярости и разочарования.

– Как бы то ни было, - продолжал Ниммо, - я решил, что кольцо вокруг него уже замыкается и, приняв кое-какие меры, явился сюда, намереваясь убедить его бросить заниматься тем, чем он занимается. Ради этого ему не стоило губить свою карьеру.

– Из этого следует, что вы знали, чем он занимается? - спросил Эремен.

– Он мне ничего не рассказывал, - ответил Ниммо, - но я же писатель при науке с чертовски большим опытом! Я ведь знаю, почем фунт электронов. Мой племянничек специализируется по псевдогравитационной оптике и сам же втолковал мне ее основные принципы. Он уговорил меня достать ему учебник по нейтринике, и, прежде чем отдать ему пленку, я сам быстренько ее просмотрел. А помножить два на два я умею. Он попросил меня достать ему определенное физическое оборудование, что также о многом говорило. Думаю, я не ошибусь, сказав, что мой племянник построил полупортативный хроноскоп малой мощности. Да или... Да?

– Да. - Эремен задумчиво достал сигарету, не обратив ни малейшего внимания на то, что профессор Поттерли, который наблюдал за происходящим как во сне, со стоном отшатнулся от белой трубочки. - Еще одна моя ошибка. Мне следует подать в отставку. Я должен был бы присматривать и за вами, Ниммо, а не заниматься исключительно Поттерли и Фостером. Правда, у меня было мало времени. Вы сами благополучно сюда явились. Но это не может служить мне оправданием. Вы арестованы, Ниммо.

– За что? - возмущенно спросил писатель.

– За нелегальные научные исследования.

– Я их не вел. И к тому же я не принадлежу к категории зарегистрированных ученых, и значит, подобное определение ко мне не подходит. Да и в любом случае - это не уголовное преступление.

– Бесполезно, дядя Ральф, - свирепо перебил его Фостер. - Этот бюрократ вводит собственные законы.

– Например? - спросил Ниммо.

– Например, пожизненное заключение без суда.

– Чушь! - воскликнул Ниммо. - Сейчас же не двадца...

– Я уже это говорил, - пояснил Фостер. - Ему все равно.

– И все-таки это чушь, - Ниммо уже кричал. - Слушайте, Эремен! К вашему сведению, у меня и моего племянника есть родственники, которые поддерживают с нами связь. Да и у профессора, наверное, тоже. Вам не удастся убрать нас без шума. Начнется расследование, и разразится скандал. Сейчас не двадцатый век, что бы вы ни говорили. Так что не пробуйте нас запугать.

Сигарета в пальцах Эремена лопнула, и он с яростью отшвырнул ее в сторону.

– Черт возьми! Не знаю, что и делать, - сказал он. - Впервые встречаюсь с подобным случаем... Ну, вот что: вы, трое идиотов, не имеете ни малейшего представления, что именно вы затеяли. Вы ничего не понимаете. Будете вы меня слушать?

– Отчего же, - мрачно сказал Ниммо.

(Фостер молчал, крепко сжав губы. Глаза его сердито сверкали. Руки Поттерли извивались, как две змеи.)

– Для вас прошлое - мертвое прошлое, - сказал Эремен. - Если вы обсуждали этот вопрос, так уж, наверное, пустили в ход это выражение. Мертвое прошлое! Если бы вы знали, сколько раз я слышал эти два слова, то вам бы они тоже стали поперек глотки. Когда люди думают о прошлом, они считают его мертвым, давно прошедшим, исчезнувшим навсегда. И мы стараемся укрепить их в этом мнении. Сообщая об обзоре времени, мы каждый раз называли давно прошедшее столетие, хотя вам, господа, известно, что заглянуть в прошлое больше чем на сто лет вообще невозможно. И всем это кажется естественным. Прошлое для широкой публики означает Грецию, Рим, Карфаген, Египет, каменный век. Чем мертвее, тем лучше. Но вы-то знаете, что пределом является столетие. Так что же в таком случае для вас прошлое? Ваша юность. Ваша первая любовь. Ваша покойная мать. Двадцать лет назад. Тридцать лет назад. Пятьдесят лет назад. Чем мертвее, тем лучше... Но когда же все-таки начинается прошлое?