Кит Ломер - Ночь иллюзий Страница 16

Трейт вышел и через минуту вернулся с бутылкой виски. Я отглотнул из горлышка пару унций, и все происходящее показалось более сносным.

- Что-то здесь говорилось о плате? - сказал я.

- Сотня долларов - огрызнулся Носатый; - Не так уж плохо для пьяницы за час или два работы.

- У меня ощущение, что это было дольше, - сказал я. - Никакого вреда? А? А как насчет амнезии?

- Ну... - сказал лениво Трейт, - тебе лучше знать, Барделл.

- Выкиньте его отсюда, - сказал Ван Ваук. - Меня тошнит от его вида. Вот. - Он полез в карман, достал бумажник, извлек пачку купюр и кинул мне.

Я пересчитал бумажки.

- Сотня, верно, - сказал я. - Но насчет амнезии - это была прямая подача. Я немного смущен, джентльмены. Вас, ребята, я помню... - Я огляделся, запоминая всех. - Но я почему-то не помню нашей сделки...

- Выкиньте его! - завопил Ван Ваук.

- Я ухожу, - сказал я Трейту. Он вывел меня в коридор.

- Между нами, мальчиками, - сказал я, - что здесь случилось?

- Ничего, дружище. Маленький научный эксперимент, вот и все.

- Тогда как получилось, что я ничего о нем не помню? Черт, я даже не знаю, где живу. Как называется этот город?

- Чикаго, дружище. И ты нигде не живешь. Но теперь можешь снять номер.

Двойные двери открылись на цементные ступеньки. Лужайки и деревья выглядели очень старыми и знакомыми даже в темноте.

- Летнее убежище Сенатора, - сказал я. - Только без прожекторов.

- Не стоит верить этим политикам, - сказал Трейт. - Послушай моего совета и не пытайся вымогать больше, Барделл. Ты получил свою сотню, даже если твои шарики и смешались немного, но, черт возьми, они не были в отличной форме и до того, как ты пришел сюда. И я был бы поосторожнее с этим мускателем без фабричного клейма, дружище.

- "Ластрион Конкорд", - сказал я. - Дисс. Мисс Реджис. Ничего этого не было, а?

- У тебя было что-то вроде ночного кошмара. Ты чуть не взорвал все электронные лампы в старом любимчике Франкенштейна. Иди заправься, выспись и будешь как новенький.

Мы сошли со ступеней, и он подтолкнул меня в сторону ворот.

XXIII

Зима выдалась холодной. Я направился к порту, надеясь начать кутеж пораньше. По цене 1.79 за бутылку, имея сотню долларов, можно было просто упиться мускателем. Я попытался вычислить, сколько мне причитается выпивки, дошел до 15 галлонов и случайно увидел свое отражение в витрине.

По крайней мере, я догадался, кто это. Но узнал себя с трудом. Мои глаза уставились на меня из темного стекла, как парочка заключенных, проводящих жизнь в одиночках. Мое лицо выглядело больным, изношенным, изборожденным морщинами. Седая щетина была с четверть дюйма, голова покрыта седыми нечесаными лохмами. Мое адамово яблоко ходило ходуном, когда я сглатывал. Я высунул язык, он тоже выглядел неважно.

- Ты в плохой форме, старина, - сказал я незнакомцу в витрине. - Наверное, пятнадцать галлонов выпивки - не то, что тебе необходимо сейчас.

Я стоял, глядя на свое отражение, и ждал, когда внутренний голос запищит и напомнит, как согревает сердце выпивка, как замечательно она проскальзывает по языку и добирается до желудка, прожигая путь вниз, успокаивает боль в костях и делает гибкими суставы, приносит уют и легкость мыслям.

Но он не напомнил. А если и напомнил, то я не услышал его. Я чувствовал, как бьется сердце глухими больными ударами, работая чересчур напряженно только для того, чтобы я мог продолжать идти. Я слушал хрипы в легких, ощущал толчки, когда колени шатались из стороны в сторону, подобно струнам контрабаса, болезненную истощенность ослабших мышц.

- Что случилось со мной? - спросил я старика в витрине. Он не ответил, лишь облизнул губы серым языком.

- Ты выглядишь таким же испуганным, каким чувствую себя я, папаша, сказал я. - Между прочим, как тебя зовут?

- Носатый называл тебя Барделл.

- Да, Барделл. Я... был актером. - Я попробовал примерить эту мысль на себя. Она подходила, как бывший в употреблении гроб.

- Они вытащили меня из канавы, - сказал я. - Эти мальчики в белых халатах, Ван Ваук и другие. Им нужна была морская свинка. Я записался добровольцем.

- Так заявили они. А до этого - что?

- Я что-то не могу вспомнить. Должно быть из-за мускателя. Он испортил твои мозги. Мои мозги. Наши мозги.

- Итак, что мы намерены делать со всем этим? Я подумал о выпивке и почувствовал приступ тошноты.

- Никакой выпивки, - сказал я. - Окончательно - никакой выпивки. Возможно, нужно посетить доктора. Но не, такого, как Иридани. Возможно, улучшить питание. Больше спать. Когда последний раз ты спал в постели, старина?

Этого я тоже не мог вспомнить. Теперь я был послушным и испуганным. Незнание, кто ты и откуда, вызывает чувство глубокого одиночества. Я оглядел улицу. Если я когда-нибудь и видел ее до этого, то не мог вспомнить когда. Но я знал, что в порт нужно идти этой дорогой, а к кварталу, где на домах висели таблички "Сдаются комнаты - на день, на неделю, на год" - другой.

- Вот то, что мне нужно, - сказал я. - Мой голос был столь же скрипучим и старым, как изношенный башмак. - Чистая постель и сон на всю ночь. Завтра ты почувствуешь себя лучше. И тогда ты вспомнишь.

- Обязательно. Все будет отлично - маньяна.

- Благодарю, приятель: ты оказал большую помощь. - Я помахал старику в витрине, и он помахал в ответ, я повернулся и пошел, но не в сторону порта.

XXIV

Пожилой женщине не понравилась моя внешность (за что я ее не виню), но понравилась десятидолларовая банкнота. Она пропыхтела два этажа, распахнула дверь голой убогой маленькой комнаты с высоким потолком и черным полом и показала потертый ковер, латунную узкую кровать, шифоньер и умывальник. Ржавые пружины жалобно заскрипели, когда я сел на матрац.

За доллар сверх платы она снабдила меня бело-желтым полотенцем и простыней с бледным пятном посередине, жесткой, как скребница, и обмылком кораллового цвета, который пах формальдегидом. Аромат одиннадцати долларов наличными, видимо, ударил ей в голову, потому что она даже пожелала мне спокойной ночи.

Я помок некоторое время под душем, затем поскреб бритвой свои бакенбарды и перешел к свисающим на шею лохмам, чтобы навести хоть какой-нибудь порядок.

- Хорошая работа, старина, - сказал я лицу в зеркале. - Ты уже выглядишь как хорошенький труп.

Вернувшись в комнату, я скользнул между простынями, напоминающими накрахмаленную мешковину, свернулся клубком вокруг пары сломанных пружин, которые торчали сквозь хлопчатобумажный материал, и отплыл в то место, где годы, болезни и человеческая бренность не существуют, где небо розовое круглый день, где мягкие голоса наших любимых рассказывают, какие мы замечательные, отныне и навсегда, аминь.

XXV

Утром я чувствовал себя лучше. Я доверил хозяйке еще одну десятидолларовую бумажку с поручением купить мне нижнее белье и носки. То, что она принесла, не было новым, но было чистым, а кроме того, было девять долларов сдачи.