Станислав Лем - Дневник, найденный в ванне Страница 16

- Я слушаю вас.

- Вы знаете шефа Отдела Инструкций? - спросил я.

Он слегка приподнял брови.

- Майора Эрмса? Знаю.

- И номер его комнаты?

Священник смешался. Он попытался теребить пуговицы мундира так, словно это была сутана.

- Вероятно, произошла... - начал он, но я его прервал:

- Итак, какой это номер, по вашему мнению, господин аббат?

- Девять тысяч сто двадцать девять, - ответил аббат. - Но я не понимаю, почему я...

- Девять тысяч сто двадцать девять, - медленно повторил я. Мне казалось, что я уже не забуду этот номер.

Священник смотрел на меня со все большим удивлением.

- Вы... Прошу прощения... Брат Уговорник дал мне понять...

- Брат Уговорник? Тот монах, который привел вас? Что вы о нем думаете?

- Я в самом деле не понимаю... - проговорил священник.

Он все еще стоял за письменным столом.

- Брат Уговорник является руководителем кружка монашеского рукоделия.

- Это полезное дело, - заметил я. - И что же, позвольте узнать, эта ячейка изготовляет?

- В основном литургические облачения и принадлежности для церковной службы, всякую религиозную утварь...

- И больше ничего?

- Ну, иногда... по особому заказу... Например, для Отдела Слежки и Доносительства недавно была изготовлена, как я слышал, партия кипятильников для чая с подслушивателями. А Геронтофильная Секция заботится об одежде и разных мелочах для болезненных старцев, скажем, о грелках с пульсографами.

- С пульсографами?

- Да, для регистрации затаенных влечений... Магнитофонные подушечки, в расчете на разговаривающих во сне... И так далее. Но как же так, разве брат Уговорник не говорил вам обо мне?

- Он говорил мне о различных... - я замолчал.

- Сотрудниках нашего Отдела?

- Мы говорили...

- Прошу прощения...

Священник вскочил с кресла, подбежал к сейфу и тремя уверенными движениями набрал номер на цифровых дисках.

Стальная дверь, щелкнув, приоткрылась.

Стали видны груды разноцветных, с печатями, папок. Священник стал лихорадочно рыться в них, вытащил одну, и я снова увидел его бледное лицо с блестевшими на лбу и под носом капельками пота, мелкими, как булавочные острия.

- Прошу вас, располагайтесь, я сию минуту вернусь.

- Нет! - крикнул я, вскакивая с места. - Передайте эту папку мне! Мною руководило какое-то вдохновение.

Он обеими руками прижал папку к груди. Я подошел к нему, впился взглядом в его глаза и взялся за картонный край папки, он не хотел ее отпускать.

- Девятнадцать, - медленно проговорил я.

Капли пота, как слезы, катились по его щекам. Папка сама перешла в мои руки. Я открыл ее. Она была пуста.

- Служба... Я действовал... Приказ свыше, - лепетал священник.

- Шестнадцать, - сказал я.

- Пощадите! Нет!

- Сядьте, пожалуйста. Вы не выйдете из этой комнаты, пока не получите разрешения по телефону, святой отец. Понимаете?

- Так точно!

- И сами вы не будете никому звонить?

- Нет! Клянусь!

- Хорошо.

Я вышел, закрыл за собой дверь, прошел по коридору, миновал пустую потемневшую часовню, спустился по винтовой лестнице. Снаружи часового уже не было. Я вызвал лифт - и вдруг обнаружил, что держу в руках отобранную у священника желтую папку.

Комната девять тысяч сто двадцать девять находилась на девятом этаже. Я вошел туда без стука.

Одна из секретарш вязала на спицах, другая ела бутерброд с ветчиной и помешивала чай. Я поискал глазами следующую дверь, в кабинет шефа, но здесь не было видно никаких других дверей. Это меня шокировало.

- К майору Эрмсу, со специальной миссией, - объявил я.

Секретарши словно бы и не слышали. Та, которая вязала, сосредоточенно считала петли.

"Может, нужен какой-то пароль?" - мелькнуло у меня в голове. Я еще раз окинул взглядом небольшую комнату. Вдоль стен стояли секции узких полок, разделенных вертикально на большое число узких ячеек. Над одной из них, довольно высоко, висел раскрашенный в цветочки микрофон. Обратиться еще раз значило смириться с поражением. Я положил свою желтую папку на стол той девушки, которая ела.

Она посмотрела на нее, продолжая жевать. Над зубами у нее розовели десны. Затем мизинцем отодвинула салфетку, в которую был завернут хлеб, но так, что часть его осталась выдвинутой за край бумаги.

Я подошел к полке и в глубине ячейки заметил за ней что-то белое поверхность двери.

Она была загорожена полками. Без раздумий я ухватился за секцию и стал ее отодвигать. Вертикальные пластины, делящие полки на ячейки, угрожающе зашелестели.

- Шестнадцать, семнадцать... - считала зловещим шепотом секретарша, девятнадцать...

Полки за что-то зацепились. Дверь освободилась лишь наполовину. Я заметил, что она отворялась в ту сторону, нажал на ручку и протиснулся между косяком и боковиной секции полок.

4

- Наконец-то вы изволили явиться! - приветствовал меня юношеский голос.

Из-за письменного стола красного дерева поднялся офицер со светлыми, как лен, волосами, без кителя, в одной рубашке. В комнате было очень жарко. Из ящика стола он достал маленькую щеточку.

- Вы запачкались о стенку.

Он чистил мне рукав и в то же время говорил.

- Я ждал вас со вчерашнего дня. Надеюсь, вы провели ночь не наихудшим образом? Работа не позволяла мне сегодня отойти, но я этому даже рад, ибо из-за этого мы не могли разминуться. Минуточку, вот тут еще немного известки. Однако, я уже настолько глубоко вошел в ваше дело, что отношусь к вам как к старому знакомому, а ведь мы, собственно, еще ни разу не виделись. Я - Эрмс, да вы, впрочем, знаете.

- Да, знаю, - сказал я. - Благодарю вас, не утруждайте себя, господин майор, это пустяк. У вас есть для меня инструкция?

- Ясное дело, иначе зачем бы я сидел здесь? Чаю?

- Да, пожалуйста.

Он пододвинул ко мне стакан, спрятал щетку в стол и сел. При этом он все время улыбался. У него была обаятельная наружность светловолосого мальчишки, хотя присмотревшись к нему поближе я обнаружил вокруг его смеющихся голубых глаз морщинки, однако это были морщинки смеха. Зубы у него были как у молодого пса.

- Ну, к делу, мой дорогой. Инструкция... Где же это она у меня была, эта инструкция...

- Только не говорите, что вам надо за ней выйти, - заметил я.

Я слабо усмехнулся. Он залился таким неудержимым смехом, что у него даже слезы выступили на глазах. Поправляя развязавшийся галстук, он сквозь смех проговорил:

- Ну и шутник же вы! Нет, не нужно мне никуда выходить, она у меня здесь.

Он показал рукой в сторону. Из бледно-голубой стены выступала стальная оболочка небольшого сейфа. Он подошел к нему, покрутил кодовые диски так, что сейф аж завибрировал, извлек из его недр толстую пачку бумаг, перевязанную шнурком, бросил ее на стол и, опершись на нее сильными большими руками, сказал: