Джон Далмас - Фанглит Страница 16

Через несколько секунд дверь открыли, и вышел плотно сложенный человек с факелом. Десять-пятнадцать секунд он разглядывал меня, потом отступил и жестом предложил мне пройти.

Внутри он повел меня через двор, выложенный плотно прилегающими квадратными каменными плитами. Как и стены, здание было сложено из больших каменных блоков, скрепленных известкой. Мне пришло в голову, что тут вообще нет строительных механизмов - по крайней мере механизмов, приводимых в движение энергией. Вероятно, люди высекли эти блоки при помощи ручных орудий и подогнали их друг к другу. Потом люди или животные перевезли их сюда, сложили друг на друга и построили эти высокие ровные стены.

Внутри здания меня провели по короткому коридору, освещенному факелами, висевшими на стенах в кронштейнах. В конце коридора оказалась большая комната восьмидесяти футов длиной и вполовину шириной. Запах тут напоминал смесь запаха сеновала дома, на Эвдаше, и запаха монахов и Арно. Запах людей, которые не мылись с тех пор, как последний раз попали под дождь или в реку. Комнату освещал звездный свет сквозь окно и свет факела моего проводника. Я разглядел спящих, они лежали на полу на грудах соломы, спали они в одежде, вернее в рясах.

- Спи здесь, - сказал мне проводник. - Аббат встретится с тобой после обедни. - И, прихватив с собой факел, он вышел, оставив меня в темноте.

"После обедни". Понятия не имею, что такое обедня. Может, синоним "восхода". Почему-то мне показалось, что я им интересен. Дело не в том, что сказал проводник: он почти ничего не сказал. Но то, как он осматривал меня, открыв дверь... Может, дело в моем комбинезоне. Вероятно, папа тоже пришел в комбинезоне.

Ну, ладно, подумал я, во сне время проходит быстрее. Спать лучше, чем стоять тут, пытаясь что-то угадать и не имея для этого достаточных данных. Я пошел по комнате, стараясь не наступить на спящих, пока не нашел в углу незанятое место и немного соломы. Я сбил солому в небольшую кучку каменной пол - не мой идеал постели, - покрыл ее спальным мешком, лег и закрыл глаза. Я думал, что мне трудно будет заснуть, особенно когда кругом громко храпят и фыркают, но через несколько минут я уже спал.

Мне показалось, что я только что уснул, когда громко прозвенел колокол и разбудил меня. Сквозь грязные окна пробивался свет. Соседи начали со стонами и зевками вставать, и я подумал, нужно ли мне тоже вставать. Но мне хотелось еще поспать, и я решил, что останусь тут, пока кто-нибудь не скажет, что мне делать.

Постели заправлять монахам не нужно было. Спали они в одежде, и уже через минуту большинство вышло из комнаты. Некоторые посматривали на меня, выходя, будто думали, не поднять ли меня. Но они тоже вышли, и я снова уснул.

Кто-то тряс меня за плечи.

- Пора завтракать, - сказал этот человек. Он с любопытством смотрел, как я сворачиваю спальный мешок и укладываю его в рюкзак. Как и монахам, мне не нужно было одеваться, потому что я не раздевался и даже не снял с пояса станнер, коммуникатор и нож в ножнах. Я не хотел потерять их.

Когда мы вошли в столовую, там сидело примерно восемьдесят монахов. Столы из досок, скамьи тоже. Когда мы подошли к котлу, мне дали ложку грубой каши в деревянной тарелке, ломоть темного, странно пахнущего хлеба и кусок сыра на квадратной деревянной дощечке. Ничего сладкого, никаких соусов или молока.

Но я на это не обращал внимания. Дело в том, что за одним столом я увидел папу. Он меня не видел, потому что сидел спиной ко мне, но узнать его было легко. В этой комнате, где все были с бритыми головами и в серых рясах, он сидел в комбинезоне и со всей шевелюрой. Идя к котлу, я не отрывал от него взгляда и решил, что сяду поближе к нему, когда мне дадут пищу.

Остановят ли меня? Не остановили. Как только мне дали еду, проводник отвел меня как раз к тому столу, за которым сидел папа. Я сел в нескольких местах от него. К этому времени я заметил, что в комнате все молчат. Очевидно, за едой здесь не полагается разговаривать.

Но мне не нужно было говорить, чтобы привлечь папино внимание. Он увидел меня, как только я подошел к столу, и вздрогнул. Он не просто удивился; похоже, он не поверил своим глазам. Я не мог сдержать улыбку, кивнул ему и сел. Я хотел, чтобы он понял, что я владею местным языком, поэтому негромко спросил у своего проводника:

- Можно ли разговаривать за едой?

Тот резко покачал головой.

Я проголодался и ел быстро, хотя пища мне не очень понравилась. Но папа начал задолго до меня и кончил раньше. У него тоже был проводник или, скорее, стражник, и как только папа кончил есть, они встали. Я тоже встал. Мой проводник крепко взял меня за руку, как будто хотел остановить меня. Папа, увидев это, покачал головой, предупреждая, что мне лучше сесть. И ушел. И станнер, и бластер висели у него на поясе.

Когда мы с проводником кончили есть, он привел меня снова в коридор.

- Где вы нашли этого человека? - спросил я. - Одетого, как я.

- Ты его знаешь? - спросил он.

- Да. Я встречал его у себя на родине. Его зовут Клентис.

Он кивнул.

- Клентис - это все, что мы разобрали из его слов, когда он появился. Он только начинает овладевать провансальским, не знает ни латинского, ни французского, ни немецкого. Его прислал к нам милорд Гиньярд. Этот человек не христианин, мы в этом уверены, но он, похоже, и не сарацин, и не еврей, потому что с удовольствием ест свинину.

- Наша родина называется Эвдаш, - сказал я. - На Эвдаше никто и не слыхал о Христе. Когда я смогу поговорить с Клентисом?

- Вероятно, позже. Он работает в мастерской; очень искусно владеет инструментами. У него на поясе свои инструменты, но я не знаю, для чего они.

Мы вышли во двор, и он указал на скамью у стены.

- Жди здесь и не уходи далеко. Нужник здесь. - Он показал на низкое узкое здание примерно в двадцать футов длиной, в которое как раз входил монах. Нос тут же подсказал мне, что такое нужник.

- Когда аббат пошлет за тобой, я должен тебя сразу найти, - закончил мой проводник.

Потом он ушел, а я воспользовался нужником. К запаху придется привыкнуть, сказал я себе. Потом сел на каменную скамью и стал ждать. Скамья на восток от главного здания, но солнце еще не поднялось над стеной, и камень скамьи с ночи еще холоден. Осмотревшись и никого поблизости не увидев, я снял с пояса коммуникатор и поднес его ко рту.

- Денин, - сказал я по-эвдашски, - это Ларн. Говори тише: я не хочу, чтобы нас услышали. Ты меня слышишь? Прием.

- Слышу, Ларн. Что случилось? Папу видел? Прием.

- Все в порядке, - ответил я. - Просто не хочу, чтобы слышали, что я с кем-то разговариваю. Особенно с кем-то, кого не видно. Несколько минут назад я видел папу, и он меня видел, но поговорить мы не могли. Выглядит он неплохо. У него даже станнер и бластер, так что он не пленник.