Эдгар Берроуз - Владыка Марса Страница 17

На лбу моем красовалось белое пятно! Красная краска была стерта – это было дело рук коварного жреца, пробравшегося ко мне ночью…

Брови Кулан Тита сдвинулись и глаза засветились угрозой, когда он взглянул на меня.

Турид на минуту замолк, желая усилить драматический момент моего разоблачения. Затем он продолжал:

– Перед троном твоим, о, Кулан Тит! – воскликнул он, – стоит тот, кто осквернил храмы богов Марса, тот, кто поднял целый мир против древней религии! Перед тобой, благородный джеддак Каола, находится сам Джон Картер!

Кулан Тит посмотрел на Матаи Шанга, как бы ища поддержки этих обвинений. Святой жрец кивнул.

– Это действительно тот самый святотатец, – сказал он. – Он последовал за мной в твой дворец, Кулан Тит, с единственной целью убить меня. Он…

– Он лжет! – перебил я его. – Кулан Тит, выслушай меня, если хочешь знать правду! Я скажу тебе, зачем Джон Картер последовал за Матаи Шангом в твой дворец. Выслушай меня, как выслушал я их, а затем ты сможешь судить, насколько мои поступки соответствуют барсумской чести.

– Молчать! – заревел джеддак, вскочив с трона и схватившись за рукоятку меча. – Молчать, богохульник! Кулан Тит не позволит осквернить воздух своего дворца кощунственной ересью, которая изрыгает твоя нечестивая глотка! Мне нечего судить тебя. Ты уже сам себя осудил. Остается только определить род твоей смерти. Даже услуги, которые ты оказал войску Каола, не помогут тебе. Они были низкой хитростью, чтобы вкрасться ко мне в доверие и добраться до святого человека, на жизнь которого ты посягаешь! В пещеру его! – закричал он, обращаясь к начальнику стражи.

Хорошее положение, нечего сказать! Что я мог поделать против целого народа? Как мог я надеяться на милость со стороны фанатика Кулан Тита, имевшего таких советников, как Матаи Шанг и Турид? Чернокожий злорадно расхохотался мне прямо в лицо.

– На этот раз тебе уже не выскочить, человек Земли, – насмехался он.

Стражники подступили ко мне. Красный туман застлал мне глаза. Пылкая кровь моих виргинских предков закипела в моих жилах. Мною овладела безумная жажда борьбы.

Одним прыжком очутился я возле Турида. Дьявольская усмешка не успела исчезнуть с его лица, как я размахнулся и ударил его кулаком по зубам. Добрый американский кулак сделал свое: черный датор отлетел на десять футов и упал у подножия трона, захлебываясь в крови, которая хлестала у него изо рта. Затем я обнажил меч и встал, готовый потеряться силами с целым народом.

Стражники налетели на меня со всех сторон, но раньше, чем произошло столкновение, громовой голос покрыл крики воинов, и гигантская фигура, спрыгнув с возвышения, бросилась между мной и моими противниками. Это был чужеземный джеддак.

– Стой! – вскричал он. – Если ты дорожишь моей дружбой, Кулан Тит, дорожишь вековым союзом, который связывал наши народы, – отзови своих меченосцев? Знайте, что где бы ни напали на Джона Картера и кто бы ни нападал на него – рядом с ним, до самой смерти будет биться Туван Дин, джеддак Птарса.

Крики смолкли, угрожающие мечи опустились и тысячи изумленных глаз устремились сперва на Туван Дина, а затем на Кулан Тита. Джеддак Каола побледнел от ярости, но овладел собою и обратился к Туван Дину спокойным тоном, как подобает в разговоре между двумя дружественными джеддаками. Он медленно и обдуманно начал:

– Туван Дин должен иметь необычайно важные мотивы, чтобы так попирать ногами древний обычай Барсума. Он забыл, что он гость, и что я его хозяин! Чтобы и мне не забыться так, как это случилось с моим великим другом, я предпочитаю молчать, пока джеддак Птарса не разъяснит нам причин, вызвавших его неслыханный поступок, и не убедит меня в своей правоте.

Я видел, что джеддак Птарса был готов швырнуть свой меч в лицо Кулан Тита, но он тоже пересилил себя.

– Нет никого, кто бы лучше Туван Дина, – сказал он, – знал законы, управляющие поступками людей во владениях друга. Но Туван Дин знает также и высший закон – закон благодарности. Ни перед одним человеком на Барсуме не находится он в таком долгу, как перед Джоном Картером!

– Много лет тому назад, Кулан Тит, продолжал он, – во время твоего последнего посещения, ты был очарован красотой моей единственной дочери Тувии. Ты видел, что я обожал ее, а впоследствии ты узнал, что по какому-то непонятному капризу она предприняла последнее добровольное паломничество к берегам таинственной реки Исс. Ты знал, в каком я был горе!

Несколько месяцев назад я впервые услышал о походе, который Джон Картер повел против Иссы и святых жрецов. До меня дошли неясные слухи о жестокостях и надруганиях, которые совершались в течение бесчисленных веков над несчастными, приплывающими в долину Дор.

Я узнал, что тысячи пленников были освобождены там, но что немногие решились прийти обратно в свои города из страха жестокой смерти, которая ждала вернувшихся из долины Дор.

Первое время я не особенно верил всем этим слухам об обмане жрецов и молился, чтобы моя дочь Тувия умерла прежде, чем совершила кощунство, вернувшись во внешний мир. Но затем любовь отца пересилила благочестие, и я поклялся скорее заслужить вечное осуждение, чем оттолкнуть свою дочь, когда она вернется ко мне.

Я послал многих гонцов в Гелиум и на юг ко дворцу Ксодара, джеддака перворожденных. И от всех я слышал одну и ту же историю о бесчеловечных зверствах, чинимых святыми жрецами над беззащитными жертвами их религии.

Многие бывшие пленные видели и знали мою дочь. От жрецов, отказавшихся от старой религии, которые когда-то стояли близко к Матаи Шангу, я узнал о тех оскорблениях, которым он лично подвергал ее. Как я обрадовался, узнав, что Матаи Шанг у тебя в гостях! Я все равно отыскал бы его, хотя бы на это потребовалась часть моей жизни!

Многое узнал я еще от гонцов. Я услышал о рыцарском отношении Джона Картера к моей дочери, как он сражался за нее, как освободил ее и как спас от диких южных варунов.

Будешь ли ты удивляться после того, что я готов рисковать своей жизнью, миром своего народа, даже твоей дружбой, которую я ставлю выше всего, за Джона Картера?

Кулан Тит молчал. По выражению его лица было видно, что он был смущен. Затем он заговорил:

– Туван Дин, – молвил он, и голос его звучал дружески, но печально. – Могу ли я судить своего ближнего? В моих глазах отец жрецов – святой, и религия, которую он исповедует, единственная истинная религия. Но если бы передо мной стояла такая же задача, как перед тобой, я не сомневаюсь, что чувствовал и поступал бы совершенно так же, как и ты.

Что касается Джона Картера, то его в сохранности доставят к границе моих владений; он будет освобожден и сможет идти, куда ему будет угодно. Но под страхом смерти ему навсегда будет воспрещено вступать в пределы моей страны.