Валерий Алексеев - Проект АЦ Страница 17

ЭТИ? ЭТИ меня не пугали. Я думал о них скорее с досадой. Черт их побери, как они не понимают, что нельзя оставлять семерых ребят наедине с тремя мертвыми машинами! Неужели им в голову не приходит, что мы давным-давно все поняли? (Я-то понял только сегодня, но мне казалось, что это произошло давным-давно.) Или мы должны подать им знак? Но каким образом? Объявить голодовку? Собраться в столовой и застучать стаканами по столу? "Мы хотим знать все! Мы хотим знать все!" Глупости, разумеется. Им и в голову не придет, что мы подаем им сигнал. Так же как и нам совершенно неясно, что им от нас надо.

- Компрачикосы проклятые! - прошипел я сквозь зубы.

- Андрюша, тебе нехорошо? - спросила сквозь стенку Соня. - Хочешь, я буду с тобой разговаривать?

- Да нет, ну что ты! - поспешно ответил я. - Спокойной ночи.

- А что ты делаешь? - не отставала Соня.

- Письмо пишу, - машинально ответил я.

И тут мне в голову пришла изумительная мысль. Я кинулся к столу, схватил ручку и на листе бумаги написал:

"Уважаемые товарищи!

До каких пор вы собираетесь держать нас в неизвестности о цели вашего эксперимента?

Мы не подопытные... (хотел написать "кролики", но вовремя передумал: чего доброго, не поймут) микроорганизмы.

Мы требуем личной встречи.

Если это никому не во вред, согласны учиться у вас и дальше.

Но если это не так, вы обязаны вернуть нас домой в целости и сохранности".

Подумал и приписал:

"Иначе вам самим будет стыдно".

Дрожа от нетерпения, я положил листок в фирменный конверт, заклеил - и снова задумался: какой же написать адрес? Братьям по разуму? Стыдно. Скажут: тоже нам братец нашелся, родственник-переросток. Да и они с нами поступили тоже далеко не по-братски.

И я написал на конверте так:

"Руководителям эксперимента".

Вот теперь все было ясно.

И, прижимая к груди конверт, я побежал на улицу.

Еще ни разу я не гулял под куполом ночью, и меня поразили пустота и тишина. У бассейна и над дорожками горели бледно-желтые фонари, листья пальм фанерно бренчали.

С колотящимся сердцем я добежал до центральной колонны, нажал кнопку лифта. Дверцы с тихим шорохом расползлись, почтовый ящик был на месте. Я опустил в щель письмо. Бедный Олег! Он искал связь, а связь была под рукой. Просто Олег никому не писал писем. Я заглянул сверху в щель - письмо еще смутно белело. Тут дверцы лифта задвинулись за моей спиной, и в наступившей темноте я увидел, как по конверту пробежал синий огонек. Почта принята!

Я потоптался немного в кабинете... Не знаю, чего я ждал: уж не ответа ли немедленно, сию же минуту? Потом нашарил кнопку на стене, двери открылись.

У кабины стоял Дроздов.

Я обомлел. Первой моей мыслью было немедленно подняться наверх... А что дальше? Колба запаяна... Тем более что Дроздов держал руку на кнопке вызова и лифт не мог закрыться.

- Добрый вечер, Аркадий Сергеевич, - промямлил я.

Дроздов ничего не ответил. Я сразу заметил, что он еле стоит на ногах. Если бы не рука, упиравшаяся в стенку, он бы, наверно, упал. Лицо его было землисто-серым, под глазами мешки.

- Что с вами? - спросил я, выходя из кабины.

- По ночам... гуляешь... - глухим голосом проговорил Дроздов. - А спать когда?..

- Съездить наверх захотелось, - соврал я. - Подышать свежим воздухом.

Блокировка в моей голове сработала автоматически.

- Погулять... - повторил Дроздов, упираясь рукой в стену.

- А что, разве нельзя?

- Отчего же... можно...

Дроздов нелепо повернулся и прислонился спиной к колонне. Случись это днем раньше, я бы решил, что директор выпил лишнего.

- Аркадий Сергеевич, вам помочь? - спросил я.

Дроздов не отвечал. Глаза его были открыты, но дыхания не было слышно.

Я беспомощно оглянулся. Вокруг было пусто и темно. Что же делать?

- Сейчас, сейчас, - пробормотал я, схватившись за его повисшую руку.

Дроздов всей тяжестью навалился на меня. Теперь-то я точно знал, что это не живой человек: мне приходилось тащить до постели отца, Дроздов был тяжелее в два раза.

Я положил его руку себе на плечи, напрягся. Ноги Дроздова сдвинулись с места и поволочились по земле.

Так, шаг за шагом, поминутно останавливаясь, я дотащил его до голубого домика, благо было не так уж и далеко.

Но тут - новая незадача: серая пластиковая дверь была наглухо закрыта, без малейшего признака замка либо дверной ручки. Я прислонил Дроздова к стене и стал искать на земле какой-нибудь инструмент, чтобы отодвинуть дверь или, если это невозможно, взломать.

Тут за спиной у меня послышался голос:

- Ты что здесь делаешь?

Я обернулся - рядом стоял Олег. Я так обрадовался, увидев его!

- Да вот, понимаешь, - заговорил я, - разбрелись по всей территории.

- Все трое? - деловито спросил Олег.

- Нет, только один. Посмотри вокруг, может, еще другие валяются.

Олег посветил фонариком (он оказался предусмотрительнее, чем я).

- Да вроде никого.

- Слушай, - сказал я, - не можем же мы тут его бросить.

- Не можем, - согласился Олег. - Ему нужно срочное питание.

Он подошел к двери, потом поднял вялую руку Дроздова, провел его ладонью по пластику - дверь отползла.

- Ты гений, - сказал я ему.

И в это время в темном дверном проеме показалась плотная фигура Воробьева.

Воробьев молча взглянул на нас и, схватив директора за плечо, с необыкновенной быстротой втащил его внутрь домика. Дверь закрылась.

А мы с Олегом, не сговариваясь, бросились бежать. Взлетели во весь дух на второй этаж общежития. Я хотел было с ходу юркнуть в свою комнату, но тут Олег преградил мне дорогу. Вид его не предвещал ничего хорошего.

- Ну? - сказал он грозно.

- В чем дело, приятель? - Я сделал попытку его обойти.

- Ты понимаешь, что ты натворил?

- А что такое? - Я все еще изображал оскорбленную невинность.

- Соня все слышала, - сказал Олег. - Но она не думала, что ты решишься.

Ах, черт! Действительно, когда я писал письмо ЭТИМ, я от волнения забыл о блокировке.

- Эх ты, торопыга! - презрительно проговорил Олег и отступил, давая мне дорогу. - Иди ложись. Но не думай, что проведешь спокойную ночку.

22

Проснулся я от холода.

Напрасно я натягивал одеяло до подбородка: холод безжалостно заползал вовнутрь. Я открыл глаза - в комнате было темно. И тут меня полоснуло чем-то острым по лицу и рукам. Закутавшись в одеяло, я подбежал к выключателю, зажег свет. Лампочка горела вполнакала. За окном была кромешная тьма, купол совсем не светился, хотя на часах было уже около семи утра.

В дверь забарабанили.

Я открыл - на пороге стояли Олег и Соня.

Она взглянула на мое лицо и ахнула:

- И ты тоже?..

- А что случилось? - спросил я.

- Славик порезался стеклом, - сквозь зубы проговорил Олег. - Ух, дал бы я тебе, если бы от этого была хоть какая-нибудь польза! Кустарь-одиночка!