Сергей Волков - Объект «Зеро» Страница 17

Разбирая модуль, мы помимо чисто технических проблем столкнулись и с психологическими. В гипносиумах осталось немало тех, кто не сумел выбраться из своих ячеек. Теперь их начавшие уже разлагаться тела плавали в зеленоватой реанимационной жидкости, и нужно было иметь немалое мужество, чтобы извлекать останки этих несчастных, по большей части пожилых людей и детей.

После обеда, оставив за себя смышленого монгола по имени Цендорж, назначенного мне в личные помощники, я отправился навестить «детский сектор» колонии. Порученная мне перепись колонистов потихоньку продвигается, листы бумаги с фамилиями я ежедневно складываю в штабной палатке и вечером пересчитываю. Труднее всего с детьми, потерявшими родителей, – оправившись от первого шока, они не сидят на месте, и воспитательницы-добровки не успевают уследить за всеми.

Кое-как переправившись через Безымянку, я доковылял до крайних хижин, сложенных из камней и закопченных листов обшивки, и без сил уселся на землю, отложив костыль.

– Здравствуй, начальник, – раздалось у меня за спиной. Обернувшись, я увидел скрюченного седого старика монгола с крохотным морщинистым личиком. Одетый в темно-зеленый стеганый халат и рыжую меховую шапку-разлетайку, он казался кукольным персонажем из восточной сказки.

– И тебе не хворать, отец! – Я неловко поклонился. – Как дела? Просьбы есть?

– Просьба нет. – Старик покачал головой. – Говорить с тобой хочу.

– Слушаю тебя, отец.

Он опустился на камень, вытащил из складок халата коротенькую трубку, сунул в беззубый проваленный рот.

– Скажи, начальник, почему тут земля такой плохой?

Я удивленно посмотрел на него.

– Меня зовут Шебше-Эдей. Я давно живу. Много разного видел. Овец пас, коней пас. По степи ездил – траву слушал, по тайге ходил – с деревьями говорил. В горах был, камни в руки брал. Везде земля живая, везде у нее свой голос есть. Тут земля молчит. Ветра нет. Небо пустое.

– Это с непривычки, отец, – сказал я ему, а сам подумал: «Нам только не хватало вот таких установок от авторитетных аксакалов внутри этнических групп».

– Нет, начальник. Привычка – это вот. – Шебше-Эдей потряс своей трубкой. – О другом говорю. Вы зверей привели. Звери большие, в степи живут. Быстро бегать должны! А они ползают, как жабы. Так не бывает. Неправильно так.

– Отец, ты пойми – это другая планета, другой мир. Тут свои законы, свои порядки и правила. – Я поднялся, собираясь двигаться дальше.

– Зря ты не слышишь меня, Клим-джал. Эта земля не говорит со мной, потому что я, мы все тут – чужие. Она хочет нам беды. Готовься сам и людей готовь.

– Спасибо, что предупредил, отец, – как можно серьезнее ответил я. – Мне пора. И тебе тоже – вон, за тобой идут.

Старик, кряхтя, поднялся:

– Это Жаргал, правнучка моя. Хорошая девушка. Тревожусь за нее – кто ей мужем станет, где жить они будут, что делать? Запомни мои слова, Клим-джал, беда будет…

Суровая монголка, недобро глянув на меня, увела трясущего жиденькой бородой Шебше-Эдея.

«Земля не говорит со мной», – повторил я слова старого монгола. Конечно, можно было списать все это на возраст, слабоумие и богатую фантазию старика, но внутри у меня точно засела заноза – будет беда, будет…

2 октября 2204 года

Еще вчера вечером обратил внимание, что из-за нагромождения скал, которые, подобно лезвию исполинского топора, разрубили наш модуль, практически перестал идти дым. Выходит, кормовая часть модуля выгорела, и вполне можно отправиться туда и разведать, нельзя ли как-то использовать то, что осталось.

На вечернем Соколе я поставил этот вопрос, и Лускус поддержал меня, хотя Акка, Чернышов и прочие были против, мол, чудовищный пожар, что бушевал там месяц с лишним, уничтожил все, а местность за гребнем может оказаться небезопасной из-за химического, радиационного и бог весть еще какого заражения.

Но я настоял на своем и в конце концов получил добро на проведение однодневной вылазки за гребень в составе группы из трех человек.

Разумеется, главой этой микроэкспедиции я тут же назначил себя, в помощники взял Цендоржа, а экспертом пригласил Петра Яновича Желтовского.

Мы вышли рано, едва ослепительный краешек Зоряной звезды выглянул из туманной дымки на северо-востоке. Накануне меня сильно начала беспокоить нога, но я твердо решил не откладывать поход. Изольда Ивановна, наложив на колено пахучую бурую мазь, настрого запретила мне физические нагрузки и приговорила к постельному режиму. Я заверил эту милейшую женщину, что выполню все в точности, но спустя пять часов уже бойко ковылял в сопровождении Цендоржа и Желтовского по направлению к скалам.

Надо сказать, что попытки проникнуть к кормовой части модуля предпринимались и ранее. Несколько раз «неприсоединившиеся» желторобники посылали туда своих шнырей, благо из их лагеря до гребня было рукой подать, да и наша неугомонная ребятня лазила на скалы, пытаясь заглянуть в источающую жирный дым котловину.

Попытки эти закончились неудачно, если не сказать – трагически. Не знаю, какова статистика у «неприсоединенцев», но мы имели троих подростков, которых угораздило вдохнуть смрадный дым, принесенный ветром из котловины. Ожоги слизистой, поражение глаз, общая интоксикация – такой оказалась цена любопытства.

Конечно, я прекрасно отдавал себе отчет в том, что и мы можем столкнуться с чем-то подобным. Разнообразные грузы, хранившиеся во вместительных кормовых трюмах, были так же весьма разнообразны по химическому составу. Пластмассы различных видов, удобрения, баллоны с сжиженными газами, комплекты экипировки, машины и механизмы, аккумуляторы и накопители, строительные материалы, сырье для их производства – все это превратилось в невообразимую кашу. А если добавить к этому утечку радиации из реактора и взрыв топливохранилищ, послуживших причиной колоссальному пожару, то там создались условия для таких химических реакций, которые не сможет вообразить даже больная фантазия сумасшедшего химика.

И все же, не имея ни дозиметров, ни герметичных скафандров, мы шли на гребень. Так устроен человек – ему обязательно надо знать, что за окоемом. Надо. Можно привести тысячи доводов, зачем, для чего, но самый емкий и короткий умещается в одно это слово: «надо».

Обогнув полуразобранный модуль, вокруг которого уже суетились добровцы, мы к полудню прошли примерно двенадцать километров, вплотную приблизившись к скалам. Цендорж, как самый молодой и сильный из нас, нес защитные костюмы, правда без шлемов, и флягу с водой. Желтовский прихватил с собой старинный оптический прибор, найденный в модуле и называемый бинокль, а также разнокалиберные склянки для отбора проб и образцов. Я имел в ранце лишь несколько листов бумаги для записей и костыль под мышкой.