Джулия Джонс - Ученик пекаря (Книга Слов - 1) Страница 17

В последнее время Тавалиск, однако, утомился молчанием узника и решил выяснить другим путем, кого и зачем тот ищет. Это и привело Тавалиска сюда сегодня: он собрался выпустить рыцаря на волю. После этого останется только вести слежку и ждать: рыцарь сам приведет его к искомому ответу.

- Стража, - позвал Тавалиск, убрав от лица шелковый платок. Освободить этого человека и дать ему воды. - Стражники выбили железные шпеньки из кандалов, и узник тяжело рухнул на пол.

- Он без памяти, ваше преосвященство.

- Вижу. Вынесите его отсюда и бросьте где-нибудь в городе.

- В каком-то определенном месте, ваше преосвященство? Тавалиск немного поразмыслил, и озорная улыбка тронула его пухлые губы.

- Квартал продажных женщин будет в самый раз.

Город Рорн гордился этим своим кварталом, самым обширным во всем обитаемом мире. Поговаривали шепотом, что нет такого удовольствия, самого запретного или причудливого, которого нельзя было бы там купить за хорошие деньги.

Квартал служил приютом всем отверженным Рорна. Девочки, которым едва минуло одиннадцать зим, таскались по улицам, и на каждом углу торчали нищие, страдающие всевозможными болезнями. Карманники и грабители в темных закоулках выжидали случая, чтобы лишить зазевавшегося прохожего кошелька или жизни. В бесчисленных гостиницах и тавернах города торговали оружием, ядами и полезными сведениями - жизнь на грязных улицах била ключом.

Здесь громоздились такие кучи испражнений и гниющих отбросов, что пришельца извне сразу узнавали по прижатой к носу тряпице. И вряд ли стоило так явно показывать, что ты посторонний в квартале шлюх. Посторонние служили легкой добычей для воров и мошенников, сами напрашиваясь на то, чтобы их ограбили или облапошили. Но тем не менее горожане шли сюда, влекомые недозволенными утехами с примесью угрозы. Молодые дворяне и честные купцы - все тянулись сюда на закате дня, ища приключений или женщины на ночь... а зачастую и того, и другого.

Резкая вонь испражнений была первым, что он ощутил. Следом пришла боль. Невыносимая боль, грызущая каждый мускул. Он пытался пробиться сквозь нее туда, где брезжит свет, но был слишком слаб для этого. Тогда он устремился вниз, ища забвения, но и оно встретило его болью.

Старый мучительный сон опять пришел к нему. Он видел себя в маленькой комнатке. У огня, улыбаясь ему, играли две девчушки, золотоволосые и розовощекие, а на руках он держал еще одного ребенка. Дверь отворилась, и что-то блеснуло на пороге. Свет затмил огонь в очаге - но не было в нем тепла. Он двинулся к сиянию, и ребенок выпал из его рук. Он вышел наружу, и дверь за ним закрылась. Свет вдруг пропал вдали, превратившись в яркую точку на горизонте, и он повернул обратно в дом. Но дверь не открывалась. Как он ни бился, он не мог попасть в комнату, где у огня остались дети. В отчаянии он ударился о дверь всем телом - и наткнулся на камень.

Он вздрогнул и очнулся, чувствуя соленый пот на губах. Что-то переменилось, и его легкие наполнял незнакомый воздух. Человек испугался. Он привык к своей темнице, а теперь даже и ее у него отняли.

Когда же его освободили? Он смутно помнил влажный холод воды на губах - и больше ничего. В памяти прочно засело лишь одно: что зовут его Таул. Да, Таул - но ведь за этим должно следовать что-то еще, родовое имя или название места. Что-то слабо шевельнулось в нем и тут же пропало. Вспомнить он не мог. Он просто Таул. Он сидел в тюрьме, а теперь его освободили.

Он напряг ум, стараясь охватить настоящее, и мало-помалу понял, что лежит один в переулке между двумя высокими домами и что ему холодно.

Он осторожно приподнял руку, и все тело пронзила боль. Рука была голая, и на ней виднелось клеймо из двух колец. Оно было знакомо Таулу и что-то означало, но что - он не знал. Поблизости послышались голоса, и он посмотрел вверх.

- Брось, Меган, не подходи к нему. Он, похоже, окочурился.

- Заткнись, Венна, - куда хочу, туда и иду.

- Да ведь с него и грошом не разживешься, сразу видно.

К Таулу подошла молодая девушка - он смотрел на нее, не в силах пошевелиться. К ней присоединилась ее подружка, и ему стало не по себе под их пристальными взглядами.

- Ну и смердит же от него - точно он год не мылся!

- Тише, Венна, может, он слышит. Глаза-то у него открыты! - Та, что звалась Меган, ласково улыбнулась. - Не похож он на здешнюю шваль.

- Валяется полудохлый - чего же тут непохожего?

- Нет, он молодой, и волосы у него золотые. - Девушка передернула плечами, словно оправдываясь в своей прихоти. - Гляди, Венна, он сказать что-то хочет. - Таул уже много месяцев ни с кем не разговаривал, и теперь язык не повиновался ему. - Имя свое вроде. То ли Торк, то ли Таул.

- Пошли отсюда, Меган, пока беды себе не нажили. Ты права - он не из наших, и лучше с ним не связываться. - Девушка по имени Венна тянула подругу за руку, но та уперлась.

- Ты как хочешь, Венна, а я его тут не оставлю. Он же до утра не доживет.

- Это, девонька, не мое дело. Я ухожу. Чего терять даром драгоценное время - мне работать надо. Советую тебе поступить так же. - Венна повернулась и пошла прочь, оставив подругу с Таулом.

Таул опять попытался поднять руку, и девушка взяла ее в свои.

- Давай-ка я помогу тебе встать. - В глаза ей бросилась метка на коже. - Как странно! Никогда еще не видела, чтобы рыцарские кольца пересекал шрам. - Девушка помогла Таулу подняться, но он тут же рухнул обратно. Ноги не держали его. - Ах ты бедняга! Давай попробуем опять. Моя комната недалеко отсюда - ты уж постарайся дойти.

Они попробовали опять. Теперь Таул опирался на девушку, удивляясь, как это она, такая хрупкая, выдерживает его тяжесть.

- Пойдем, - ободряюще сказала она. - Тут совсем близко.

И Таул, пересиливая боль, заковылял вперед, поддерживаемый Меган.

Баралис отмерил в кувшин с вином ровно четыре капли розоватой жидкости. Поверхность слегка заколебалась, и яд бесследно растворился. Это новейшее зелье служило предметом немалой гордости Баралиса - оно почти не имело запаха. Он тщательно вымыл руку в тазу с холодной водой. Нельзя оставлять на коже ни малейшего следа: яд, невероятно сильный, и без того уже обжег ему пальцы.

Руки Баралиса свидетельствовали о многолетней работе со смертоносными веществами. Кислоты съели весь жир, оставив лишь кости да кожу. Сама кожа покраснела и так туго натянулась что при всяком движении пригибала пальцы к ладоням. Баралис каждый день втирал в нее теплые масла, стараясь сохранить хотя бы остатки гибкости. Его пальцы, в юности длинные и красивые, состарились не по годам.

Это была цена, которую он заплатил за свое мастерство. Высокая цена для того, кто столь нуждался в быстроте и ловкости рук, - но он не роптал. Все на свете имеет свою цену, и слава приходит лишь к тем, кто готов платить.