Джефф Райман - Детский сад Страница 17

«Ну что ж, — подумала она покинуто, — вот и все». Все когда-нибудь кончается; вот и это не исключение.

Назавтра, в час дня, к условленному месту у ступеней Ролфа не пришла.

В шесть они с Джекобом отправились на Кладбище, которое встретило их угрюмой тишиной. Затаившись как мыши, они все ждали, когда начнется пение. Темень сгущалась. Наконец они потихоньку пробрались поближе к столу и осторожно выглянули из-за костюмов.

Бумажные листы были скомканы или изорваны. Разодранные по переплету партитуры с вырванными страницами валялись на полу. В углу сиротливо лежал электронный прибор с выломанной передней панелью. Не уцелели ни вафли, ни каучуковый поднос, у которого был обломан угол, а поперек поверхности пролегала трещина. Что уж говорить о книжных обложках.

Милена, опустившись на колени, подняла то, что осталось от тетради с Вагнером. Пытаясь как-то разгладить измятые листы, она обнаружила между ними плевок. Оставалось лишь утереться и продолжать собирать то, что можно было собрать.

— Джекоб, — сказала она дрогнувшим голосом. — Поможешь мне со всем этим разобраться?

Они взяли партитуры, какие смогли собрать, а заодно и вафли и бережно, как какую-нибудь урну с почитаемым прахом, препроводили все в Раковину, к Милене в комнату.

— Передай ей, что они у меня, — попросила она Джекоба. — Скажи, что она может их забрать, как только захочет.

И стала располагаться ко сну, почему-то вспомнив о лабиринте комнат, в каждой из которых теплилась своя жизнь. На ночь решила посмотреть партитуру «Песни о земле».

В последней части излагалось что-то вроде истории о призраке. Встречаются двое старых друзей, и один в загадочной форме повествует о жизни в минувшем, о том, как им было найдено место упокоения. Что он якобы отбывает в вечность, в яркую сияющую синеву. Это путь, который он избрал.

Милена вообразила себе музыку. Она была не о смерти. Скорее о красоте мира, в котором обитает человек, и печальной необходимости рано или поздно этот мир покинуть. О горести утраты друзей и неизбежности этого. Вспомнился голос Ролфы, поющей «Ewig… ewig». Вечность.

Теперь музыка принадлежала ей, Милене. Она сблизилась с ней. Незаметно для себя она прижала эту кремовую бумагу к себе, как будто обнимала кого-то. Она держала в объятиях призрак, абстрактный образ того, что могло бы произойти.

В ту ночь ей снились мускусные быки, кочующие по тундре. Они шли и бесприютно кричали, как чайки над морем.

УТРОМ МИЛЕНУ РАЗБУДИЛ Джекоб.

— Мисс Шибуш! Мисс Шибуш! Смотрите, смотрите, что у меня для вас есть! — восклицал он в радостном волнении. И перешел вдруг на шепот:

— От мисс Пэтель, — и передал ей сложенный лист бумаги.

Конверт. Все равно что послание из прошлого века. Аккуратно его вскрыв, Милена извлекла плотную белую карточку с золотистой каемкой. Улыбающийся Джекоб не отходил.

На карточке что-то было выведено гладким каллиграфическим почерком.

— Вы не находите возможным посвятить меня в то, что здесь написано? — робко спросил Джекоб.

— Это приглашение, — ответила Милена. — Отужинать завтра, в восемь вечера. — Она передала карточку ему. — С семьей Ролфы.

Глава четвертая

Антарктика

(Перчатки с обрезанными пальцами)

МЕДВЕДИ В ЛОНДОНЕ ПРОЖИВАЛИ вместе, на одной из улиц в Кенсингтоне. А точнее, на Нэш-террас, в громадном розоватом особняке с черными деревянными дверями.

Чтобы дотянуться до дверного молотка, у Милены недоставало роста: несколько раз безуспешно подпрыгнув, она предусмотрительно решила не рисковать потерей собственного достоинства и заколотила по двери ладошкой.

Внутри послышались какие-то крики, глухие стуки, и дверь неожиданно распахнула юная медведица, на которой не было никакой одежды. По всему туловищу у нее топорщились косички. Из помещения ощутимо дохнуло морозным воздухом. Малая медведица, вопросительно глянув на Милену, завопила в глубину дома:

— Ролфа-а! Тут к тебе подружка твоя заявилась! — и отошла, оставив дверь нараспашку.

Внутри стоял отчаянный холод. Все стены между стоящими вплотную домами были снесены, и получалось единое огромное пустое пространство, идущее внутри зданий вдоль улицы. Здоровенный Гэ-Эмище (мужчина) в маске сварщика сидел на корточках над механическим агрегатом и приваривал к нему какой-то узел. Милена успела заметить, что по полу сквозняком раздувает клочки меха.

— Дверь закрой! — крикнула ей медведица-подросток и, не дождавшись, пока та отреагирует, со строптивым видом прошла и сама захлопнула дверь. — Не видишь, что ли, у нас от этого волосы выпадают! Маленькая, а неповоротливая. — Ролфа! — уже не крикнула, а рявкнула она. — Ты там свою толстую тушу поднимешь с дивана или нет?

В комнате было полно бамбуковых сундуков, на которых полусидели-полулежали медведи-подростки, глядя на экран… видео! Шел какой-то старый фильм! Милена, не в силах совладать с собой, невольно засмотрелась. На экране мелькнула вспышка, раздался грохот, вопли, и кого-то разорвало на куски прямо у нее на глазах. «Боже мой, — подумала она, — иметь у себя видео и смотреть по нему такое!»

— Ты чего там уставилась? — ломающимся баском спросил у нее еще один Гэ-Эм.

— А? Да так, ничего, — спохватилась Милена.

— Она, наверно, видика ни разу не видела, — обидно подметила другая юная медведица, закатив глаза: дескать, ходят тут всякие. Кто-то из медведей заботливо обихаживал соседа — вычесывал сородичу шерстку, заплетал косички. У них сейчас шла линька, по улице ходить было жарковато. От скуки они становились сварливыми и несносными. Милена, совладав с собой, приняла невозмутимый вид, но неприятный осадок остался: вот так, за долю секунды, человека — на куски! Она начинала дрожать от холода. «Ведь это же мороз, — оторопело сознавала она, — мороз внутри помещения, а не снаружи».

Наверху лестницы появилась Ролфа. Она пыталась носить платье, в результате чего смотрелась эдакой тумбой, обтянутой мятым сатином. Спуск по лестнице она начала спотыкаясь и пошатываясь, и, если б не перила, возможно, она вообще не смогла бы спуститься. Ноги у Ролфы то и дело путались в длинном подоле, теснясь, как кролики в мешке у фокусника.

«Бедняга, да подними же ты юбку», — мысленно подсказывала ей Милена.

Прядки меха у Ролфы были убраны с глаз и собраны в аккуратные пучки, перехваченные розовыми клипсами-бабочками, напоминающими оттопыренные уши. Соблюдая дистанцию, Ролфа с расстояния протянула Милене что-то мягкое и черное — пуховую шаль.