Сборник - Фантастика, 1966 год. Выпуск 2 Страница 17

3 АВГУСТА 19** ГОДА. УТРО. ТЕМПЕРАТУРА 37,2.

ПУЛЬС 76. КРОВЯНОЕ ДАВЛЕНИЕ 130/80

– Доброе утро, Аллан. Как провели ночь?

– Спасибо. Долго не мог заснуть. Всякие мысли… А спал хорошо.

– Вам нужно побольше спать. Снотворное на ночь, - сказал Таволски, обернувшись к сестре. - Я принес вам обещанную фантастику. Сборник коротких рассказов. А сейчас давайте осмотрим вас.

Сестра осторожно приподняла пододеяльник. Бартон чуть поежился и отвернулся к окну.

Таволски внимательно оглядел живот, осторожно касаясь кожи холодными длинными пальцами. Они были желтыми от никотина, так как доктор курил сигареты без фильтра и докуривал их почти до конца. Он долго присматривался к бледнорозовому пятну там, где кончается линия загара. Потом обвел это пятно ногтем и спросил:

– Здесь болит?

– Нет, - ответил Бартон. Ему стало чуть холодно. Кожа покрылась крохотными пупырышками.

Таволски коснулся пятна каким-то блестящим инструментом. Прикосновение холодного металла вызвало легкую дрожь.

– Так. Все в полном порядке. Я доволен вами, Аллан. Читайте вашу фантастику. Я ее терпеть не могу. Мы скоро увидимся опять.

Сестра закрыла Бартона. Но он еще долго не мог согреться и прогнать внутреннюю дрожь…

Он.взял книгу.

“- А -а! Добро пожаловать, добро пожаловать! - сказал Дэвис, завидев Питера Бэйкера, и что-то шепнул бритому.

– Чем могу служить властелину моей драгоценной сестрицы? - Он поднялся со старенького полинявшего от непогоды шезлонга и пожал пухлую влажную ладонь Питера.

– Эллен просила у тебя порошок, ты же сам обещал, - торопливо произнес Бэйкер, точно боялся встретить отказ.

Шурин всплеснул руками.

– Вот, - сказал он, обращаясь к бритому, - типичный представитель микрокосма. Он вторгается в микросистему и требует свое. Ему наплевать на великое, свершающееся на его глазах.

Бритый смущенно улыбнулся и еле заметно кивнул.

Питер почувствовал тоску. Микрокосм, система… Он хотел сказать, что ему вовсе не наплевать на великое. Но он не понимал, о каком великом шла речь, и, может, на такое великое и стоило плюнуть.

– Не сердись, родственничек, я шучу, - сказал Дэвис, - ко тебе придется подождать. Естественно, это немного оттягивает час гибели ваших клопов, но в конце концов в этом мире кто-нибудь всегда остается в проигрыше.

Питер кивнул головой и присел на складной стульчик. Он втянул свежий воздух и, сладко щурясь, посмотрел на небо.

Оно было бездонным и удивительным. Мелкие нежные облачка догоняли друг дружку, старательно обходя стороной сверкающий солнечный глаз.

– …солнца, - донесся до Питера прыгающий голос шурина. - Таким образом, это, пожалуй, самая идеальная модель процесса, которая была сделана человеком.

Дэвис ткнул пальцем в ночник, стоявший на колченогом дачном столике.

– Самое интересное, что совершенная… Вы понимаете, что я обозначаю этим словом? Так вот, совершенная модель обладает свойством жесткой связи с моделируемой системой. Поняли?

Бритая голова подняла брови и меланхолично сказала: - Вот это-то меня и потрясает.

– И тем не менее это так, - твердо сказал Дэвис. Он, улыбаясь, посмотрел на собеседника. - Здесь заключено солнце, самое настоящее светило, работающее поденщиком у Авроры. Естественно, уменьшенное в некоторое число раз… А все остальное - норма, включая и температуру.

Дэвис ласково пощелкал по полупрозрачному цилиндру.

– И самое главное - жесткая связь с исходным объемом, - повторил он.

– Да-а, - протянул бритоголовый статист.

Они помолчали, - Ну хорошо, - спохватился шурин. - Вернемся в микромир. Я пойду поищу порошок. Если хотите женя сопровождать… я еще кое-что расскажу…”

Бартон заложил книжку пальцем и закрыл глаза. Он медленно вдохнул и еще медленнее выдохнул - на три счета.

И так несколько раз. Потом запел, не разжимая губ. Так он боролся с тошнотой. Когда стало немного легче, опять принялся за чтение.

“Шурин и бритый ушли. Питер остался один. Он поправил шляпу и с интересом посмотрел на сосуд, стоявший на столе. Кусок трубы из неизвестного пластика, снизу и сверху увенчанный темными крышками с множеством разноцветных лакированных проводков. В его матовой глубине Питер разгля.дел искорку величиной с булавочную головку.

“Это и есть модель солнца?” - подумал он, подсаживаясь ближе.

Он несколько минут разглядывал невзрачное сияние, исходившее от искры, и думал: “Хорошенькое солнце, нечего сказать, ну и нахал этот Дэвис”.

Внезапно ему что-то почудилось. Какое-то чуть уловимое движение внутри цилиндра, словно искра вспыхнула ярче. Питер внимательно присмотрелся, и ему показалось, что искорка начала пухнуть и увеличиваться. Сначала как дробь, потом - горошина, дальше - цент…

Перепуганный Питер Бэйкер схватил свою шляпу и накрыл цилиндр.

Сначала он даже не понял, что произошло. Потом содрогнулся. На землю хлынула тьма. Тяжелый чернилъно-густой мрак залил парк. На темном небе проступили яркие звезды.

Дом, трава, деревья, порхающие бабочки - все растворилось в волнах внезапно наступившей ночи.

Питер оцепенел от ужаса. Он сидел затаив дыхание и не мог пошевелиться.

Какoй-то частичкой сознания, не поддавшейся смятению, он старательно и холодно фиксировал особенности разразившейся катастрофы. Его поразило, что наступившая ночь была по-особенному непроглядной. То черное, вязкое, что угадывалось, а не виделось вокруг него, имело странный зеленый оттенок. В воздухе разливался таинственный зеленоватый свет, как будто в аквариуме зажгли слабую лампочку…

– О идиот, о идиот! - Питер услышал голос шурина и шум его торопливых шагов.

Что-то упало к его ногам, и страшное ослепительное сияние, похожее на взрыв, ударило в глаза. Земле возвратили день. Дрожащими руками Питер Бэйкер поднял свою зеленую шляпу…”

4 АВГУСТА 19** ГОДА. НОЧЬ. ТЕМПЕРАТУРА 37,5.

ПУЛЬС 90. КРОВЯНОЕ ДАВЛЕНИЕ 140/85

Не могу понять, нравится мне рассказ или нет. Скорее он беспокоит, тревожит меня. Мысль о единстве доведена здесь до абсурда. Но впервые она получила конкретное, обывательское воплощение. Это уже не намистический бред египетского жреца или средневекового алхимика и не абстрактные математические выкладки какого-нибудь дремучего теоретика из Беркли. Я помню одно место у Рамакришны: “Вселенная померкла. Исчезло само пространство. Вначале мысли-тени колыхались на темных волнах сознания. Только слабое сознание моего “я” повторялось с монотонным однообразием… Вскоре и это прекратилось. Осталось одно лишь существование. Всякая двойственность исчезла. Пространство конечное и пространство бесконечное слились в одно”.

Вот оно! “Пространство конечное и пространство бесконечное слились в одно”. Полубезумный полупророческий лепет, косноязычное бормотание, пронизанный внезапной молнией бред оракула. Идея такого единства, надежда на такое слияние никогда не покидали человечество. Красный вихрь проносится мимо меня, черный стремительный вихрь, мерцающий звездной пылью. Халдейские маги в остроконечных колпаках, жрецы Тота в пантерьих шкурах, грозные предостережения библейских пророков, чадящий факелами сумрак Элоры… Вот где исток идеи. Она кружила голову, помрачала рассудок, неуловимая Майя, отсвечивающая голубоватым светом неограниченного и призрачного могущества.