Джон Ринго - Гимн перед битвой. Предвестник шторма Страница 176

Однако, что бы ни думал по этому поводу Жан-Поль Сартр, не каждому дано выбирать собственную судьбу. Если ему предстоит встретить последних посетителей Фредериксберга именно таким образом, так тому и быть.

Судя по ощущению неясной слабости и расплывающемуся под грудью пятну, он подозревал, что ему, может быть, и вовсе не удастся лично приветствовать гостей. Чтобы отвлечься от размышлений о превратностях судьбы, он попытался взглядом провести инвентаризацию того, что осталось. Книга возле его правой руки привлекла его взор, и он подтянул ее к себе, несмотря на дискомфорт, который движение вызвало где-то в нижних областях его тела. Не признав сразу обложку, он открыл книгу на титульной странице и был приятно удивлен своим неожиданным открытием.

— Боже мой, — прошептал он, — оригинальный «Копперфильд»! Где же вы прятались, молодой человек?

И вот так слова Диккенса послужили ему утешением, как добрые друзья, какими они всегда были, пока темнота не окутала его.

— Томми? — сказала Уэнди, очнувшись из забыться и обнаружив кругом полную темноту. Чья-то рука тут же зажала ей рот.

— Ш-ш! — неистово прошептал он. Откуда-то сверху донесся грохот. Толчок земли поведал об отдаленных взрывах.

Она узнала запах туннеля и со стыдом осознала, что он должен был нести ее всю дорогу сюда, вместо того чтобы драться. Тем не менее она чувствовала себя лучше, рана напоминала о себе лишь отдаленным дискомфортом, не более того. Она ощупала ее.

— Я сделал местную анестезию, — прошептал он. — Ты была в шоке, только и всего.

— Прости, — шепнула она в ответ.

— Это ничего, так бывает с некоторыми людьми. — Он сунул ей в руку какой-то предмет. — Это инъектор гиберзина. Держи его внизу, там, где соприкасаются наши бедра. Если нас засыплет, когда я рвану клэймор или когда грохнет Большая Штука, ты сможешь сделать себе инъекцию и, может быть, продержаться, пока нас не откопают.

— О’кей, а как ты? — прошептала она.

— У меня есть такой же, но если меня вырубит обломком, сделай мне укол, а я сделаю то же самое для тебя. Теперь держись.

Он подобрал клакер клэймора и три раза быстро его сжал.

После первого же нажатия до них донесся звук невероятно громкого взрыва и грохот многочисленных разрушений. Закрывающий вход в их убежище сейф зазвенел, когда на него упало несколько тяжелых предметов. Послышались еще звуки оседающих конструкций, и все стихло.

— Я установил пару дополнительных мин, чтобы устроить побольше взрывов, после того, как принес тебя сюда, — прошептал он. — Они практически обрушили первый этаж в подвал и закупорили нас.

Он сделал паузу.

— Теперь нам остается подождать и посмотреть, удастся ли нам пережить Большую Штуку.

Взрывы обрушили железобетонную крышу насосной станции внутрь, поверх навалили еще больше грунта до уровня на четыре фута ниже поверхности. И сейчас на получившейся в результате позиции подполковник Робертсон, его связист, два рядовых сапера и гражданский дорожный подрядчик ждали, когда до них либо доберутся послины, либо взрыв топливно-воздушной смеси положит обороне конец раз и навсегда.

Подполковник Робертсон воспользовался моментом полюбоваться восходом солнца, пока один из саперов вел наблюдение. Другой сапер, радиооператор и гражданский играли в покер. Несколько птиц, скорее оптимистки, чем реалистки, чирикали в жидком утреннем хоре. Если не считать холода и того факта, что вот-вот придет смерть, это было чудесное ясное утро с приличными шансами на превосходный осенний день. Жаль, что Робертсон его не увидит.

А мертвый майор Уизерспун лежал на командном пункте, полголовы снесено пулей рэйлгана, и в дверь церкви ломились послины. Санитары и раненые сжимали оружие и молча ждали. Казалось, вокруг собрались призраки в синей, серой и камуфляжной форме и ждали, когда их товарищи присоединятся к ним.

А шеф Уилсон стояла на первом этаже здания Администрации с надетым дыхательным аппаратом. У ее ног стоял автомобильный аккумулятор, а в левой руке она держала широко раскрытую клемму-зажим. Она осторожно переместила клемму в правую руку, внимательно следя, чтобы случайно не замкнуть, поработала левой, чтобы расслабить ее, и вернула клемму обратно. Делая это, она заметила движение у двери.

Поскольку сейчас они знали, что послины находятся восточнее Девяносто пятого, Керман, Уордли и Джоунс получили разрешение не приближаться к развязке, и каждый намеревался оставаться над деревьями, где послинам было гораздо труднее их обнаружить. Они неслись сквозь зарю. Перегрузки, тряска самолетов, маршрут — все казалось столь же обыденным, как ежедневные поездки на работу. Пересекая зигзагом Раппаханок, они с апломбом перенесли пики перегрузок и пошли над долиной к быстро приближающемуся городу.

— Кладите на гребень, — сказал Керман.

— Тигровая Акула-Пять.

— Три.

Они разошлись в стороны и с трех направлений сбросили напалм вдоль Принц-Эдвард-стрит в перекрестном маневре, который затмил бы даже самих «Вождей Грома». [116] Керман не видел следов трассирующих пуль, хотя послины вели активную стрельбу на поверхности.

— Наземный контроль, я Тигровая Акула-Два. Проявления активности людей во Фредериксберге не обнаружено.

— Понял, Второй. Согласен. Еще один заход, прием.

Тройка выполнила на пятнадцати g синхронный вираж над Бельмонт-Мэнор, притягивая к себе спорадический огонь в утреннем свете, и пошла обратно со стороны восходящего солнца.

— Господь, проведи меня по реке… — шепотом пела псалом Морген, сидя на берегу Раппаханока и всей душой желая, чтобы поскорее взошло солнце. Она увидела ряд точек, заложивших вираж на фоне восходящего солнца и быстро приближавшихся… — И кровью агнцев окропи меня…

Даже нормалы послинов могли чему-то научиться — до некоторой степени, — и постепенно до них дошло, что самый быстрый путь не передать свои гены следующему поколению — это просто открыть дверь в этом покинутом богами городе. Первая рота достигла единственного высокого здания города. Или, скорее, оставшиеся в живых из этой роты, открывшей дверь в главное место обитания военных техников, счастливчики, которые оказались позади холма.

Однако они слышали сообщения и видели результаты, остатки здания и плакаты вокруг него. Поэтому, хотя они не могли прочитать слова «Добро пожаловать в исторический Фредериксберг, дом Двести двадцать девятого инженерного батальона», красиво выписанные на ватмане, полощущемся над дверью в свете зари, немного скособоченный замок с двумя башнями был для них таким же ясным знаком, как череп со скрещенными костями для людей.

Подойдя к двери, оставшиеся в живых тридцать из четырех сотен замешкались. Каждому их шагу оказывалось сопротивление, каждое здание было заминировано, но все же это было самое крупное строение в городе, и его не обороняли, несмотря на плакат. Они вгляделись в затемненные окна и различили фигуру внутри. Их бого-король из осторожности оставался на дальнем конце улицы. Он пролаял команду, передний нормал сделал шаг вперед и открыл дверь.

Шеф Уилсон почти обрадовалась. Мучительная ночь наконец-то подошла к концу, и что бы ни случилось, ждать осталось недолго. Все, что можно было сделать, чтобы сохранить жизнь немного дольше, чтобы спасти жизни невинных, было сделано, и сейчас, в первый и последний раз, она собиралась отнять разумную жизнь. Большинство будет послинами, но будет и много людей. И она чувствовала, что в самой основе они все были братьями и сестрами. Тем не менее она была уверена, что люди были готовы к окончанию этой долгой ночи и с удовлетворением встретят начало новой, гораздо более долгой ночи с надеждой на умиротворение.

— Джентльмены, — сказала она послинам, по одному входящим в дверь, — добро пожаловать в исторический Фредериксберг.

И отпустила зажим.

Почти одновременно, как может получиться только у опытного сапера-сержанта, детонировали шестьдесят стограммовых шашек Композита-Четыре, размещенных на подоконниках. Взрывы одновременно воспламенили жидкий пропан, все еще закачиваемый внутрь, и обеспечили поступление кислорода для поддержания реакции.

За пару миллисекунд лопнули все оконные стекла семиэтажного здания, когда горящий пропан превратил воздух почти в вакуум на расстоянии трех кварталов в каждом направлении.

Когда пропан поглощал кислород, устремившийся внутрь воздух поддерживал протекание высокоэнергетической реакции, пока не выгорела последняя молекула пропана, после чего перегретый воздух взорвался наружу с катастрофической силой.