Александр Шпильман - Путь в надвремени. Книга 2 Страница 18

— А третьи и четвертые жены? — Рита была поражена, что гаремы так распространены. А она, наивная, и не догадывалась…

— Нет, такого мне не встречалось.

— И сколько у нас в городе многоженцев? — задала по другому вопрос Рита.

— Мы не считаем, статистику с нас никто не требует. Я лично провожу такие церемонии примерно один раз в месяц, но кроме нашей в городе много и других мечетей.

— Имам Ахмет, кто эти женщины, которые согласились стать вторыми женами? Какие они? — собирала Рита материал для грядущей встречи с гаремом Султана.

— Разные, как и все мы. Чаще всего — молодые, разумеется. Я говорил с многими из них, даже спрашивал, почему, например, восемнадцатилетняя студентка соглашается стать второй женой пятидесятилетнего аксакала. Девушка объяснила, что ее ровесники — несерьезные, о браке не думают, только о греховных удовольствиях. К тому же, все пьют, курят, наркотики употребляют — какие из них отцы будущим детям? И я согласен с ней — лучше быть второй женой достойного человека, чем единственной у какого-нибудь оболтуса… Кстати, у нас при мечети скоро начнет работать центр помощи наркозависимым…

Рита слегка поморщилась — имам явно хотел сменить тему на более интересную для него.

— А у вас самого сколько жен, имам Ахмет? — вернула его каверзным вопросом обратно Рита.

Имам на секунду задумался:

— Одна. И пятеро детей.

— А почему одна? — продолжала Рита. — Вы ведь явно можете обеспечить достойную жизнь не одной женщине…

— Э, не путайте две разные вещи! Когда Пророк говорил, что всем женам должно быть всего поровну, то имел в виду не только материальные блага. А как быть с вниманием, с проведенным временем? Я же из мечети не выхожу — на одну бы хватило…

Рита верила и не верила ему одновременно. Молодой имам слишком трепетно относится к внешним атрибутам своего начальственного положения — разрешает фотографировать себя только в расшитом золотом халате и «форменной» шапочке, требует почтительного отношения со стороны и властей, и очень пожилых служителей мечети. Неужели он упустит такую легкую и приятную возможность причислить себя к «достойным мужам»? С другой стороны, он и правда занят…

— А как вы относитесь к идее официально ввести многоженство? — задала Рита вопрос главного редактора.

— Хм, что вы имеете ввиду «официально»? — хитро сощурил глаза Ахмет. — Официально многоженство всегда существовало в исламе для его последователей. А гражданские союзы, регистрируемые ЗАГСами — дело другое, мы к этому отношения не имеем… Только истинно верующий человек ответственно подойдет к такому браку и будет соблюдать принцип равенства между женами. Если просто разрешить ставить второй-четвертый штамп в паспорте всем подряд, то где гарантия, что дело не сведется к одним плотским утехам без всяких моральных и материальных обязанностей? Впрочем, такие глобальные вопросы не в моем ведомстве, как понимаете. Я — человек маленький, политику в масштабе страны не определяю…

— А у Сергея Прозорова, директора «Института Физики Надвремени», уже сейчас пять жен, — начала тонкий подход к своей теме Рита. — Как вы к этому относитесь?

— Опять вопрос не по адресу, — хмыкнул имам. — Ни я, ни, насколько я знаю, мои коллеги в других мечетях не сочетали его браком с женщинами из будущего. Да и вообще директор упомянутого института к исламу не имеет никакого отношения, как мне известно. Не может же имам отвечать за грехи всех жителей города, верно?

Интервью было закончено — имам спешил на совещание в мэрию. Рита обдумывала материал по дороге: «По словам имама получается, что вторыми женами становятся из-за недостатка достойных мужчин, вот женщины и соглашаются делить мужа на две и более части. За это их обеспечивают как материальными, так и моральными благами в виде отца детям и уважаемого в обществе положения чьей-то жены. Но всем ли женщинам требуются эти внешние атрибуты замужества? Многие мои знакомые обеспечивают себя и детей получше среднестатистических мужчин, да и умны достаточно для того, чтобы не обращать внимание на штампы в паспорте. Может быть, только несамостоятельные, неуверенные в себе женщины соглашаются входить в такой современный гарем?» — думала Рита.

Глава XII. Многорукое «божество»

— Отоспался после полигона? — спросил на следующее утро Серж. — Тогда вперед — Олег отвезет тебя в Институт для тестирования и тренировки.

После вчерашней заумной «экскурсии» Тиму не слишком хотелось опять погружаться в сложные для его понимания новоизобретения старого друга. Но если Серж говорит, что надо срочно создавать новый браслет, а не то он окажется выкинутым в неизвестный участок прошлого, то куда деваться?

Олег проводил Тима на пятнадцатый этаж. На нужной двери висела табличка «Лаборатория тестирования и тренировки взаимодействия с компьютером».

— Проходите, Тимур Алексеевич. Знакомьтесь, это Павел, он и будет с вами работать.

Павел, мужчина неопределенного возраста с белесыми ресницами и бровями, радостно заулыбался новому «подопытному» — его самолюбию явно льстила возможность пообщаться с первым времяпроходцем.

— Прошу! — галантно пригласил он Тима сесть в кресло, отдаленно напоминающее зубоврачебное. Оно стояло в двойном сетчатом «коконе» из навешанных приборов и проводов.

— Оставляю вас в «инквизиторском кресле пыток», — пошутил в дверях Олег. — В руках нашего самого лучшего компьютерного мастера. «Ладно хоть не заплечных дел мастера…» — про себя откликнулся на шутку Тим. Разговаривать уже не получалось — быстрыми движениями Павел надевал на него то ли скафандр, то ли внешний скелет. На голове у Тима оказался шлем с встроенным стереоочками монитора компьютера и наушниками.

— Хм, — отвлек его внимание от рассматривания прибора Павел. — Тимур Алексеевич, пожалуйста, читайте вслух текст. Он будет появляться на экране перед вами. А сигнал с микрофона и датчиков будет фиксировать и обрабатывать компьютер.

— «Как зарождается любовь, — сказал Алехин, — почему Пелагея не полюбила кого-нибудь другого, более подходящего к ней по ее душевным и внешним качествам, а полюбила именно Никанора, этого мурло, — тут у нас все зовут его мурлом, — поскольку в любви важны вопросы личного счастья — все это неизвестно и обо всем этом можно трактовать как угодно. До сих пор о любви была сказана только одна неоспоримая правда, а именно, что «тайна сия велика есть», все же остальное, что писали и говорили о любви, было не решением, а только постановкой вопросов, которые так и оставались неразрешенными», — читал четко вслух Тимур. Текст был явно знакомый, но ни автор, ни название произведения никак не вспоминались.

— Хорошо, очень хорошо, — прервал его Павел, нажимая какие-то кнопки и двигая рычаги. — А теперь, пожалуйста, читайте молча, но проговаривайте про себя.

«То объяснение, которое, казалось бы, годится для одного случая, уже не годится для десяти других, и самое лучшее, по-моему, — это объяснять каждый случай в отдельности, не пытаясь обобщать. Надо, как говорят доктора, индивидуализировать каждый отдельный случай», — появлялись на экране и в голове Тима слова. На этот раз их, словно эхо, произносил компьютер.

— Замечательно, Тимур Алексеевич! — не дал Тиму вспомнить источник цитаты Павел. — А теперь без четкого внутреннего проговаривания, пожалуйста, просто пробегайте глазами. Компьютер уже накопил статистику распознавания.

«Мы, русские порядочные люди, питаем пристрастие к этим вопросам, остающимся без разрешения. Обыкновенно любовь поэтизируют, украшают ее розами, соловьями, мы же, русские, украшаем нашу любовь этими роковыми вопросами, и притом выбираем из них самые неинтересные. В Москве, когда я еще был студентом, у меня была подруга жизни, милая дама, которая всякий раз, когда я держал ее в объятиях, думала о том, сколько я буду выдавать ей в месяц и почем теперь говядина за фунт. Так и мы, когда любим, то не перестаем задавать себе вопросы: честно это или не честно, умно или глупо, к чему поведет эта любовь и так далее. Хорошо это или нет, я не знаю, но что это мешает, не удовлетворяет, раздражает — это я знаю», — запинался, растягивал одни и проглатывал другие слова компьютер.

— Вы слишком торопитесь, Тимур Алексеевич, — прервал быстрое чтение Тима Павел. — Чуть-чуть помедленнее…

— Так цитата очень интересная! — пожаловался Тим. — Хочется скорее прочитать, чтобы вспомнить, кто написал… И, как на зло, не приходит в голову… Это русская классика, я уверен, но кто из столпов так про любовь писал? Не Толстой, кажется, у него слог немного другой. Бунин? — продолжал гадать Тим. Мысли классика звучали очень современно в связи с его гаремными размышлениями.

— Это Чехов, — скромно улыбнулся Павел. — Антон Павлович, — почему-то пояснил он, как будто был второй писатель с такой же фамилией. Тимур почти хлопнул себя ладошкой по голове, да не дал шлем и провода. — Не отвлекайтесь, пожалуйста, продолжим.