Виктор Сапарин - Поющие пески Страница 18

— Так вы считаете, — сказал Павлик серьезным тоном, — что настоящие поющие пески «поют» не в результате их электризации?

— Нельзя утверждать столь безапелляционно, — ответил Ястребов. — Я лично считаю, что могут быть и, наверное, есть в природе такие пески, звучание которых объясняется их электризацией. Почему бы им не быть! Но что звучание песков всегда вызывается электризацией и только электризацией, с этим я не согласен. Во всяком случае те поющие пески, что я исследовал здесь в пустыне, явно другого происхождения.

— Почему вы так думаете?

— Я специально проверял их. Я взял поющий песок, омертвил его, то–есть перемешивал, пересыпал и тряс до тех пор, пока он перестал звучать, а затем наэлектризовал. И сравнил звук, который он издает, с «пеньем» такой же порции свежего песка, взятого прямо с бархана. Огромная разница!

— А что же мы будем делать теперь? — спросил Павлик.

— Теперь? — весело объявил Ястребов. — Теперь мы будем работать вместе, если вы не возражаете!

ТАЙНА БАРХАНА № 1

Снова вместо уютного коттеджа палатка в песках. Рядом еще две такие же палатки и четвертая, побольше, — лаборатория. Поодаль стоит закрытый фургон на колесах, — здесь производятся самые тонкие и самые сложные исследования.

Тот же знакомый бархан. Только подножье его несколько расплылось от движения песка и один рог чуть изменил свою форму, в остальном — милый, добрый, родной бархан. Сколько воспоминаний связано с днями, проведенными у его подножья, сейчас истоптанного множеством следов!.. Все так же поет он и играет, если взобраться на его вершину и дотронуться до чуткой его поверхности. В одном месте, правда, песок слежался, стал крепким, как снежный наст, когда его хватит мороз после оттепели, и уже не звучит. Но там, где песок рыхл и нежен, он, едва начав струиться, начинает свои музыкальные рулады.

— А сорбирующее действие? — спрашивает Петр Леонидович. — Про сорбирующее действие вы забыли?

Сорбирующее… Конечно, песок, особенно мелкий, должен обладать сорбирующим действием. И опилки, и угольная пыль, если они долго лежат на одном месте, впитывают газ, удерживают его в мельчайших порах. Почему бы не впитывать газы и пескам! Ведь это тоже пористая масса, взять, к примеру, тот же бархан.

Студент долго думает, рассеянно глядя на бархан, такой мирный сейчас и теплый под лучами утреннего солнца, и, наконец, говорит:

— Но ведь всё пески обладают этой способностью. По крайней мере, все пески одинаковой структуры.

— Значит, дело не в песках…

— А в чем же?

— В газе! В том газе, который они собирают.

— Но ведь и газ один. — Павлик оглядывает яркосинее небо и желтоватые всхолмленные дали. — Воздух здесь, в пустыне, одинаков.

— В атмосфере — да. А в песке — это еще нужно посмотреть.

И они принимаются смотреть. Газоанализаторы в фургоне–лаборатории не отдыхают ни минуты. Опыт за опытом, проба за пробой… Все аккуратнейшим образом фиксируется в толстенной тетради. Павлик уже не тот Павлик: он сидит за лабораторным столом, пока не начинает ломить спину, а в глазах рябить от стеклянных трубок и банок с цветными реактивами. Он теперь понимает, что ключ к загадке не закопан просто в песке и его найдет не случайный счастливец, а упорный искатель. Наука требует труда настойчивого, усидчивого, самоотверженного… И смелой мысли! Юноша с восхищением следит за тем, как свободно то одну, то другую идею выдвигает Ястребов и как систематически прослеживает ее до конца.

Встав из–за лабораторного стола, Павлик бродит по пескам, заложив руки в карманы и хмуря брови. Энергичная складка появляется возле рта на лице, недавно еще сохранявшем так много детского. Сейчас Павлика уже ничем не удивишь. Скажи ему, что, ничего не поделаешь, приходится отказаться от гипотезы, на проверку которой были затрачены дни напряженного труда, или, наоборот, в новых выяснившихся обстоятельствах потребуются дополнительные сложные опыты, — он подумает, поразмыслит и, убедившись, что так оно и есть, только кивнет головой и сожмет губы. С этого момента он будет думать уже только над тем, как лучше поставить новые опыты или поскорее и самым убедительным способом проверить новую гипотезу. Руководитель работ Петр Леонидович никогда не отдавал всей симпатии одной какой–нибудь версии, подбирая к ней факты, как это случается иной раз с нетерпеливыми и увлекающимися исследователями. Он старался подойти к явлению с разных сторон. Недостатка в гипотезах у профессора Ястребова не было.

И вот теперь сорбция… Ничего как будто нового. Явление давно известное. Более того: некоторые исследователи высказывали мысль о том, что звучание поющих песков вызывается, возможно, газами, заключенными между песчинками. Но что это за газы? Этого никто не знал, даже те ученые, что выдвинули самую гипотезу. В науке о поющих песках накапливались разнообразные факты, но не было объединяющей их теории. Вернее, теорий было почти столько же, сколько и фактов. Павлик теперь знал о поющих песках многое, очень многое, кроме разве самого главного — отчего они поют.

Если уж «подозревать» газы, то тогда возможно, что и при перевозке поющих песков в запечатанной бутылке главную роль в каких–то случаях играло не трение песчинок о стекло бутылки, а пробка — самая обыкновенная пробка. Благодаря пробке газированные пески и сохраняли способность звучания.

Но студент понимал, что Ястребов, думая о сорбции, имел в виду не общеизвестные истины. Их научный руководитель не говорил обычно ничего зря.

Этот намек на состав газа — что он означает?.. Песок может впитывать разные газы из воздуха не одинаково, а с некоторым предпочтением: тогда в бархане, в порах между песчинками, окажется другое соотношение азота и кислорода, чем в атмосферном воздухе. Это имел в виду профессор?.. Но ведь, кроме азота и кислорода, в атмосфере есть еще гелий! Ничтожная доля его, всего полтысячной процента, содержится в воздухе, которым мы дышим. Вдруг песок собирает гелий, аккумулирует его из атмосферы, — такое открытие может иметь огромное практическое значение. У Павлика захватывает дух… Но прочесть на лице профессора его мысли трудно.

Ястребов никогда не говорит о конечной своей, самой потаенной мысли, когда выдвигает очередную идею. Он не хочет навязывать своим помощникам готового решения, сковывать их мысль. Он предлагает гипотезу и требует объективной ее проверки. Сколько заблуждений, говорит часто он, удерживалось в науке из–за предвзятого мнения, когда исследователь, страстно желавший увидеть то, что ему хотелось, не замечал убедительных фактов, опровергавших его теорию.