Эллис Питерс - Воробей под святой кровлей (Хроники брата Кадфаэля - 7) Страница 19

Раннильт так отдалась своему горю, что не заметила, как у нее за спиной неслышно вошла в дверь Сюзанна и остановилась на пороге, наблюдая за тем, как она вслепую что-то ищет, обливаясь горючими слезами.

- Да что с тобой, девушка, скажи мне, ради Бога?

Раннильт вздрогнула и с виноватым видом обернулась, бормоча, что с ней, мол, ничего не случилось.

- Простите, - лепетала она, - я сейчас все сделаю!

Но Сюзанна резко оборвала ее лепет.

- Хорошенькое ничего! Мне надоело смотреть, как ты ходишь, повесив нос, и толку от тебя никакого! Вот уже два дня ты все киснешь и киснешь. И я-то знаю почему. У тебя на уме этот несчастный воришка. Знаю, знаю, он тебя оплел своим ласковым голосом и вкрадчивым обращением, я все время за тобой наблюдала. И надо же быть такой дурехой, чтобы так страдать из-за дрянного воришки!

Сюзанна не сердилась и не бранила Раннильт, она вообще никогда не бывала сердитой. Возмущаясь и отчитывая девушку, она говорила с ней снисходительно-приветливым тоном, и голос ее звучал ровно и сдержанно, выражая неизменную доброжелательность. Раннильт молча проглотила последние слезы, поморгала глазами, чтобы согнать застилавшую их пелену, и деловито загремела горшками и сковородками, лихорадочно высматривая, чем бы отвлечь от себя внимание Сюзанны.

- На меня просто вдруг что-то нашло. Сейчас уже все кончилось. Ой, посмотрите-ка, вы совсем промочили ноги, и подол платья у вас мокрый! воскликнула Раннильт, радуясь нечаянно подвернувшейся возможности переменить разговор. - Вам бы лучше переобуться.

Сюзанна только передернула плечами на отвлекающий маневр девушки.

- Это неважно, подумаешь, промочила! Вода в реке немного поднялась, а я не заметила и подошла слишком близко, когда вешала на куст рубашку. А вот как насчет твоих мокрых глаз? Об этом сейчас речь. Ах, глупенькая ты девчонка! Нашла на кого заглядываться! Ведь он - обыкновенный проходимец с большой дороги, за которым тянется много подобных делишек помельче, и веревка давно по нем плачет. Опомнись, пока не поздно, и выкинь его из головы!

- Не проходимец он! - ответила Раннильт с отчаянной храбростью. - Не делал он этого, я знаю! Я знаю его, он никогда так не поступит. Не такой он человек, чтобы убивать людей. Я и правда тревожусь о нем, тут уж ничего не поделаешь!

- Вижу, - со вздохом согласилась Сюзанна. - Вижу с тех пор, как его приперли к стенке. Надоело мне смотреть на все это. Я хочу, чтобы ты поскорее образумилась. Да что же я, прости Господи, одна должна тащить на себе все хозяйство, даже без твоей помощи?

Она задумалась, закусив губу, а затем неожиданно обратилась к Раннильт с вопросом:

- Скажи-ка, а поможет тебе, если ты своими глазами убедишься, что твой акробатишка жив и невредим и что до поры до времени его, как это ни жаль, никто и пальцем не может тронуть? И что он, если повезет, даже из такого переплета сумеет выпутаться?

Сюзанна произнесла воистину волшебные слова. У Раннильт высохли слезы, глаза ее вспыхнули, как две свечки, и она впилась в Сюзанну сияющим взглядом.

- Я его увижу? Вы хотите, чтобы я к нему пошла?

- Есть же у тебя ноги! - язвительно сказала Сюзанна. - И расстояние туда - всего ничего. В монастырь никому не запрещают входить. И может быть, ты образумишься, когда побываешь у него и сама увидишь, как мало ты для него значишь, в то время как ты, дурочка, все глаза выплакала. Может быть, ты тогда поймешь, что он за птица, и это будет для тебя полезным уроком. Ладно, отправляйся! Сходишь, и покончим с этим! Один день я уж как-нибудь без тебя обойдусь. Пускай жена Даниэля займется делом. Глядишь, чему-нибудь и научится.

- Так вы это, что ли, взаправду? - прошептала Раннильт, потрясенная таким великодушием. - Мне можно уйти? А кто же будет вместо меня приглядывать за супом и за жарким?

- Я сама присмотрю. Видит Бог, я достаточно часто это делала! Сказала тебе - иди! Да ступай побыстрее, пока я не передумала, можешь не возвращаться до вечера, если это тебя излечит и ты вернешься уже в здравом уме. Только умой лицо, девушка, и расчеши волосы, чтобы самой не срамиться и нас не срамить! Можешь захватить с собой овсяных лепешек да положи в корзину что-нибудь из вчерашних остатков. Если действительно он напал на моего отца, - жестоко пояснила она, стоя спиной к Раннильт и спокойно помешивая в котле поварешкой, - то ничего хорошего его не ждет, так что пускай уж поест, пока жив, мне не жалко. - Затем она, обернувшись через плечо, бросила остолбеневшей от изумления Раннильт: - Ступай и навести своего менестреля! Я не шучу, можешь идти. Не думаю, чтобы он хотя бы запомнил твое лицо! Так что иди набираться ума-разума!

Не помня себя от счастья, ошеломленная свалившейся на нее неожиданной милостью, Раннильт умыла лицо дрожащими руками, подобрала растрепавшуюся копну темных волос, схватила корзинку, наполнила ее какими-то кусочками, которые ей грубовато сунула Сюзанна, и пошла через холл к выходу, как ребенок, который спит с открытыми глазами. Случилось так, что в это время с лестницы спускалась Марджери с охапкой старых, ненужных вещей. Заметив мелькнувшую внизу, торопливо удаляющуюся фигурку, она, чувствуя невольную симпатию к такой же одинокой, как она сама, и чужой здесь сиротке, с удивлением спросила:

- Куда тебя, девочка, посылают, что ты так спешишь?

Раннильт покорно остановилась и, подняв голову, увидела перед собой свежее, круглощекое лицо Марджери:

- Миссис Сюзанна сегодня дала мне выходной. Я иду в аббатство отнести Лиливину кое-что из съестного.

Это имя, столь много значащее для Раннильт, ничего не сказало Марджери, поэтому она объяснила:

- Это менестрель. Про которого говорят, что он напал на мастера Уолтера. Но я не верю, что он это сделал! Она сказала, что разрешает мне к нему пойти, чтобы я сама посмотрела, как он поживает, а то я очень плакала...

- Я его помню, - сказала Марджери. - Маленький такой, совсем молоденький. Так, значит, они уверены, что это был он, а ты убеждена, что нет? - Задумчиво опустив глаза, она порылась в одежде, которую несла, и по ее лицу пробежала слабая улыбка. - Помнится, он был неважно одет. Вот кафтан, который мой муж носил несколько лет назад, и плащ. С его росточком ему они подойдут. Возьми их с собой. Обидно было бы просто так выбросить вещи. Благотворительность - дело богоугодное и простирается даже на грешников.

Она деловито вынула обе вещи из общей кучи - хороший темно-синий кафтан, из которого Даниэль вырос после первой починки, и чиненый-перечиненый красновато-коричневый плащ с капюшоном:

- Вот, бери! Здесь они уже никому не нужны.

Они были действительно не нужны, и теперь пригодились молодой хозяйке лишь постольку, поскольку ей доставило особенное удовольствие отослать их несчастному бедолаге, которого ее новое семейство в один голос объявляло закоренелым преступником. Для Марджери это был жест, которым она утверждала свою независимость.

Еще более ошеломленная, Раннильт приняла из ее рук подарки, засунула в свою корзинку и, молча поклонившись, опрометью кинулась вон, не дожидаясь, когда прекратится приступ всеобщего благоволения и все щедроты - одежда, еда, выходной день - рассыплются на ее глазах прахом.

Сюзанна сварила обед, подала, помыла посуду. Она выполняла весь круг ежедневных обязанностей, храня на устах какую-то непонятную, жесткую улыбку. При Сюзанне дом незаметно стал вестись на более широкую ногу, чем было под началом госпожи Джулианы. Вот и сегодня еды на столе оказалось в избытке, и, когда все поели, Сюзанна собрала обед для Йестина и сама отнесла его в мастерскую, там она присела с ним за стол, чтобы забрать потом пустую миску. После обеда осталось немного еды - слишком мало, чтобы сберегать ее на завтра, но достаточно, чтобы накормить еще одного человека. Сюзанна накрошила в миску остатки солонины и понесла ее через двор к замочному мастеру - ей и раньше случалось делиться с ним излишками от своего стола.

Джон Бонет поднял голову от верстака, когда к нему вошла Сюзанна с миской в руке. Она огляделась вокруг: в мастерской царили тишина и порядок, но Болдуина Печа нигде не было видно, не увидела она там и мальчика Гриффина, которого, очевидно, послали сбегать по какому-нибудь поручению.

- У нас оказался излишек, а я знаю, что ваш хозяин не большой мастер стряпать. Если он еще не кушал, то вот я принесла ему обед.

Джон учтиво поднялся перед ней и встретил ее почтительной улыбкой. Они были знакомы уже пять лет, но между ними всегда оставалась приличествующая положению дистанция. Дочь богатого мастера, хозяина дома, была не чета простому работнику.

- Вы очень добры, госпожа, но мастера нет дома. Он ушел еще утром и с тех пор не показывался, а мне поручил сделать несколько ключей. Я думаю, что он придет только к вечеру. Он, кажется, говорил, что сегодня рыба должна хорошо клевать.

В этом не было ничего необычного. Болдуин Печ спокойно полагался на своего подмастерья, зная, что тот не хуже его справится с любой работой, и частенько пользовался этим, бросая на него мастерскую и устраивая себе выходной. Иногда он уходил шататься по питейным заведениям, чтобы обменяться с посетителями новостями и сплетнями, иногда отправлялся на стрельбищный вал у реки, чтобы сделать ставку на хорошего стрелка, или брал лодку, которую хранил в нескольких минутах ходьбы от своей мастерской, в сарае около шлюза, и рыбачил на реке. Сейчас настала пора, когда молодь лосося поднимается вверх по Северну. Самое время для рыбака попытать удачи.