Отмель - Илья Сергеевич Ермаков Страница 19

И сколько еще будет таких нападений?

Если найти оружие для Мальчика… если у кого-то найдется в доме пистолет и патроны… если она научит его стрелять…

Может, вместе отправиться на поиски машины будет легче? Если Мальчик будет с оружием, будет ли она меньше беспокоиться за его безопасность?

«Какой бред!» – поймала она себя на мысли, – «это просто бессмысленный бред перед сном! Утро вечера мудренее».

Никуда они не пойдут. Они останутся здесь, в доме, и продолжат выживать так, как это умеют делать только они. Мама продолжит ходить на вылазки и разорять новые и новые дома. Они будут наслаждаться дождем вместе. Она будет гулять с Бабушкой, заботиться о Девочке. А если… если запасы закончатся? А в поселении их должно быть…

«Хватит думать про это поселение! Спи уже! Спи, прошу тебя!» – она корила себя за собственные мысли, которые ни к чему не вели, ни к какому решению.

На грани сна и бодрствования это начиналось. Мир менялся. Это влияние Тона, который она слышала прежде, чем закрыла уши, когда все началось. Тон оказал влияние на Мальчика куда более зловредное, чем на нее. И для Мамы Тон остался тем, кто оставил неизгладимый след в ее разуме, в ее сознании, в ее мыслях и чувствах.

На грани сна, между царством Морфея и реальностью, случалось проникновение в мир того, что должно было всегда оставаться за чертой, за барьером понимания, за преградой. Оно не должно проникать сюда. Это не в норме, не в порядке вещей.

Но путь уже открыт.

Краски изменились.

Мир стал напоминать съемку старого фильма в сепии. Рыжеватые и серые тона проникли через окно в комнату Мамы, окрасили пол, стены, мебель, кровать.

Оказавшись на границе неизведанного, Мама открыла глаза, села в постели и осмотрелась: весь мир словно прошел через фильтр сепии.

Этот мир наполнялся звуками.

Звуками, которым не было места в реальности.

Окно открылось, и Мама почувствовала странный теплый ветер, шедший с моря. Голос… все тот же голос – знакомый, приятный, женский, почти детский. Голос девушки-незнакомки звал ее:

– Идем.

Она встала с постели. Сначала захотела взять кофточку, но приятное тепло подсказывало ей, что в этом нет необходимости.

Мама прошла к окну, открыла его шире. Она видела лес, видела море, пляж… и там что-то было. Что-то, что так звало ее и манило к себе.

– Идем за мной.

Нежный голос говорил с ней. И она последовала за ним.

Мама шагнула за окно, под ней появилась тропа, ведущая к морю. Она пошла по дорожке, осматривая этот странный и непонятный ей мир. Воздух здесь вибрировал. Все мерцало и искажалось, как искажался холодный воздух на фоне тепла у костра.

Ее уши оставались заложены берушами, но она слышала все звуки, коими наполнялась эта другая реальность – шелест. Знакомый ей шелест бумажных корабликов. И шуршание… словно звуки радио.

Она прошла по миру в сепии, по тропинке, вышла к морю, на самый пляж, и увидела дом. Странный каменный дом с деревянной дверью и ставнями. Две фигуры маячили с торцевой стороны, смотрящей на море.

– Иди.

И она пошла.

Мама прошла ближе к дому, и силуэты обрели ясность. Одним из них был рослый мужчина со спутанными волосами. Он разматывал сети, чтобы пойти на рыбалку. И мальчик, лет двенадцати, он сидел на камне и стругал фигурку птицы из дерева.

У дома стояли станки, длинные столы и лежали инструменты резьбы по дереву.

Плотники.

– Кто это? – спросила Мама вслух.

– Смотри.

Она продолжала смотреть на двух незнакомцев. Скорее всего, это был отец и его сын. А где же мать?

Мальчик, зарываясь босыми ногами в песок, старательно отсекал от деревянного бревнышка все лишнее. Деревянные стружки падали ему в ноги. Отец время от времени довольно поглядывал на сына, хвалил его, а сам продолжал разматывать сети.

– Зачем ты мне это показываешь?

Это просто семья плотников.

– Смотри.

Голос убеждал ее оставаться тут и продолжать наблюдать за отцом и сыном. Она не знала этих людей. Они никого ей не напоминали. Двое незнакомцев, облаченные в странные древние одежды, обнажавшими ноги и торс.

Маме больше нравилось наблюдать за мальчиком, работающего с деревом. Его птица получалась неказистой, но в то же время прекрасной. Эти шероховатости и недостатки делали ее живой. Живее, чем она могла получиться, если бы была слишком идеальной. Эти мелкие несовершенства делали деревянную птицу совершенной.

И взгляд мальчика, такой сосредоточенный, сконцентрированный. Он не обращал внимание ни на что вокруг – так сильно был увлечен работой, полностью ею поглощен.

Отец поглядывал на сына и одобрительно кивал.

А потом… дверь дома открылась и на пороге появилась женщина в длинных одеждах и с покрытой головой. В руках она держала деревянную чашку с водой.

Она позвала мужа и сына на обед.

Мама смотрела не женщину, но не видела ее лица. Она испугалась, что женщина сейчас уйдет, а она так и не увидит ее лица.

Зачем оно ей?

Почему она так хочет его увидеть?

Ей казалось, что она упускает что-то очень важное.

– Ступай.

Мама двинулась с места и прошла к дому, чтобы посмотреть этой женщине в лицо. Та стояла и махала мужу, поглядывая на сына.

Лицо…

Какое у нее лицо?..

Мама подбежала к незнакомке, когда та уже собиралась разворачиваться и возвращаться в дом. Это заставило ее ускориться.

– Нет! Подожди!

Она успела увидеть лишь часть ее лица, когда женщина окончательно развернулась и ушла за дверь.

И эта щека, этот глаз, сторона носа…

Лицо, которое она не успела разглядеть, показалось ей слишком знакомым. До ужаса знакомым! Это лицо… напомнило ей ее собственное лицо…

– Мама!

Она услышала голос ребенка.

Голос мальчика.

Мама сразу посмотрела на него, но тот продолжал спокойно сидеть на камне и заниматься деревянной птицей.

– Мама!

– Кто это кричит?

Голос был таким знакомым…

– Они уже здесь! Они идут ко мне! Нет! Мама!

Этот голос словно прорывался в ткань этого мира из… реальности. Он не принадлежал этому миру – границе миров.

– Мне страшно! Страшно! Спаси меня! Мама! Спаси меня!

И голос девушки, сопровождавший ее весь путь велел:

– Беги.

И она побежала.

Мама рванулась с места и побежала прочь от пляжа. Она побежала по незримой тропе, ведущей прямо к дому, к окну, назад, в ее мир, в ее реальность.

Чем ближе она была к дому, тем звучнее и отчетливее становился голос