Ник Перумов - Череп на рукаве Страница 19

13

Я бы хотел оказаться там. В аду и грохоте столкнувшихся танковых лавин. Пятая гвардейская танковая армия, устремившаяся в самоубийственную атаку, – без малого две пятых машин (тридцать девять процентов, если быть точным) в её боевых порядках составляли лёгкие Т-70, не представлявшие практически никакой угрозы для тяжёлых «тигров», «пантер» и Т-IV – кроме как с дистанции пистолетного выстрела.

14

... Численность танков в танковых корпусах 5-й гвардейской танковой армии на 11 июля:

18-й танковый корпус: «Черчилъ» – 21; Т-34 – 103, Т-60 и Т-70 – 63;

29-й танковый корпус: KB – 1, Т-34 – 130, Т-60 и Т-70 – 85; СУ -76 – 9; СУ-122 – 12...

15

233 «тридцатьчетверки» и 148 лёгких танков, бесполезных даже в ближнем бою...

Там умирали мои предки. На скверных «тридцатьчетверках» с ещё более скверной оптикой – против первоклассных боевых машин Рейха, поражавших русские танки с двух километров – против жалких пятисот метров, с которых пушка Т-34 ещё могла осилить немецкую броню.

Пятая гвардейская потеряла в том бою три четверти своих танков. Но задачу она выполнила. Рейх не прошёл в Прохоровку. И пусть тот же Гланц задним числом теперь уверяет, что танковый корпус СС «и не собирался наступать». Пусть. Я знаю правду.

Чай быстро кончился в кружке. Как хорошо, когда можно просто протянуть руку за чайником и...

– Рус! – негромко окликнула меня Гилви.

Я повернулся. И не то чтобы обомлел – не мальчик, слава богу. Но что изрядно удивился – это точно.

Она стояла в дверном проёме. Как сказал бы какой-нибудь литератор – полуобнажённая. Хотя я сам предпочитаю более простое «полуголая». Во всех обязательных к ношению «подружками» подвязочках, чулочках и прочих деталях женского нижнего туалета, названиями коих я никогда не интересовался. Далька, например, и лифчика-то отродясь не носила.

Очевидно, Гилви, в свою очередь, как и dame гауптманн, следовала каким-нибудь методичкам Академии Военной Психологии.

Наверное, всё это должно очень сильно возбуждать. Не знаю, может быть, я ненормальный – с точки зрения методичек. У меня лично всё это вызывает чувство стыда с поджиманием пальцев в ботинках.

– Красивая? Нравлюсь? – осведомилась она, кокетливо выгибаясь. – Может, всё-таки отложишь книжку и перейдём к несколько более весёлым занятиям?

– Гилви, – осторожно сказал я, не закрывая книгу. – Прости, пожалуйста, зачем тебе это надо? Прошлый раз всё было хорошо. И тебе, и мне. Зачем всё это... представление? Можно подумать, ты от желания умираешь. Господи, Гилви, я же знаю – у тебя тяжёлая, выматывающая работа. Работа, а не удовольствие. Удовольствия от очередного рекрута в твоей постели ты не получаешь. Совсем даже напротив. По-моему, радоваться надо, что мне от тебя ничего не нужно.

– А ты думаешь, мне приятно, что ты на меня как на бревно смотришь? – вспыхнула она. – Что лучше всего меня бы тут совсем не было?

– Прости, Гилви, – я поднялся. – Не хотел тебя обидеть.

Она скорчила гримасу.

– Не хотел, не хотел, я знаю... Просто обидно, что я для тебя вообще не существую. В кои веки зашёл нормальный хороший парень – и на тебе...

– Откуда ты знаешь, что я нормальный? – заметил я. – Нормальный бы, наверное, тебя бы успел уже раза два, а то и три...

– Куда им! – Гилви махнула рукой, засмеялась. – Слабаки. Один гонор, и ничего больше. И каждый требует, чтобы ему сказали, будто бы он – самый лучший и способен за ночь сто девственниц осчастливить. Ты когда-нибудь осчастливливал девственницу, Рус?

– Что-то не припоминаю, – сказал я, и мы оба засмеялись.

С ней отчего-то было легко смеяться. И говорить. И даже господин штабс-вахмистр Клаус-Мария Пферц... в моём изложении получался вовсе не извергом, каким его не без основания считали почти все рекруты, а забавным шутником.

– Клаус-Мария? Вахмистр? – Гилви вдруг наморщила лоб, что-то припоминая. – Как же, как же... подружка про него рассказывала... Вошёл, такой весь из себя бравый, грудь в орденах, морда в шрамах. А потом... – она прыснула, – вдруг ей и говорит: «свяжи, мол, мне руки колготками, раком меня поставь, сама садись сверху и хлещи меня по голой заднице, как только можешь». Представляешь?...

Я не слишком в это поверил, но тоже старательно расхохотался. Наверняка это тоже соответствовало какой-нибудь психологической методичке, рекруты должны смеяться втихую над начальством, чтобы кто-нибудь не разрядил в это самое начальство всю обойму.

Отсмеялись. Выпили ещё чаю.

– Завидую я твоей девчонке, – вдруг сказала Гилви. – Мне бы такого парня... когда с другой – можно, чуть ли не заставляют – он ни-ни... Чего она на тебя взъелась, не скажешь? Я всё равно никому не расскажу. Да и не бываю я в ваших краях – знаю, там имперцев не любят...

– Вот потому и она тоже меня... того, – не выдержал я.

– Из-за того, что ты в армию пошёл? – ахнула Гилви.

– Ну да.

– Ну иду... вот глупая, – успела поправиться Гилви. – Империя, армия – это же хорошо! У нас на планете армию все любят.

– А откуда ты?

– Третья Зета Жука. У нас, покуда Империя не пришла, плохо было. Ой как плохо! Лорды всё под себя подгребли, сословия, цехи, ля-ля, тополя, туда не шагни, здесь не ступи, не суй своё простонародное рыло к благородным, первую ночь – сеньору...

– К земле не прикрепили, часом?

– К тому всё шло. Лорды друг на друга набегами ходили, жгли да грабили всё подчистую. Мужиков и ребятню – в полон, баб – к плетню привязать в ряд, юбки на голову – и пожалуй, дружинушка, развлекаться. Оттрахают всех, уйдут... Ох, хлебнули же мы горя. А потом армия пришла. Как раз «Мёртвая голова» у нас и высадилась. В три дня порядок навели. Лордов, кто сопротивляться вздумал, – на осину. Без суда и следствия. Кто в леса вздумал бежать – объявили награду, выследили с помощью местных, окружили и взяли. Кто с оружием попался – опять же на осину. Кто сдался – каторга и поражение в правах. Но в живых оставили. Я после того поняла – если хочешь чего-то, держись, во-первых, Империи, во-вторых – армии. Правильные люди тут. Даже если любят, чтобы им руки колготками связывали, – она хихикнула. – Я, когда вербовалась, сразу сказала – отправьте, мол, туда, где «Мёртвая голова» стоит. Или её части. Так вот сюда и попала.

– Так ведь тяжко ж...

– Тяжко? Парню разок-другой дать? Парню, который, может, мою сестрёнку от баронского дружинника спасать будет, ежели те вновь бунт учинят? Который голову свою под пули подставлять будет? Видела я их, как они дрались, как в танках горели, когда колонна в засаду угодила... Не смеши меня, Рус. А на всё остальное... врачи есть. Психологи те же. Хорошие. Я нормальная буду, нормальная, и любить смогу, и кончать, извини, по-настоящему... И рожать тоже. И никто, главное, потом ничего не узнает. Проходила службу во вспомогательных частях.