Евгений Лукин - Работа по специальности Страница 19

- А я просила? - Голос Клавки стал несколько визглив. - Я когда-нибудь кого-нибудь о чем-нибудь просила? Унижалась я когда-нибудь перед кем-нибудь?

Каждое "нибудь" падало подобно удару молотка, с каждым разом все более приобретая какой-то неуловимо матерный призвук.

"Ментовки" терпеливо ждали конца разговора. Потом одна из них двинулась к зрителям и сильно обоих встревожила, чтобы не сказать, всполошила. Тот, что в пончо, кинулся к ближайшей глыбе, прыгнул на нее животом и, отбрыкивая воздух толстыми босыми пятками, вполз на покатую верхушку. Владелец спецовки, не торопясь, но и не мешкая, отступил с оглядкой к стене, поближе к теневому овалу. Затеплившаяся было у Ромки надежда, что эти симпатичные подвыпившие дядечки ему помогут, - рухнула. Они, явно, и сами побаивались глянцевых тварей.

- Да трезвый я, трезвый, начальник, - глумливо обратился с глыбы присевший на корточки толстяк, в то время как "мусорка" закладывала ленивый акулий вираж вокруг камушка. - Чего принюхиваешься?

- Ни стыда, ни совести! - сказала, как печать оттиснула, стриженая Клавка. - Тьфу!

И двинулась к дальней молочно-белой громадине.

- Ломай! - приказала она.

- А? - тупо отозвался Ромка.

- Ломай-ломай! Нанес ущерб - так возмещай теперь! А ты как думал? Церемониться с тобой будут?

Ромка все еще не верил своим алым оттопыренным ушам.

- Как это - ломай?

- А как хочешь!

Происходящее сильно напоминало провокацию. Ромка оглянулся и вздрогнул. В нескольких шагах от него стояла неизвестно откуда взявшаяся девушка с надменным скучающим лицом. Сверкающий, как фольга, балахончик, хитрого плетения поясок... Одна из "ментовок" сунулась было незнакомке под ноги, но та отогнала ее ленивым движением руки.

- Ну ты, Клавка, зверь, - покручивая головой, заметил мудрый и морщинистый, по-прежнему держась на безопасном расстоянии. - Как он тебе ее сломает? Она уж тут неделю стоит, никто за нее не берется! Ты совесть-то хоть имей...

- Совесть?.. - вскинулась Клавка, и тут словно ручку громкости увернули. Некая соблазнительная выпуклость на молочно-белой глыбе приковала внимание Ромки. То есть настолько соблазнительная, что так бы по ней и тюкнул. Зеркальная кувалдочка в руке сразу отяжелела, и Ромка, не в силах отвести глаз от заветного бугорка, сглотнул. Где-то далеко-далеко, на пределе слышимости, продолжали ругаться насчет совести.

- ...меня, что ли, мучит?

- А нет ее у тебя - вот и не мучит!

- Так тебя ж, сама говоришь, тоже не мучит. Значит, и у тебя нету...

Толстяк слезал с глыбы. "Ментовки" откровенно скучали: две кружили неподалеку, что-то вынюхивая, третья и вовсе куда-то уехала.

- ...и к хозяевам не подлизываюсь! Не то что некоторые!

- Эх ты! К хозяевам! Да ты их найди сначала...

Наконец, не устояв перед соблазном, Ромка размахнулся и ударил. Несильно, но точно и хлестко, как на бильярде. Глыба загудела, задрожала. Все умолкли и обернулись удивленно.

Гуденье, угасая, как бы обежало глыбу изнутри, потом, словно споткнулось обо что-то - и такое впечатление, что неподалеку ударила молния. Сухой, двукратный, взрывающий перепонки треск. Ромка еле успел отскочить. Добрая треть глыбы, съехав, тяжко грянулась об пол и, устрашающе рявкнув, разлетелась вдребезги.

- Н-ни хрена с-се... - начал было потрясенно толстяк, берясь за ушибленное дальнобойным обломком колено.

Ромка не слушал. Из наклонного мутно-стеклистого скола, как желток из разломленного крутого яйца, выглядывала, круглясь, еще более соблазнительная выпуклость. Ромка шагнул, занес кувалдочку - и зрители шарахнулись. Это его отрезвило маленько - запросто ведь могло побить обломками!

Ударил и отскочил. И пошла цепная реакция. Глыба стонала, лопаясь, трещина порождала трещину, грохот стоял такой, словно рвались ящики с динамитом.

Наконец канонада смолкла и малость оглохший Ромка попятился, глядя на дело рук своих. Поле боя и впрямь выглядело устрашающе. Как после артобстрела. Испуганно взглянул на зрителей. Мудрый морщинистый владелец комбинезона с уважением цокал языком. Лицо Клавки обрюзгло от горя. Злобно таращился толстяк. Девушка смотрела изумленно и восторженно. Откуда-то набежала целая стайка глазастых пушистых зверьков и тоже уставилась на груды обломков.

Все, похоже, ждали заключительного аккорда.

Осторожно ступая среди острых разнокалиберных осколков, Ромка приблизился к пирамидальной кривой кочерыжке, оставшейся от огромной глыбы, и расколотил ее тремя ударами.

- Вот... - как бы оправдываясь, сказал он всем сразу.

Толстяк прокашлялся.

- Да может, она только с виду такая была... - сказал он, то с ненавистью глядя на Ромку, то с надеждой на девушку. - Посмотрим еще, что кормушки решат...

Под кормушками он, надо полагать, имел в виду "мусорки".

А те уже вовсю подъедали обломки. Зрители, изнывая от нетерпения, ждали, когда они покончат с последним завалом. Покончили. Съехались рыло к рылу, и такое впечатление, что коротко посовещались. И наконец на стеклистое покрытие посыпались разноцветные капсулы. Их было очень-очень много.

- Ну я не знаю!.. - плачуще проговорил толстяк в пончо. Трудишься-трудишься, ломаешь-ломаешь...

Не договорил, махнул рукой и побрел, расстроенный, прочь.

Тот, что постарше, ухмыльнулся, потрепал ободряюще Ромку по голому плечу и двинулся следом. Площадь звенела возбужденным чириканьем. Лупоглазые подбирались к капсулам.

- Кши! - замахнулась на них стриженая Клавка. - Вот я вас!

Собрала в подол все капсулы до единой и, недовольно буркнув: - В расчете!.. - заторопилась к ближайшему теневому овалу.

Сгинула. Разочарованно щебеча, стали разбредаться и пушистые зверьки.

Девушка с интересом смотрела на Ромку. Оба молчали.

- Меня зовут Лариса, - сообщила она наконец. - Знаете, Рома, а вы мне нравитесь.

9

И к мудрому старцу подъехал Олег.

Александр Пушкин

- Так это что же? - вымолвил Василий, остолбенело глядя вслед удаляющемуся устройству. - Это выходит, если мы ломаем такую вот хренотень... Они нам что?.. Пожрать за это дают?..

Безобразные россыпи обломков были убраны, и вылизанное "мусоркой" покрытие блистало, как витринное стекло.

- Должен сказать, что вы весьма сообразительны, Василий... - вполне серьезно отозвался дедок Сократыч, собирая заработанные капсулы в белоснежный подол. - Я всегда подозревал, что дремучесть нашей милиции это... м-м... злобная легенда... Так вот, вы совершенно правы, - продолжал он, направляясь к приземистой глыбе с этаким свечным наплывом сбоку. Именно за это и именно пожрать. Такая, знаете, работа...

Старичок вытряхнул капсулы в ложбинку, весьма удобно расположенную как раз посередине наплыва, сам присел рядышком и с любопытством поглядел на остолбеневшего собеседника.