Роберт Хайнлайн - Фрайдэй Страница 19

Мы уже легли в постели, и я пыталась отвлечься от ее болтовни, когда что-то задело меня. Я вскинулась:

— А откуда тебе это известно?

— Что мне известно?

— Ты сказала: «Конечно, никто не женится на артефакте». Как можно определить, что человек искусственный? Серийные номера есть не у всех из них.

— А? Ну, Марджи, не будь глупой. Искусственное живое существо нельзя перепутать с человеком. Если ты когда-нибудь видела их…

— Я видела многих!

— Тогда ты знаешь.

— Что знаю?

— Что можно с первого взгляда отличить такого монстра.

— Как? По какому признаку можно отличить искусственного человека от обычного? Назови хотя бы один!

— Марджори, ты ведешь себя отвратительно! Это на тебя не похоже, дорогая. Ты превращаешь наш отдых в что-то неприятное.

— Это не я, Вик. Это ты. Ты говоришь глупые, бессмысленные, неприятные вещи, не имеющие под собой никаких оснований.

(И эта моя реплика доказывает, что усовершенствованный человек — не супермэн, потому что это именно такое фактически правдивое замечание, которое является слишком грубым для семейной размолвки.)

— О! Какая ты злая!

То, что я сделала потом, нельзя объяснить преданностью другим искусственным людям, потому что ИЧ не чувствуют преданности друг другу. Для этого нет оснований. Я слышала, что французы готовы умереть за Францию, но можете ли вы представить себе, что кто-то будет бороться и умирать за частное предприятие «Гомункули лимитед», южноджерсийское отделение? Наверное, что-то подобное я и сделала, хотя я никогда не могла понять, почему я сделала это и многие другие важные вещи в своей жизни. Босс говорит, что я все важные решения принимаю на подсознательном уровне. Может быть, он прав.

Я поднялась с постели, сняла ночную рубашку и стала перед ней. — Посмотри на меня, — потребовала я. — Я искусственный человек? Или нет? И как ты это определишь?

— О, Марджи, перестань! Все знают, что у тебя лучшая в семье фигура; тебе не нужно это доказывать.

— Отвечай! Скажи мне, кто я, и как ты это определила. Ты можешь делать, что угодно. Возьми образцы для лабораторного анализа. Но скажи мне, кто я, и какие у тебя доказательства.

— Ты противная девчонка.

— Вероятно. Возможно. Но какая? Натуральная? Или искусственная?

— О, Боже! Конечно, натуральная.

— Неправильно. Я искусственная.

— Перестань говорить глупости! Надень рубашку и ложись в кровать.

Вместо этого я стала доставать ее, рассказала, в какой лаборатории меня создали, дату извлечения из суррогатной матки — мой «день рождения», хотя нас, ИЧ, «выпекают» немного дольше, чтобы ускорить созревание… вынудила ее выслушать описание жизни в яслях производственных лабораторий (поправка: жизни в тех яслях, где я выросла, другие ясли могут отличаться).

Я вкратце описала ей свою жизнь после того, как покинула ясли — большей частью я говорила неправду, потому что не могла выдавать секреты босса; я просто повторяла то, что рассказывала раньше в семье: что я была тайным коммивояжером. Мне не нужно было упоминать босса, потому что Анита еще несколько лет назад решила, что я агент мультинационала, дипломат того сорта, что всегда путешествует тайно — естественная ошибка, которую я поддерживала, не пытаясь отрицать.

Вики сказала:

— Марджи, лучше бы ты этого не делала. Подобная ложь подвергает опасности твою бессмертную душу.

— У меня нет души. Именно об этом я и говорила.

— Перестань! Ты родилась в Сиэтле. Твой отец был инженером-электронщиком; твоя мать была педиатром. Они погибли во время Землетрясения. Ты рассказывала нам о них — ты показывала нам фотографии.

— «Моя мать была пробирка, мой отец был скальпель». Вики, существует, наверное миллион искусственных людей, чьи «свидетельства о рождении» «пропали» во время Землетрясения. Подсчитать их невозможно, потому что их лживые истории никогда не сводились воедино. После того, что случилось в этом месяце, станет появляться множество мне подобных, кто «родился» в Акапулько. Приходится находить такие лазейки, чтобы избежать преследований со стороны невеж и людей с предрассудками.

— Ты хочешь сказать, что я невежественна и полна предрассудков!

— Я хочу сказать, что ты симпатичная девочка, которую родители напичкали всякой чепухой. Я пытаюсь это исправить. Но если тебе так больше нравится, можно все оставить как есть.

Я заткнулась. Вики не поцеловала меня на ночь. Мы долго лежали, прежде чем заснули.

На следующий день мы обе делали вид, что никакого спора не было. Вики не говорила о Эллен; я не говорила об искусственных людях. Но приятная прогулка была испорчена. Мы сделали необходимые покупки и вечерним челноком вернулись домой. Я не сделала то, о чем грозилась — приехав домой, я не позвонила Эллен. Я не забыла о ней; я просто надеялась, что ожидание может смягчить ситуацию. Скорее всего, я просто струсила.

В начале следующей недели Брайан пригласил меня прокатиться с ним, пока он будет обследовать участок земли для клиента. Это была долгая приятная поездка, мы пообедали в деревенской гостинице — фрикасе, якобы из ягненка, хотя это почти наверняка был немолодой баран, запивали мы его слабым пивом из высоких кружек. Мы ели, сидя под деревьями.

После сладкого — пирога с ягодами, довольно неплохого, Брайан сказал:

— Марджори, Виктория рассказала мне очень странную историю.

— Да? Какую?

— Дорогая моя, поверь, я бы не стал об этом говорить, если бы Вики не была так взволнована этим. — Он замолчал.

Я подождала.

— Взволнована чем, Брайан?

— Она заявляет, что ты сказала ей, будто ты живой артефакт, выдающий себя за человека. Извини меня, но она сказала именно это.

— О, да я сказала ей это. Только в других словах.

Я не стала ничего объяснять. Через некоторое время Брайан сказал:

— Могу я знать, почему?

— Брайан, Вики говорила глупости насчет тонганийцев, и я пыталась заставить ее понять, что это глупости и неправда, что она этим оскорбляет Эллен. Я очень переживаю по поводу Эллен. В тот день, когда я приехала домой, ты попросил меня не говорить о ней, и я молчала. Но больше я молчать не могу. Брайан, что мы будем делать с Эллен? Она твоя дочь и моя; мы не можем не обращать внимания на то, как с ней обращаются. Что мы будем делать?

— Я совсем не думаю, что с этим надо что-то делать, Марджори. Пожалуйста, не надо менять тему. Вики совершенно расстроена. Я пытаюсь устранить непонимание.

Я ответила:

— Я не меняю тему. Несправедливость по отношению к Эллен — вот главный вопрос, и я не собираюсь оставить его нерешенным. Какие есть возражения против мужа Эллен? Помимо того, что он тонганиец?

— Мне они не известны. Хотя, по-моему, со стороны Эллен было неразумно выходить замуж за человека, которого даже не представили семье. Она не проявила достаточного уважения к людям, которые любили ее и заботились о ней всю ее жизнь.