Виктор Колупаев - Фирменный поезд Фомич Страница 19

Я немного отдышался и теперь уже более внимательно рассмотрел произведение прикладного искусства. Бог ты мой! Да что же это?! Ведь это... Ведь это был... Но какое совершенство! Какая точность! Просто невероятно.

18

- Похоже на универмаг, - в растерянности прошептал Степан Матвеевич. Марградский универмаг. Тысячу раз его видел. Вот так магазин бабуся оставила!

- Правда? - поверила и не поверила Тося. - Это универмаг? Но ведь это так интересно! Я еще никогда не видела Марградский универмаг. Я еще и в Марграде-то ни разу не была, а побывать в нем очень, очень хочется. Правда, Семен?

Семен даже не ответил ей. Впервые в этом поезде. Не знаю уж, как там у них было раньше, но здесь, в поезде, он ловил вопросы Тоси на лету и даже успевал отвечать на них раньше, чем они были заданы. У Семена в голове проклевывалась какая-то мысль. Ну да! Мы-то все были просто удивлены сейчас. Красивая вещь, игрушка или макет. Скорее всего макет. Ну вот как, например, макет Исаакиевского собора в Ленинграде в самом Исаакиевском соборе. И вот мы все еще продолжали удивленно рассматривать это маленькое, уменьшенное во сколько-то там раз чудо, а Семен уже знал что-то, видел что-то или просто чувствовал. Словом, он уже разгадал загадку этого чемодана.

- Пожалуйста, чуть вправо, - раздалось над моей головой.

Я оглянулся. А... Это Валерий Михайлович, придерживая правой рукой на лбу успевшую высохнуть тряпку и чуть приподнявшись на левом локте, осмысленно и даже очень и очень заинтересованно пытался рассмотреть стоящее на противоположной нижней полке. Я посторонился.

- Благодарю вас, - сказал Валерий Михайлович. - Сколько?

- Нет, нет, - мгновенно среагировал Семен. - Больше ничего. Совершенно ничего. Опись вот. Распишитесь, пожалуйста. Магазин и чемодан. Я сам сдам его в Марграде. Лично, так сказать. Произведение искусства и прочее. Тут надо понимать. Тут такое дело! - Очень чем-то был взволнован Семен Кирсанов. И с чего бы это? Даже про Усть-Манск не упомянул.

- Вот здорово! - воскликнула Тося. - Значит, мы сейчас-в Марград? Это правда, Семен?

- Правда, правда. В Усть-Манск мы еще успеем. Может, никаких пирожков там мама и не напекла. Может, она и не знает, что мы едем.

- Как это? - удивилась Тося.

- Я, может, и телеграмму забыл в Усть-Манск дать.

- Семен, мы же вместе ходили на телеграф!

- Да, но ведь и перепутать можно, индекс там, город, улицу. Все может быть. Приедем мы как снег на голову. Неожиданность! Радость, а все же неожиданность. У мамы сердце больное. Удар или еще что. Разве можно так? Тут надо подготовить, предупредить, чтобы радость, но уж никак не неожиданность...

- Семен, да что это ты говоришь? - удивилась Тося. Что-то сдвинулось в ее лице, в ее настроении, в ее душе. Наверное, таким она своего Семена еще не видела.

- Сдать! Лично! Сил не пожалею! В полном порядке, так сказать.

Не понимал ничего и я, да и все другие, кажется, тоже.

- Сколько? - снова раздалось с верхней полки. Толковый, рассудительный, заметно заинтересованный голос Крестобойникова.

- Нет и нет! - вскричал Семен, засуетился, чуть ли не прикрыл своим телом макет Марградского универмага. - Запротоколировано и продаже не подлежит.

- Да что с тобой, Семен? - не выдержала Тося. - Объясни!

- Все в полнейшем, так сказать, порядке. Обязан, имею, если хотите, общественную нагрузку. Старушке... бабусе... то есть... по гроб жизни... никогда не забуду.

С Семеном явно творилось что-то неладное. Но что, я не мог понять. Словно свихнулся он внезапно. И такая заинтересованность. И нежелание сходить с поезда в Усть-Манске, о котором он уже успел всем прожужжать уши.

- Закрываем, упаковываем. Лично, так сказать. Премного благодарен и прочее.

Семен схватился было за край макета, но приподнять его ему было не под силу, а никто из стоящих вокруг и не подумал помочь. Слишком уж странным было поведение пассажира Кирсанова. И Тося, ничего не понимая, чуть не плакала. Словно стыдно ей было и неудобно перед другими.

- Скажите, сколько? И я забираю, - сказал со своей верхней полки Валерий Михайлович. Он уже и слазить было начал оттуда, да некуда было поставить ногу, разве что на головы стоящим здесь в какой-то растерянности людям.

- Нет и нет! - взвился Семен. - И не продается это! И не имеем мы на это морального права! И все! И вообще! И вот так-то именно и так!

- Да вы что?! - взревел Иван. - Что произошло? Объясните, пожалуйста!

- Ничего, - снова засуетился Семен. - Реликвия! Государственное имущество. Ценность, так сказать. Ни за границу, ни в личный музей, ни это... прошу вас.

- Да что с ним, милочка? - спросила обеспокоенная Зинаида Павловна. Человек как человек был и вдруг... Да из-за чего? Что-то я ничего не пойму.

Понимали пока только сам Семен да еще Валерий Михайлович. Но ни тот, ни другой не хотели нам объяснять, в чем тут дело. Из других купе уже тоже начали собираться люди, кто-то рассерженно просил пропустить его в вагон-ресторан. В купе стало довольно шумно. Кто-то спрашивал, что хорошего продают в магазине. И это при всем при том, что никто и не знал толком, что же произошло.

- Семка! - нервно крикнула Тося. Она вся преобразилась, стала вдруг не такой красивой, как прежде, злой, обиженной, ничего не понимающей и от этого словно даже оскорбленной.

- Тише, товарищи, - сказал Степан Матвеевич. - Тише, пожалуйста! В вагоне дети, а вы тут такой шум устроили. Прошу разойтись. Ничего особенного не произошло, просто макет здания. Уверяю вас. И ничего более.

Пассажиры попытались было разойтись, правда, не все, а лишь те, которые стояли ближе, но тут же опомнились и остановились.

- Вход закрыт, - жалобно объявил Семен. - И прошу учесть, что лежало под полкой Таисии Дмитриевны, так сказать, под нашей полкой. И, стало быть, имеем преимущественное право и не позволим оспаривать. Не позволим! - вдруг окреп его голос. - Никому не позволим! Потому как под полкой Таисии Дми... и бабуся завещала! Да, да! Она нам, мне это завещала! У нотариуса заверено, с печатями и со всем прочим. Потому как собственность, личная, персональная, святая, испокон и во веки веков! Вот даже в газетах пишут. И никому. Руки прочь! Не трогать! Мое! Размое и перемое! Голову оторву!

Тут уж было не до шуток. С Семеном творилось что-то неладное.

Тося была близка к обмороку. Из коридора все напирали. Никто ничего не понимал. Тут сейчас была нужна решительная рука. Я так и стоял, прижатый к столику. Иван! Не знаю уж, что он сообразил. А скорее всего ничего не сообразил, кроме того, что пассажиров надо разогнать по своим местам, а там уж и разобраться со всем, что еще произошло в нашем купе.

- Милочка, - обратилась Зинаида Павловна к Тосе, - вашему мужу дурно.

- Дурно? - переспросила Тося. - Ах, дурно. Наверное, дурно. Ах, что это с ним произошло? Ведь никогда он таким не был. Ведь он никогда так со мной не разговаривал.