Крис Бекетт - Во тьме Эдема Страница 2

Чем выше мы забирались, тем больше холодало. Звездоцветы пропали, деревья стали меньше, уже не видно было обезьян; только шерстяки мелькали там и сям среди стволов. Наконец деревья закончились; мы пересекли верхнюю границу леса и очутились на голой земле. Еще через некоторое время, когда позади остались даже кустарники, нашему глазу открылась вся растянувшаяся внизу Долина Круга, весь Эдем, который мы знали, залитый светом тысячи тысяч огней — от Пекэм-хиллс до Темной тени далеких Синих гор, от Скалистых гор, протянувшихся по левую руку от нас, с тлеющим вулканом Маунт-Снеллинс посредине, до густой черноты справа, где спрятались Альпы. И надо всем этим по-прежнему сияла огромная воронка Звездоворота.

Разумеется, наверху не росло деревьев, чьи светоцветы освещали бы нам путь, а стволы прогревали воздух, так что тут было темным-темно: трудно было хоть что-то разглядеть в мерцании звезд и далеком отблеске леса. А еще здесь было холодно-прехолодно. Особенно мерзли ноги. Но мы, новошерстки, подначивали друг друга добежать до самого снега. Лед обжигал, до того он был холодный, и большинство ребят, пройдя десять-двадцать шагов, с воплями неслись вниз. Но я заставил Джерри дойти со мной до гребня холма, а потом, не обращая внимания на крики Старого Роджера, который звал нас обратно, спуститься с другой стороны, так чтобы остальные нас не видели.

— Мы всем доказали, какие мы крутые, — дрожа, проговорил Джерри. На нас были только набедренные повязки да накидки из шкур, а ноги горели так, словно с них содрали кожу. — Может, хватит уже, а, Джон? Вернемся?

Мой двоюродный брат Джерри был на беремя моложе меня, — это значит, его папаша переспал с его мамашей примерно тогда, когда я появился на свет, — и очень меня любил, восхищался мной и выполнял все мои просьбы.

— Постой. Подожди минутку. Молчи и слушай.

— Что слушать?

— Тишину, идиот.

Не было слышно ни гудения леса, ни пыхтения деревьев, качающих смолу, ни уханья звездных птиц вдалеке, ни хлопанья крыльев и стрекота махавонов, ни летучих мышей, со свистом рассекающих воздух. Вообще ни звука, кроме тихого журчания воды, пробивавшейся из-под снега сотнями маленьких ручейков. Вокруг было черным-черно. Никакого света деревьев. Только Звездоворот сиял над головой.

Мы с трудом могли разглядеть лица друг друга. И я задумался о планете под названием «Земля», откуда давным-давно, в самом начале, прилетели Томми и Анджела с Тремя Спутниками и куда в один прекрасный день мы все вернемся, если, конечно, будем ждать в правильном месте и вести себя хорошо-хорошо-хорошо. На Земле не найти ни древосветов, ни блестящих махавонов, ни сияющих цветов, но зато там есть большой-пребольшой источник света, которого у нас нет. Это гигантская звезда. Она такая яркая, что если на нее смотреть, она выжжет тебе глаза.

— Когда рассказывают о Земле, — сказал я Джерри, — постоянно вспоминают про ту огромную яркую звезду и чудесный свет, который она испускает. Но ведь Земля постоянно крутится, разве не так? А значит, половину времени она повернута к той звезде обратной стороной и погружена во мрак. А ведь там же нет древосветов и всякого такого — только свет, который сделали сами люди.

— Ты о чем? — процедил Джерри, стуча зубами от холода. — И почему бы нам не вернуться, раз тебе так хочется поговорить?

— Я думаю про ту темноту. Ее называют «ночь», помнишь? Мне кажется, ночь — это так, как сейчас. Как у нас здесь, в Снежном Мраке: земляне бы сказали, что сейчас ночь.

— Э-ге-гей, Джон! — окликнул нас Старый Роджер с другой стороны холма. — Джерри! Э-ге-гей!

Он боялся, что с нами что-нибудь случится — замерзнем насмерть или потеряемся.

— Лучше давай вернемся, — предложил Джерри.

— Ничего, пусть немного понервничает.

— Но я очень-очень замерз.

— Ну подожди минутку.

— Ладно, минутку подожду, — согласился Джерри, — но не больше.

И мой брат в самом деле принялся отсчитывать минуту у себя на пульсе, дурачок. Досчитав до шестидесяти, вскочил, и мы стали карабкаться обратно по гребню горы. Джерри сломя голову помчался к остальным, я же задержался на секунду, — отчасти для того, чтобы показать, что я сам себе хозяин и не побегу бегом ни к Роджеру, ни к кому бы то ни было, а отчасти для того, чтобы еще раз окинуть взглядом окрестности: сияющий лес, окруженный мраком, а над ним — яркие-преяркие звезды. «Там, внизу, наш дом, — размышлял я, — весь наш мир». Так странно было наблюдать его извне. Простиравшийся внизу лес казался большим-пребольшим и в то же время маленьким-премаленьким: светящееся пространство, над которым мерцали звезды, а на горах, окружавших со всех сторон чащу, лежал мрак.

Джерри между тем в красках расписывал остальным, как сильно у него замерзли ступни, просил, чтобы их потрогали, растерли, а его посадили к себе на закорки и несли, пока он не согреется, — словом, прыгал и скакал вокруг нас, как идиот. В этом весь Джерри. «Я всего лишь дурачок, я никому не причиню вреда», — как бы говорил он людям. Но я не таков. «Я отнюдь не дурак, — демонстрировал я всем своим видом, — и не поручусь, что не причиню вам вреда». Я притворился, будто совершенно не чувствую холода, и вскоре мои ноги так онемели, что я и правда уже ничего не ощущал. Я заметил, что Тина с улыбкой смотрит на меня, и улыбнулся в ответ.

Мы стали спускаться — прочь от снегов, к верхней границе леса, куда пробивался свет от деревьев. Старый Роджер охал и причитал, что новошерстки нынче совсем распустились, никого не уважают, не то что в его время.

— Старый дурак боялся, что ему придется вернуться к Семье и признаться вашим мамам, что он вас потерял, — пояснила Тина. — Испугался, что ему тогда не поздоровится. И больше не с кем будет переспать.

— Можно подумать, с ним до этого хоть кто-то ложился, — усмехнулся темноглазый Лис. Мама как-то призналась, пожав плечами, что, возможно, Лис — мой отец. (Правда, потом она заявила, что с тем же успехом это мог быть Старый Роджер — видимо, раньше он не был таким уродом, — или красавчик-новошерсток из Лондонцев, с которым мама тоже как-то переспала. Мне, конечно, хотелось бы знать наверняка, но у нас многие не знают своих отцов.)

Мы подошли к Холодной тропе, сбегавшей вниз возле ручья, который нес талые воды из большой снежной глыбы. Эту тропу протоптали шерстяки, и мы выбрались на нее в надежде их встретить. Но шерстяков не было видно, зато мы нашли множество свежих следов, спускавшихся по снегу и грязи у ручья в лес. Шерстяки уже прошли. Бездна выманила их из мест обитания, отвлекла от привычных занятий.

— Я как-то видел на этом самом месте большущее-пребольшущее стадо шерстяков, — вспомнил Роджер. — Они спускались по тропе от снежной глыбы. Бремен десять-пятнадцать тому назад. Голов десять-двенадцать плелись друг за другом из Снежного Мрака, и…