Роберт Силверберг - Вертикальный мир Страница 2

Мэттерн выходит из лифта и движением руки приглашает Гортмана.

— Это Шанхай. То есть мы так называем этот сорокаэтажный блок от 761-го до 800-го этажа. Я живу сразу же под самым высшим этажом Шанхая, что свидетельствует о моем профессиональном статусе. Гонада 116 состоит из 25 городов. На самом дне — Рейкьявик, а на самом верху — Луиссвилль.

— Как принимаются решения об этих названиях?

— Всеобщим голосованием жителей. Раньше Шанхай назывался Калькутта, что мне лично нравилось больше, но группка недовольных с 775-го этажа провела референдум, и город переименовали.

— Я полагал, что в городских гонадах нет недовольных, — медленно произносит Гортман.

Мэттерн усмехается.

— В обычном значении этого слова — нет. Но мы допускаем определенные конфликты. Человек без конфликтов даже здесь не был бы полноценным человеком.

Ведущим на восток коридором они медленно идут в сторону квартиры Мэттерна. Уже 7:10, и стайки детей группками по трое и по четверо выскакивают из квартир, направляясь в школу. Мэттерн сердечным жестом руки приветствует их. Дети с пением пробегают мимо них.

— На этом этаже у нас в среднем по 6,2 ребенка на одну семью, — произносит Мэттерн. — Это самый низкий средний показатель во всем здании. Со стыдом признаюсь в этом. Люди на высоких постах явно плохо размножаются. В Праге есть один такой этаж, кажется 117-й, где на каждую семью приходится 9,9 ребенка. Разве это не великолепно?

— Вы говорите это с иронией? — спрашивает Гортман.

— Ни в коем случае!

Мэттерн чувствует, как его захватывает волна аффекта.

— Мы «боготворим» детей. Мы «содействуем» большому приросту. Разве вы не знали этого, прежде чем отправились в путь?

— Да, да, — поспешно говорит Гортман. — Мне хорошо известна общая динамика культуры. Но я полагал, что, возможно, ваше личное чувство…

— Не соответствует норме?! Ну то, что я в известной степени являюсь научным работником, не дает вам права считать, что я порицаю собственную культурную систему.

— Прошу меня извинить за это недоразумение. И прошу не думать, что я противник ваших устоев, хотя ваш мир мне чужд. Благослови Бог, не станем ссориться, Чарльз.

— Благослови Бог, Никанор. Я не хочу, чтобы вы считали, что я чрезмерно впечатлителен.

Они улыбаются друг другу. Мэттерн злится на себя за то, что проявил раздражительность.

— А сколько жителей насчитывает 799-й этаж? — спрашивает Гортман.

— 805 душ, насколько мне известно.

— А Шанхай?

— Около 35000.

— А вся гонада 116?

— 881000.

— В этой констеляции зданий находится пятьдесят гонад, не так ли?

— Да.

— Это дает в сумме около 40 миллионов жителей, — констатирует Гортман. — То есть чуть-чуть, больше чем все население Венеры. Интересно!

— А ведь это еще не самая большая констеляция, — голос Мэттерна вибрирует от гордости. — Сэнсэн и Бошвош куда больше! А в Европе есть несколько еще больших — Бэрпар, Венбад… И планируются еще более грандиозные!

— Значит, полная численность населения составляет…

— 75 миллиардов! — почти кричит Мэттерн. — Благослови нас Бог! Еще никогда не было ничего подобного! И никто не голодает! Все счастливы! Полно свободного пространства! Бог к нам милостив, Никанор!

Он прервал себя, когда они приблизились к дверям с номером 79315.

— Вот мой дом. Все, что мое, так же и твое, дорогой гость. Они входят. Жилище Мэттерна очень даже прилично. В нем почти 90 квадратных метров полезной площади. Свертывающаяся спальная платформа, складные детские кровати и легко переставляемые другие элементы мебели. Практически комната совершенно пуста. Экран и информетер занимают двухмерное пространство стен, где некогда стоял телевизор, шкаф с книгами, письменный стол, тумбочки и другая рухлядь. Светлое и просторное помещение, в самый раз для такой немногочисленной, из шести членов семьи.

Дети еще не ушли в школу. Принсипесса задержала их дома, чтобы они повидали гостя, и они несколько возбуждены. В ту минуту, когда Мэттерн входит в комнату, Шандор и Индра дерутся из-за любимой игрушки — генератора снов. Мэттерн изумлен. Конфликт в доме? Дети борются втихомолку, чтобы мать ничего не заметила. Шандор пинает сестру в голень. Индра, немилосердно скривившись, царапает брату лицо.

— Боже благослови! — резко произносит Мэттерн. — Кто-то здесь, кажется, хочет отправиться в Спуск, а?

Дети застывают с раскрытыми ртами. Игрушка падает на пол. Все становятся по стойке «смирно». Принсипесса поднимает голову и отбрасывает рукой локон черных волос, который упал ей на глаза; она была так занята младшим ребенком, что даже не слышала, как они вошли.

— Конфликт рождает бесплодность, — говорит Мэттерн. — Сейчас же извинитесь.

Индра и Шандор с улыбкой целуются. Индра поднимает игрушку и вручает ее Мэттерну, а тот отдает ее самому младшему сыну, Марксу. Теперь все смотрят на гостя. Мэттерн говорит:

— Что мое — то твое.

Он представляет всех по очереди: жена, дети. Конфликт привел его в расстройство, но он успокаивается, когда Гортман вынимает четыре маленьких коробочки и раздает их детям. Благословенный жест. Мэттерн показывает на свернутую спальную платформу:

— Вот тут мы спим. Места хватает на троих. А моемся вот здесь, в душе. Вы предпочитаете облегчиться в обособлении?

— Да, конечно.

— Нажмите тогда вот эту кнопку, которая управляет ширмой. Мы облегчаемся вот тут. Мочу сюда, а кал туда. Все потом перерабатывается. Бережливый у нас народец здесь, в гонадах.

— Естественно, — произносит Гортман.

— А не желаете ли вы, — говорит Принсипесса, — чтобы мы тоже пользовались ширмой при облегчении? Я знаю, что многие негонадцы, безусловно, желают этого.

— Я бы ни в чем не хотел нарушать ваших обычаев, — отвечает Гортман.

Мэттерн усмехается.

— Мы конечно же являемся обществом, принадлежащим к послеобособленческой культуре. Но нам вовсе не трудно нажать кнопку, если…

Он запнулся.

— На Венере нагота ведь не является табу, правда? Я имею в виду то, что это у нас единственная комната, и, значит…

— Я сумею приспособиться, — уверяет Гортман. — Обученный социопрограммист должен уметь приспосабливаться.

— Да, да, конечно, — соглашается Мэттерн и смущенно смеется. Принсипесса извиняется перед гостем за то, что вынуждена на минуту выключиться из беседы, и отсылает в школу детей, все прижимающих к себе свои новые игрушки.

— Прошу прощения, — обращается Мэттерн, — за мелочность, но я должен затронуть тему ваших сексуальных привычек.

— Мы будем спать на одной и той же платформе. Мы с женой в полном вашем распоряжении. Устранение половой неудовлетворенности является основным законом такого общества, как наше. Слышали ли вы о нашем обычае ночных прогулок?