Сергей Лукьяненко - Сердце снарка Страница 2

Но все-таки на севере шансов больше.

Стукнула дверь каюты. Роберт посоветовал охотникам выспаться, и они честно проспали шесть часов. Сейчас Алина выбралась на палубу. Лицо свежее, умытое. Наверное, у нее с собой гигиенические салфетки — умывальник имелся только на камбузе.

— Добрый вечер, капитан, — сказала женщина.

Она пошла к корме, не ожидая ответа. Но не как надменная хозяйка, равнодушно поприветствовавшая слугу, а как мудрая женщина, не требующая от мужчины отвлекаться ради пустых слов.

Роберт улыбнулся. Достал драгоценную папиросу и закурил. Потом посмотрел назад.

Полускрытая мачтой и такелажем Алина, приспустив брюки, отвесилась над кормой. В некотором смятении Роберт отвернулся.

Женщинам приходилось объяснять, как это делается в море. Обычно они не верили. Зачастую терпели до полусуток. И уж в любом случае строго предупреждали: не оглядываться.

Эта женщина вела себя так, будто давно ходила в море.

Хорошие клиенты.

Кто из них болен? И чем?

Рак на Земле лечат. Почти любой. А те, у кого совсем уж запущенная и страшная форма, не ведут себя так спокойно и не выглядят такими здоровыми внешне.

У старика в коляске наверняка позвоночная гниль. Это больно, трудно, но может длиться десятилетиями.

У парня, который пошел к Даниэлю, цисты крутенника. Когда человек так часто и непрерывно моргает, до выхода личинок остается три-четыре дня. Либо Даниэль найдет снарка, либо личинки сожрут у парня мозг.

А у этих?

Роберт немного подумал. Руки работали сами по себе. Подтянуть фал. Посмотреть на небо. Глянуть на картушку компаса. Переложить штурвал на два румба к западу...

Они оба больны, решил Роберт. А значит, это синдром Мишель. Болезнь, передающаяся половым путем. Нестерпимая боль, паралич и смерть в любой момент.

Ничего. Все шансы успеть. Он подумал о тех мужчинах, женщинах и детях, которые побывали на его шлюпе. О больных, искалеченных, парализованных, безумных. Им всем нужно было одно — снарк. Сердце снарка. И почти все его получили.

Роберт подумал, что успеет. Обычно те, кто был ему симпатичен, успевали.

Алина поднялась к нему, достала из кармана бинокль. Роберт посмотрел на него с подозрением. Но это был правильный бинокль — керамика и стекло, ни одной железной детали, никаких чипов и батареек. Алина поднесла бинокль к глазам, некоторое время следила за корабликом Мигеля, потом принялась осматривать пустынный берег. Обычно Роберт гнал женщин с мостика. Но для этой сделал исключение.

— На берегу, — сказала Алина. — Звери вроде тюленей, но с длинной шеей. Это снарки?

— Детеныши снарков, — ответил Роберт.

— О! — некоторое время Алина смотрела на берег, не отрываясь. Потом призналась: — Я не думала, что они такие... грациозные. И что их так много... Почему нельзя поймать детеныша?

— Поймать легко. Они очень доброжелательны, с ними любят играть дети.

— И вы играли?

— Играл. С ними можно заплывать в море. Далеко. Они понимают, когда их просишь вернуться. Можно играть с ними в мяч.

— Они... не разумны? — спросила Алина.

— Как собаки. Или как дельфины. Комиссия признала, что они не разумны.

Роберт не уточнил, что в комиссии было два десятка старых, больных ученых. А вернулись они на Землю крепкими, с ясной памятью и без малейшей хвори. Земная медицина может вернуть человеку молодость. Но даже она не способна вылечить все. Вылечить все могут только снарки.

— Так почему мы не охотимся на детенышей? — спросила Алина.

— Вы знаете, что у снарков нет сердца?

— Конечно, — она посмотрела на Роберта с возмущением. — У них сосудистый контур кровообращения. То, что называют «сердцем», это единая гормональная железа, сквозь которую... Я поняла!

— У детенышей нет тех гормонов, что у взрослых. Они уходят в море на пятый год жизни. С семи-восьми лет их сердце начинает функционировать полноценно. Это сразу видно — на голове вырастают вибриссы.

— Ясно, — она опустила бинокль. — Вас подменить, капитан?

Роберт колебался. Он не привык доверять так быстро. И еще — она женщина.

— Справитесь?

— Я готовилась. Год ходила на яхтах.

— На каких?

— На таком же шлюпе, как ваш. Я еще на Земле выбрала «Напасть».

Роберт посмотрел ей в глаза и отошел от штурвала. Она встала на место рулевого.

— Следуйте этим курсом. Береговая линия уходит почти ровно на север. Держитесь в пяти милях от берега. Поглядывайте на небо. Здесь нередки шквалы.

— Не беспокойтесь, капитан.

Роберт спустился в кают-компанию. Он был уверен, что Александр еще спит. Но тот стоял у плиты на крошечном камбузе. Шторка была отдернута, и Роберт видел все его движения.

На маленьком очаге в ровном пламени угольного брикета кипел маленький котелок жаропрочного стекла. Александр с двумя длинными ножами в руках нарезал на столике рыбу. Серые матовые лезвия вскидывались вверх, на долю секунды зависали — и мягко рубили жирную тушку хепуса. Казалось, из-под ножей должна брызгать кровь, должны лететь слизистые комки внутренностей вперемешку с обломками костей. Но чудесным образом ножи выхватывали из тушки тонкие пласты рыбы, подбрасывали в воздух; один клинок быстрым взмахом срубал кожу вместе с чешуей, второй рассекал пласт на два тонких слоя и отбрасывал их в сторону, на тарелку, к уже нарезанной рыбе.

Роберт представил, каким острым должен быть нож, рассекающий плотное, вязкое мясо хепуса. Спросил:

— Это металл?

— Керамика, — сказал Александр, не оборачиваясь. — Хорошие ножи.

Роберт любил хорошие ножи. Дома у него был нож с Земли. «Золинген». Хороший нож, он стоил пятьдесят кредитов. Роберт не мог представить, сколько стоят эти ножи.

— Хепус не самая лучшая рыба, — сказал он, извиняясь. — Я ее прихватил, потому что хорошо хранится... У меня есть морской глог, он вкуснее.

— Ничего-ничего, — пробормотал Алекс. — Ничего, приготовим.

Роберт подумал и сел на стул. Сон мог и подождать.

Удивительные ножи превратили тушку хепуса в горку мяса и горку отбросов. Отбросы Алекс смел в помойное ведро. Тщательно протер ножи тряпочкой и вложил в ножны на поясе. Роберт нахмурился. Когда они поднялись на борт, Алекс этого пояса не носил.

— Хепуса лучше жарить, — сказал Роберт. — Вареный хепус совсем не вкусен.

— Ничего-ничего, — повторил Алекс. Откуда-то появился холщовый мешочек, из мешочка — сиреневые листья понго. Алекс кинул пять листьев в котелок. Понюхал пар. Добавил еще один лист. Щепотку соли.

Роберт покачал головой. Никто и никогда не варит рыбу с листьями понго. Это верный способ испортить продукт.

Дальше началась полная ерунда. Двумя палочками, вроде тех, какими в колонии едят чины и джапы, Алекс подхватывал пластинку рыбьего филе, окунал в кипяток, через три секунды извлекал — и отбрасывал на новую тарелку. Он что, решил делать суси?