Джон Броснан - Небесные Властелины Страница 2

Джен заметила, что машинально, оглядывает пустое небо. «Я такая же дурочка, как Марта, — с укоризной сказала она себе. — „Властелин Панглот“ пунктуален, в этом ему не откажешь».

Тут она отвлеклась, услышав громкую перебранку. Они проходили мимо резервации самцов шимпанзе, и несколько обитателей подскочили к прутьям решетки и выкрикивали непристойности. В основном они были адресованы Марте, но самые отчаянные самцы осмеливались намекать и на Джен. Марта сердито заверещала в ответ, подпрыгивая и размахивая руками.

— Не трать на них времени, — устало сказала Джен. — Пойдем. Мне срочно надо умыться и освежиться чем-нибудь похолоднее.

Она продолжала идти вперед. Марта, выкрикнув в сторону самцов последние ехидные замечания, подкрепляемые жестами, засеменила следом. Жаль, думала Джен, что самцы-шимпанзе, в отличие от самок, в определенном возрасте становятся непредсказуемыми. Не все, конечно, но в таком подавляющем количестве, что всех взрослых самцов просто необходимо изолировать. Когда-то — Джен знала это — самцы были так же надежны, как и самки, но сорок или пятьдесят лет назад все стало меняться, и у самцов появились первые признаки неуправляемости.

Странная вещь — все знакомые ей мужчины были добродушны и жизнерадостны и при любых обстоятельствах оставались неисправимыми оптимистами. Даже опасность, исходившая от Небесного Властелина, казалось, не особенно волновала их. Интересно, почему в очередной раз, подумала она, Богиня-Мать создала минервианских мужчин такими примитивными? Искоренив зло в их душах, разве нельзя было сделать их поинтереснее?

Как бы в подтверждение своих мыслей она увидела впереди Саймона. В компании шести мужчин он обрабатывал картофельные грядки. Увидев Джен, он бросил мотыгу и поспешил навстречу с широкой улыбкой на симпатичном бесхитростном лице.

— Джен! Как я рад тебя видеть! Как поживаешь?

Джен почувствовала, что медленно краснеет. Саймон был единственным мужчиной, с кем она пробовала заниматься любовью. Это занятие показалось ей интересным, но не слишком захватывающим, и воспоминание об их близости вызывало у нее только смущение и некоторую неловкость.

— Привет, Саймон, — сухо отвечала она. — Жаль, поговорить нет времени. Только что сменилась с дежурства на стене и устала как собака.

— Ну что ж… может, тогда вечером, в таверне?

Он уставился на Джен с нескрываемым вожделением, отчего ее неловкость только усилилась. Она нахмурилась.

— Ты забыл, что сегодня заседание Совета? — раздраженно напомнила она. — Оно затянется до позднего вечера, когда начнется ваш комендантский час.

На мгновение в лице его мелькнула растерянность, но тут же ее сменила широкая улыбка.

— Значит, завтра?

— Возможно, — сказала она и двинулась дальше. Через две недели Минерва может исчезнуть с лица земли, а у него одни шуры-муры на уме. Мужчина, что с него взять…

Они с Мартой вошли в город и заспешили по узким, похожим на тропинки улицам. Раньше было гораздо просторнее, но четыре или пять лет назад жителям внешних сельских поселений пришлось переселиться в город, проиграв свою долгую битву с опустошенными землями.

Теперь их заново сколоченные деревянные домики теснились рядом с большими каменными зданиями, нарушая привычную архитектурную гармонию города. Остальное не изменилось. Взгляд со стороны не смог бы обнаружить следов лихорадочной подготовки к грядущим событиям.

Джен и Марта расстались у длинного приземистого здания с многочисленными окнами без стекол. Это была спальня самок-шимпанзе; их здесь насчитывалось около сорока, не считая нескольких детенышей обоего пола. Они распрощались, и Джен продолжила свой путь в центр Минервы.

Мать была дома. Она склонилась над картой, разложенной на кухонном столе. Когда Джен вошла, она подняла голову, откинула с лица волосы, выкрашенные серебром, и устало улыбнулась.

— Здравствуй, дорогая. Как там сегодня на стене? Ничего не случилось?

— Ничего особенного. — Джен наклонилась к матери и поцеловала ее в щеку. — Я тебе потом расскажу. Сначала мне нужно переодеться.

Она зачерпнула кружку воды, быстро выпила, наполнила миску и понесла к себе в спальню. Жаль, что воды слишком мало, чтобы принять ванну или душ; но теперь, когда в Минерве осталось всего три колодца, о такой роскоши нельзя и мечтать.

Она торопливо сбросила толстые рукавицы, с облегчением отстегнула тяжелый стальной панцирь. За ним последовал пояс с висящими на нем мечом, кинжалом и топориком. Потом высокие, до колен, сапоги, куртка, юбка и белье. Раздевшись, она вымылась с помощью мокрой губки и кусочка драгоценного мыла.

Вытираться при такой жаре не было необходимости. Она с удовольствием натянула на посвежевшее тело свое любимое синее платье из легкого полотна.

Когда Джен вернулась в кухню, мать отложила карту, но ее лицо оставалось напряженным. Пока она жарила картофельные оладьи и крошила салат, Джен рассказывала ей о встрече с ягуаром.

— Почему тебя так обеспокоил этот зверь? — спросила мать.

Джен нахмурилась.

— Не знаю.

Ей не хотелось рассказывать матери, что в ягуаре она увидела предзнаменование. Ее объяснение не принесет ничего, кроме расстройства и дополнительных огорчений. И снова мать обвинит Джен в слабости и неверии, которые тем более неуместны в такое тяжелое время. Вместо этого она спросила Мелиссу, как идут приготовления.

— Все идет неплохо. Успеваем. — Она потерла виски кончиками пальцев. — Но если сегодня вечером Совет не даст согласия, вся наша работа окажется пустой тратой времени, и Минерва будет обречена.

Джен нерешительно проговорила:

— Я знаю, мама, что ты права, но все же должен быть другой выход. Когда я думаю о том, что должно случиться, мне становится так… — Она осеклась, но было уже поздно.

Мелисса приблизилась к ней и сжала в ладонях ее лицо.

— Джен, ты моя дочь. Твое положение в Минерве обязывает. Ты не можешь позволить себе бояться. Ты не смеешь позволять себе бояться. Ты должна стоять за меня грудью!

— Конечно, я стою, мама. Ты же знаешь, я буду голосовать только за тебя…

В глазах матери светилась неукротимая ярость.

— Я не об этом говорю. Ты должна стоять за меня всегда и везде. Пара лишних слов какой-нибудь подружке — и они будут использованы против меня на Совете.

— Я никому ничего не говорила, мама, — возразила Джен. Она попыталась высвободиться. — Мама, мне же больно…

Мелисса отпустила ее, но ярость в глазах не померкла.

— Сегодня вечером я должна победить на голосовании — иначе все потеряно. Неужели ты не понимаешь?