Вячеслав Назаров - Игра для смертных Страница 2

- Вот это заморыш!

Кличка прилипла настолько крепко, что Тэдди сам стал забывать свою фамилию. Он не обижался, когда в иллюминаторе третьей лунной базы, где он лежал, истерзанный и измятый после очередного звездного рейса, на зеленом диске Земли проступали два гигантских слова: "Браво, Заморыш!" Ему льстили огромные заголовки газет: "Тэдди Заморыш снова показал, на что способен американец!", "Тэдди Заморыш - наша национальная гордость!".

Он даже забыл поклониться, когда сам президент, под объективами сотен телекамер, торжественно обратился к нему: "Вы-настоящий герой, Эдвард Стоун"-он просто не сразу понял, что речь идет о нем.

Но потом пришли иные времена, и прозвище приобрело обидный смысл. И теперь, когда какой-нибудь пухлощекий юнец с нашивками орет по микрофону на весь космодром:

"Трави, Заморыш!", у Тэдди начинает подергиваться веко...

И только здесь, у Клауса, все по-старому.

Впрочем, не все. Столов стало меньше, из лопнувших жалюзи торчат полиэтиленовые нити, когда-то черные кудри дядюшки Клауса-посерели. А рядом со стойкой появилось нечто новое: огромная звездная диорама в полстены, черная, с едва заметным фиолетовым оттенком пустыня пространства и робкие пунктиры знакомых созвездий...

Игрушечная Вселенная расплылась. Впереди снова горел желтый глаз пульсара НП-0532, и снова летел в неизвестность "Икар", и никто еще не подозревал о пресловутой "канаве времени". И все - из-за вынужденной посадки на КС-5225, рядом с которой, вспученная пульсаром, громоздилась эта самая непонятная "канава". А потом... Это было страшно, когда в восемнадцати отсеках царило разное время: в отсеке Цао прошло двести лет, пока у Тэдди часы отбили 28 минут 4 секунды.

Но самое страшное, пожалуй, было, когда в пилотский отсек вошла-или вползла?-Нэнни... Впрочем, разве это была Нэнни? Высохшее, седое - нет, скорей не седое, а зеленое-существо, которое спросило его, тягуче шамкая:

- Ты еще жив, Тэдди? Я пришла... проститься...

Кажется, он даже не заплакал тогда. Он отупело смотрел на биобраслет, впившийся в желтую пергаментную кожу умирающей: "Нэнни Стоун, 130 лет"... Счетчики работали безукоризненно.

А что было потом? Спасли наркотики, десятки, сотни голубоватых пилюль. Он смеялся, когда выполз из люка оплавленного "Икара" на причальную площадку Третьей лунной, смеялся перед телекамерами - бездумно смеялся, не узнавая огромный серп Земли над головой.

Три года лечили его тело. И еще три года - мозг, потому что пилот не мог вспомнить даже своего имени. А когда он вспомнил все, потребовалось еще время, чтобы все забыть или хотя бы заглушить воспоминания. Ему принесли бумагу с печатями, и он долго вертел ее в руках, не понимая связи слов:

"Учитывая заслуги перед нацией... проявленное истинно американское мужество... подвиг... фирма "СС" предлагает... в классе. "Д" на льготных условиях... кавалеру трех орденов "Астра"... почетному члену... Эдварду Стоуну астролетчику... работу..."

Класс "Д"... Это было хуже смерти. Из астролетчиков - сразу в "мусорщики". Чудом выбравшись из одной "канавы времени", Тэдди попал в другую-еще более глубокую.

Впрочем, не он один. Ведь со Свэном была такая же история. И со многими другими. Их выбросили, как отслужившее тряпье.

Но Свэн никогда не терял присутствия духа. Он был весельчак и задира наперекор всему. "Мы уже наполовину ангелы, Тэд,-любил он повторять.-Я не понимаю только одного-почему мы еще не совсем ангелы. Даже самоубийца не решился бы сесть в такую колымагу, как наши тральщики. По этому металлолому давно плачет свалка. Весь вопрос в том только, кто раньше-я или ты..."

Первым оказался Свэн...

- Ты чего, уснул?

- Что?

- Я говорю: еще виски?

Тэдди удивленно посмотрел на опустевшую рюмку и кивнул.

Клаус отошел к стойке. Тэдди рассеянно смотрел на его могучую белую спину, на сильную короткопалую руку, в которой золотой рыбой светилась бутылка.

- Слушай, Клаус, это правда, что ты тоже был звездолетчиком?

Звякнули фужеры. Красное одутловатое лицо Клауса было теперь рядом.

- Кто тебе сказал?

- Ребята...

- Свэн. Он один знал. Нет, мальчик, я не был звездолетчиком. Тогда еще не думали о звездах, хотя и называли нас громко - "астронавт".

Бармен отпил глоток из своей рюмки, тяжело оперся о стойку. Взгляд его скользил мимо Тэдди куда-то к шахматным клеткам столиков, в полутьму зала.

- Нет, мальчик, я не был звездолетчиком. По крайней мере, таким, как ты. Но человек, которого тогда еще не звали "дядюшкой Клаусом", однажды впервые в мире вступил на зыбучий песок Марса...

- Постой, постой... Ведь Гарольд Митчэлл...

- Вот именно мальчик, Гарри Митчэлл. "Техасская горилла в марсианских песках..."

Тэдди привык ко всему, но это... Кряжистый, длиннорукий гигант в форме ВМС, ослепительная улыбка, дерзкие глаза и сигарета в углу рта. И еще-кровавое, неземное сияние песков, плотная черная тень за фигурой в нелепом допотопном скафандре, лишь отдаленно напоминающем очертания человеческого тела, и за квадратным стеклом гермошлема-все та же белозубая улыбка и те же глаза. Эту фотографию Тэдди вырвал из "Истории космонавтики" и повесил над своей койкой в училище, за что получил три наряда вне очереди.

- Не похож?

- Слушай, Кла... Митчэлл, но...

- Не надо, сынок. Гарри Митчэлл давно умер-теперь есть дядюшка Клаус. Так зовут меня пилоты, которые иногда забегают на мой огонек,-и мне нравится мое новое имя.

- Хорошо, Клаус, но как это случилось?

- Мы прилетели на Марс, ничего толком о нем не зная. Мы спешили обогнать русских, первыми поставить свой флаг над марсианскими пустынями. А пустыни оказались коварными...

- И что?

- Хрустальная пьявка.

- Но это же ерунда! Десять уколов Б-5 через каждые 20 минут, и все в порядке!

- Это теперь ерунда. А тогда еще не было Б-5. Тогда даже простая шизофрения была неизлечимой болезнью.

- Тебя списали?

- Конечно! Кому я был нужен такой?

- Но ведь теперь...

- Ты же сам говоришь: Б-5. Правда, чтобы вернуть меня в действительность, потребовалось чуть ли не цистерна этой гадости.

Что-то тревожило Тэдди во время разговора, что-то неотступно стояло перед глазами, но он никак не мог сосредоточиться, поймать это слово - или цифру? - нет, слово и цифру... А какая разница, ведь перед ним живой Гарольд Митчэлл!.. Живой? И словно лопнула матовая пленка, скрывающая подпись под фотографией в "Истории космонавтики":

"Гарольд Митчэлл, родился в 1968 году... умер в 19..."

- Слушай, Клаус, но...

Замешательство пилота не ускользнуло от Клауса. Несколько секунд он, словно оценивая, пристально смотрел на Тэдди, потом махнул рукой и, чуть косолапя, подошел к диораме.

- Ты видишь это небо?