Лоуренс Уотт-Эванс - Киборг и чародеи Страница 2

Пилот должен был жить эти месяцы и годы в полной изоляции – и при этом не сойти с ума.

Конечно, наркотики и гипноз помогали, хотя после четырнадцати лет уже не очень.

Справляясь с одиночеством, киборг еще выполнял и свою работу. Он был и космическим пилотом, и межзвездным навигатором, а кроме того, наемным убийцей, шпионом, саботажником, солдатом. Флот АРК представлял собой элиту военных сил Древней Земли, и предполагалось, что он будет действовать во всех тех ситуациях, что оказывались слишком тонкими или запутанными, чтобы применить грубую силу. Тем не менее корабль АРК нес на себе столько вооружения, сколько возможно было в него загрузить.

Киборг прокручивал все это в уме до полного одурения, а когда этот отвлекающий ход мыслей иссяк, он вновь оказался перед необходимостью думать о том, для чего ему вообще отвлекаться...

Он, изолированный, последний оставшийся в живых из разбитой армии, один из элиты Древней Земли; он, киборг Автономного Разведывательного Комплекса 205 под кодовым именем Слант[1].

Тут ему пришло в голову, как, впрочем, уже не раз, что он не всегда думал о себе именно такими словами: было время, давным-давно, когда он был гражданским. Его звали тогда... Как же его звали? Он снова забыл.

Считалось, что воспоминания о гражданской жизни, могущие помешать его эффективному функционированию – то есть, в сущности, все, что касалось его как самостоятельной личности, – стерты установками гипноза. Ему оставили лишь обезличенные знания о событиях или поведении отдельных людей или целых групп в тех областях, где это могло оказаться полезным. Его прошлая личность была уничтожена – но гипнотическую обработку проводили четырнадцать лет назад, через столько лет без подкрепления блок иногда отказывал, и ему кое-что вспоминалось.

Так, он вспомнил, что некогда носил самое обычное североамериканское имя, а абстрактно он и сам знал, что вырос на севере Америки, скорее даже на северо-востоке. Ему вспоминались улицы, школы, парки, несколько лет колледжа, но никаких имен, никаких лиц. Он не мог даже сказать, была ли у него семья.

Попытки вспомнить свое имя представляли собой забавное занятие. Блок был все еще слишком силен, чтобы позволить припомнить его более чем на несколько минут.

Однажды, несколько лет назад, киборга охватил иррациональный страх, что он может забыть свое имя навсегда. Это было вскоре после того, как он впервые вспомнил его. Ему отчего-то казалось, что настанет день, когда его имя будет иметь какое-то значение. Он даже записал его где-то – и с тех пор ни разу не взглянул на ту записку; до некоторой степени его успокаивало сознание, что имя зафиксировано на бумаге.

Это делало игру в воспоминания не столь бесполезной: когда имя медлило всплывать на поверхность, он успокаивал себя тем, что в любую минуту может откопать листок, на котором оно записано: он сунул бумажку с именем в одну из книг. Сознание этого помогало, и рано или поздно имя возвращалось к нему; за все это время он ни разу не пытался отыскать записку, точное местонахождение которой давно забыл.

Вспомнив свое имя, он тут же потерял к нему всякий интерес и, отвлекшись, тут же забыл его – легко, как обычно.

Сейчас Слант лежал на кушетке и всматривался в книжный шкаф, который еще до выхода на задание собственноручно закрепил у передней переборки и который казался таким чужеродным в обтекаемой рубке управления. Он был забит старыми переплетенными книгами, в основном романами с бумажными обложками и книгами по истории искусства. Поля их были испещрены заметками, которые он делал для самого себя, – и одна из них хранила его старое имя, каково бы оно ни было. Всю полученную при вербовке премию он истратил на обстановку корабля, и большая часть денег ушла на этот древний шкаф и старомодное печатное слово.

Он получал определенное удовольствие, держа в руках настоящую книгу, а само переворачивание оставляло ощущение полноты, совершенно не сравнимое с тем, что давал компьютер с его равномерно ползущими по экрану словами или беззвучной декламацией. А кроме того, оказалось: если хочется вернуться назад, проще перелистать страницы, чем тратить время на отыскивание того же места в компьютере.

А фотографии! Старые глянцевые фотографии в книгах по искусству гораздо привлекательнее, чем изображения, что составлял на экране компьютер. Его компьютер создавался для военных целей: пилотировать корабль, планировать маневры, определять положение объектов и выпускать по ним ракеты, анализировать виды оружия и сооружения врага. Но точность видео и голографического оборудования оставляла желать лучшего. Можно было, конечно, использовать прямой контроль, но это казалось Сланту неудобным, и он старался прибегать к нему как можно реже.

Таким образом, несмотря на постоянные шутки соотечественников над его пристрастием к чтению, он набил древний шкаф книгами, и тот следовал за ним повсюду, пока не оказался наконец на этом корабле. Каждую книгу он прочитал уже по крайней мере дважды, снова и снова рассматривая каждую фотографию.

Так же основательно он изучил всю библиотеку компьютера – и текстовую, и видео, – во всяком случае, он так считал, хотя не был в этом до конца уверен. Безусловно, он уже не раз вызывал каждое название, казавшееся хоть сколько-нибудь интересным. Пока компьютер пилотировал корабль, больше делать было нечего.

Сланту пришло в голову, что последние месяцы он все свое время проводит в рубке, на камбузе или в душе: может быть, поискать что-нибудь интересное в других отсеках? Или поменять дизайн рубки управления...

Он оглядел обтекаемую, яйцеобразную кабину, стены которой покрывал толстый ковер-хамелеон. И сам ковер, а с ним и стены, и пол, неуловимо перетекающие друг в друга, были сейчас цвета золотистого меда, и такими они оставались последние несколько недель. На ковер были приколоты три ярких нейлоновых гобелена, по одному с каждой стороны, а третий – прямо напротив книжного шкафа; цилиндрические светильники под разными углами выступали из стен, наполняя помещение мягким рассеянным светом. Меховой ковер, гобелены, шкаф и светильники – вот и вся комната, за исключением кушетки, на которой он сейчас лежал, и кабеля прямого контроля, вмонтированного в изголовье. Гм, может быть, стоило истратить деньги лучшим образом? Конечно, в задних отсеках корабля хранились и другие предметы обстановки. Там было несколько статуэток и небольших скульптур и целый набор занавесей всех цветов – от незатейливых занавесок из хлопка до портьер, созданных на основе кристаллических матриц, которые, колыхаясь, наигрывали странные мелодии.

Пожалуй, пришло время сменить обстановку, гобелены свое уже отслужили. На светильники можно поставить статуэтки, – где-то на борту должны быть гибкие диски, чтобы закрепить их на импровизированных пьедесталах.