Евгений Лукин - Пока не кончилось время Страница 2

– Да поймите же! – чуть ли не заламывая руки, умоляюще перебила она. – Я все растрачу. Понимаете? Уже растратила!.. Так почему же я не могу спасти хотя бы эти два года?.. Ну хорошо, давайте так: я вам – время, а вы…

– А я?

– Ну, я не знаю… Ну… – Она смешалась окончательно. – Книжку надпишете…

– С благодарностью за два года? – бешено щурясь, уточнил он.

– Нет, – поспешно сказала она. – Нет-нет… То есть…

Запуталась и испуганно умолкла, больше похожая теперь на больного воробья, нежели на стервятника. Ветер гнал по набережной пыль и обрывки бумаги.

– О ч-черт! – сказал Калогер. – Да как вам это вообще в голову пришло?

– А!.. – Она раздраженно дернула плечом. – Сначала у меня пили, потом у знакомых… А потом вдруг такая тоска!.. Жить не хочется…

– Сколько у вас там еще на счету?

Она с надеждой вскинула голову.

– Много, – сказала она. – Честное слово, много…

– Много… – повторил он и усмехнулся через силу. – Вы и заметить не успеете, как оно разлетится в прах, это ваше «много». И вот когда у вас останется два месяца…

Ее глаза полезли из орбит окончательно.

– У вас осталось два месяца? – в ужасе переспросила она, и Калогер мысленно обругал себя последними словами.

– Я сказал: к примеру, – сухо пояснил он. – Так вот, когда у вас останется, к примеру, два месяца… Тогда вы вспомните о своем подарке.

– Нет, – сказала она.

– Вспомните-вспомните, – холодно бросил Калогер. – Можете мне поверить.

Она помотала головой, потом задумалась.

– Нет… – сказала она наконец. – Не вспомню…

– Послушайте! – Калогер вскочил. От его ледяной назидательности не осталось следа. – Вы или сумасшедшая, или…

Она подалась вперед, тоже собираясь встать, но Калогер шарахнулся и, ускоряя шаг, бросился прочь от скамьи. Все это очень напоминало бегство.

Собственно, это и было – бегство.

Что жизнь растрачена дотла, Калогер понял еще утром. Отключился телефон. Первый признак надвигающегося банкротства – когда вокруг тебя один за другим начинают отмирать предметы: телевизор, кондиционер… Все, что в твоем положении – роскошь.

Он запер дверь, наглухо отгородившись ею от знакомых, незнакомых, полузнакомых, и подошел к столу. После разговора на набережной вопрос со «Слепыми поводырями» решился сам собой: он будет работать. Он будет работать над ними так, словно впереди у него добрая сотня лет, – не торопясь, отшлифовывая абзац за абзацем. Пока не кончится время.

Итак, «Поводыри»… Обширный кабинет. Рабочая роскошь: портьеры, старинные кресла, стол, две стены книг. А вот и наследник этой роскоши, в которую всажено несколько жизней – отца, деда, прадеда… Лидер. Зеленоватые насмешливые глаза, мягкая просторная куртка. Молод, слегка сутул. Вид имеет язвительно-беззаботный, как будто дело уже в шляпе и беспокоиться не о чем. Хотя все, конечно, не так и первая его забота – удержать в узде остальных заговорщиков, которые уже сейчас тянут в разные стороны и уже сейчас норовят перегрызться между собой. Вот они, все пятеро, – расположились в креслах и ждут шестого, самого ненадежного. Отсюда они начнут мостить благими намерениями дорогу в ад, отсюда бросятся они спасать чужой неведомый мир и в результате погубят его… Сейчас мурлыкнет дверной сигнал, все шевельнутся и лидер скажет с облегчением: «Ну вот и он… А вы боялись…»

Калогер чувствовал приближение первой фразы. Еще миг – и, перекликнувшись звуками, она возникнет перед ним и…

Вместо дверного сигнала мурлыкнул телефон. Пробормотав ругательство, Калогер сорвал трубку, левой рукой ища шнур с тем, чтобы выдернуть его из гнезда сразу по окончании разговора.

– Да! – рявкнул он.

На том конце провода оробели и дали отбой. Некоторое время Калогер непонимающе смотрел на трубку, из которой шла непрерывная череда тихих торопливых гудков. Потом ударил дрогнувшей рукой по рычажкам и набрал номер.

– Банк времени слушает, – любезно известила его все та же запись.

Калогер поспешно назвал номер своего счета.

– На вашем счету, господин Калогер, в настоящий момент (еле слышный щелчок) – два года, месяц и двадцать восемь дней.

– Сколько? – не поверив, заорал он.

Банк времени любезно проиграл ответ еще раз, и Калогер, едва не промахнувшись по рычажкам, отправил трубку на место.

– Вот паршивка!.. – обессиленно выдохнул он.

То есть она перевела на его имя два года еще до того, как подошла к нему на набережной.

И вдруг Калогер почувствовал, как в нем вскипает бесстыдная, безудержная радость. Два года… На «Слепых поводырей» ему хватило бы и одного…

– Прекрати! – хрипло сказал он. – Ну!..

Точь-в-точь как тогда, у изувеченного телефона-автомата.

Голое небо за окном помаленьку одевалось. Наладившийся с утра ветер принес наконец откуда-то несколько серых клочьев и даже сумел построить из них некое подобие облачности.

Калогер отнял лоб от тусклого, давно не мытого стекла.

– Ладно, хватит! – скривив рот, выговорил он. – Примирился? Давай работать…

Злой, как черт, он вернулся к столу. Сел. Положил перед собой чистый лист.

Итак, «Поводыри»… Что-то ведь там уже наклевывалось… Калогер пододвинул лист поближе и, подумав, набросал вариант первой фразы. Написав, аккуратно зачеркнул и задумался снова.

И все-таки – зачем ей это было надо? Жажда яркого поступка? Чтобы смотреть потом на всех свысока? Два года… Это ведь не шутка – два года…

Нет, так нельзя, сказал он себе и попробовал восстановить картину. Кабинет… Портьеры, кресла… Зеленые насмешливые глаза лидера. Сейчас мурлыкнет дверной сигнал и лидер скажет…

Строка за строкой ложились на бумагу и аккуратно потом зачеркивались. Квартира оживала: в лицо веял бесконечный прохладный выдох кондиционера, в кухне бормотал холодильник… Исчеркав лист до конца, Калогер перевернул его и долгое время сидел неподвижно.

Потом опять мурлыкнул телефон, и он снял трубку.

– Да?

В трубке молчали.

– Да! Я слушаю.

– Как работается? – осведомился знакомый хрипловатый голос.

– Никак, – бросил он. – Зачем вы это сделали?

– Захотела и сделала, – с глуповатым смешком отозвалась она. Кажется, была под хмельком. – Книгу надписать не забудьте…

– Не забуду, – обнадежил он. – А кому?

– Ну… Напишите: женщине с набережной… – И, помолчав, спросила то ли сочувственно, то ли виновато: – Что?.. В самом деле никак?

– В самом деле.

– Ну вот… – безнадежно сказала она. – Этого я и боялась… Видно, мое время вообще ни на что не годится – разве на кабаки… – Вздохнула прерывисто – и вдруг, решившись: – Знаете что? А промотайте вы их, эти два года!