Гарри Гаррисон - Один шаг от земли Страница 2

Но какое воздействие окажет подобная ситуация на человека и его общественные институты?

Вот основной вопрос, из которого вытекают остальные. Ничто не останется в стороне: пища и одежда, брак и бизнес, работа и война. Война в первую очередь – военные и сейчас цепляются за любое, даже самое безобидное изобретение, лишь бы оно не дало заржаветь машине войны. Затем медицина – вспомните, как корабли разносили болезни и как с этим еще успешнее справляются самолеты, а теперь представьте, как чуму разносят через ПМ. Язык, обычаи – новый вид транспорта окажет влияние буквально на все.

В рассказах этого сборника я попытался поразмышлять над ответами на некоторые из этих вопросов. Я начал с самого начала, первого применения ПМ, и дошел до самого конца, как и полагается в любом хорошем рассказе. Я не претендую на то, что какие-либо из предсказанных событий произойдут, хотя они, несомненно, могли случиться, имей мы действующие ПМ. Это лишь некоторые возможные картины будущего, которые могли бы стать реальностью при определенных обстоятельствах.

Как раз в этом и прелесть фантастики. Вы можете полетать на космическом корабле еще до его изобретения, пользоваться необычными, еще не существующими аппаратами и встретиться с удивительными, еще не родившимися людьми.

Пользоваться передатчиком материи очень легко. Нужно лишь набрать нужный номер, совсем как в телефоне, и подождать, пока не загорится лампочка готовности. Потом делаете шаг вперед, зная, что ничего особенного не почувствуете, – и проходите сквозь экран ПМ, как в обычную дверь…

Один шаг от Земли

Ландшафт был мертв. Он и не жил никогда, родившись мертвым, когда начали формироваться планеты, – выкидыш, слепленный из валунов, грубого песка и зазубренных скал. Воздух, разреженный и холодный, скорее походил на космический вакуум, чем на атмосферу, способную поддерживать жизнь. И хотя время близилось к полудню, а крошечный солнечный диск полз высоко над горизонтом, небо было темным и тусклый свет заливал бугристую равнину, никогда не знавшую, что такое след ноги. Тишина, одиночество, пустота.

Двигались только тени. Солнце медленно проползло свой путь и закатилось за горизонт. Наступила ночь, а с ней – еще более жестокий мороз. Под усеянным звездами небосводом в глухой тишине миновала ночь, и над противоположным горизонтом снова показалось солнце.

Затем что-то изменилось. Высоко в небе солнце отразилось от какой-то блестящей поверхности – движение в мире, до сих пор его не знавшего. Искорка выросла в пятнышко света, внезапно расцветшее длинными лепестками пламени. Пламя приближалось, становясь все ярче, и зависло над поверхностью, взметая пыль и оплавляя камни. Потом погасло.

Приземистый цилиндр пролетел вниз последние несколько футов и опустился на широко расставленные опоры. Спружинили амортизаторы, гася удар, потом медленно распрямились, выравнивая корпус аппарата. Несколько секунд он еще покачивался, потом замер.

Ползли минуты, но ничего больше не происходило. Давно уже улеглась пыль, а расплавленный шлак затвердел и потрескался от холода.

Внезапно короткие взрывы отстрелили кусок боковой стенки цилиндра, отшвырнув его на несколько ярдов. Капсула слегка качнулась, но вскоре она снова замерла. Отброшенная пластина прикрывала несколько небольших приборов, окружавших серую пластину диаметром около двух футов, напоминающую задраенный иллюминатор.

Некоторое время опять ничего не происходило, словно некий потайной механизм отсчитывал время. Наконец он принял решение, потому что из отверстия с тихим жужжанием стала вылезать антенна. Сперва она ползла перпендикулярно боку капсулы, пока не показалась изогнутая секция, потом стала медленно подниматься и наконец задралась в небо. Она еще поднималась, а на ее конце, прикрепленная к штанге, зашевелилась компактная телекамера, неуверенно поворачиваясь в разные стороны. Поднявшись над круглой пластиной, она повернулась в ее сторону и уставилась на грунт перед нею, после чего удовлетворенно замерла.

С громким щелчком круглая пластина изменила цвет и облик. Она стала совершенно черной; казалось, она шевелится, оставаясь на месте. Секунду спустя сквозь ее поверхность, словно через распахнутую дверь, прошел прозрачный пластиковый контейнер, упал и перекатился.

Сидящая в контейнере белая крыса сперва испугалась, шлепнувшись на бок, когда контейнер упал на грунт. Вскочив, она заметалась, пытаясь уцепиться коготками за гладкие стенки и соскальзывая на дно. Вскоре она успокоилась и уставилась на серую пустыню, помаргивая розовыми глазками. Но смотреть там было не на что, потому что ничто не шевелилось. Крыса уселась и стала приглаживать лапками длинные усы. Холод еще не проник сквозь толстые стенки.

Изображение на телевизионном экране было сильно смазанным, но, если учесть, что его передавали с поверхности Марса на орбитальный спутник, затем на лунную станцию и лишь потом на Землю, лучшего ожидать не приходилось. Несмотря на помехи и рябь, на экране был четко виден контейнер с шевелящейся внутри крысой.

– Успех? – спросил Бен Данкен, жилистый, плотный мужчина с коротко подстриженными волосами и загорелой, задубевшей кожей. Сеть морщинок в уголках глаз наводила на мысль, что ему часто приходилось щуриться или от сильного холода, или от пылающего солнца – и то и другое имело место. Цветом лица он резко отличался от техников и ученых за пультами и приборами – если не считать нескольких негров и пуэрториканца, все они обладали характерной для горожан бледностью.

– Пока все вроде нормально, – отозвался доктор Тармонд. Он очень гордился своей ученой степенью по физике, полученной в Массачусетском технологическом, и настаивал, чтобы к нему всегда обращались «доктор». – Форма волны превосходная, затухания нет, отклик ровный, отклонение переданного контрольного объекта от расчетных координат – одна и три десятых. Лучше не бывает.

– Когда мы сможем отправиться?

– Примерно через час, может, чуть позже – если биологи дадут добро. Им наверняка захочется изучить поведение первого пересланного животного, а может, послать еще одно. Если все окажется в порядке, вы с Тэслером отправитесь сразу же, пока условия оптимальные.

– Да, конечно, не стоит тянуть, – поддакнул Отто Тэслер. – Извините, – добавил он и торопливо отошел.

Это был маленький человечек в массивных очках, с редеющими светлыми волосами. Он проводил долгие часы у лабораторного стола, а потому сутулился и выглядел старше своих лет. И нервничал. Лицо его покрывали мелкие бисеринки пота, и меньше чем за час он уже в третий раз отлучался в туалет. Доктор Тармонд это тоже заметил.