Мария Галина - Андроиды Круглого Стола Страница 2

Ну, не человека…

Я знал сисадмина, который был кардиналом Ришелье. Он держал под своим началом и мушкетеров, и гвардейцев, которые постоянно собачились друг с другом. Нелегкое дело, но каждый из кожи вон лез, чтобы перещеголять враждующую сторону, так что ему оставалось только складывать образцы в контейнеры. Еще там была миледи, белокурая бестия с клеймом на плече, которая, по слухам, ближе к вечеру обряжалась в эсэсовскую фуражку и брала в руки хлыст…

— Слушаю тебя, сэр Кей.

…А еще один придурок завел себе Белоснежку и семерых гномов. Там у них и впрямь были горнорудные разработки, экспериментальные штольни, все такое, но эта история как раз плохо кончилась, не помню уж точно, что там с ними случилось…

— …и тут из зарослей травы, в которой свободно может укрыться конь совокупно со всадником — удивительная трава, не иначе как волшебная, господа мои, — на меня выскочил страшный зверь, с огромной оскаленной пастью…

Сэр Кей любит приврать. Наверняка приволок какую-то мелочь — отлови он кого покрупнее, рассказал бы, что его зверь изрыгал пламя и вообще был огромен и ужасен неописуемо. Точно, серв втащил аккуратно препарированного зверька величиной с енота и кинул его на мозаичный пол у ног Гвиневеры. К чести сэра Кея, у зверя были двадцатисантиметровые выдвижные когти и такие же длинные клыки, выскакивающие из пасти, точно лезвия пружинного ножа. Хищников тут водилось немало, но это было что-то новенькое. Недаром я своей монаршей властью повелел им приносить на собрания рыцарей Круглого Стола только нечто удивительное, ни разу не виданное…

— Ты отважный рыцарь, сэр Кей, — сказал я, и на багровом лице сенешаля расцвела скупая улыбка.

Мои парни меня любят.

Еще бы, ведь я их так запрограммировал.

Я, король Артур.

Это сэр Персиваль. Совсем юный, светловолосый, глаза, как старое серебро, и доспехи, как серебро, отблески камина расцветают на них розами.

— Я видел дракона! — говорит он, и все замирают, потому что сэр Персиваль никогда не врет.

— Полагаю, ты его поразил? — спрашивает Гвиневера холодно.

Не любит его. Странно. Ведь никакой Элейны здесь не было и нет.

Персиваль явно растерян. Он беспомощно оглядывается. Еще бы — он запрограммирован, чтобы добывать образцы, и сейчас ведет себя как человек, вынужденный нарушить служебный долг, поскольку призван к иному, более высокому служению.

— Поразить его было нетрудно, — говорит он еле слышно. Он очень боится, что эти его слова примут за хвастовство.

— Не сомневаюсь, — медовым голосом говорит Гвиневера, — ведь ты такой доблестный рыцарь…

Они не задумываются над тем, как странно, что здесь есть только одна-единственная женщина. Моя.

О да, все они — верные ее рыцари, они носят ее цвета, они посвящают ей свои трофеи и победы на турнирах, они складывают дары у ее ног, у подножия белой башни ее славы, ради одного ее взгляда они отправятся на смерть, но никому из них и в голову не придет, что ее можно, например, пощупать…

Даже Ланселоту.

Кстати, где, интересно, Ланселот?

— Это была… — Персиваль говорит, понурив голову, так тихо, что его еле слышно, — дракониха…

— Откуда ты узнал? — хохотнул сэр Кей и уже собрался отпустить какую-то крепкую шуточку, но Персиваль продолжал, не обернувшись…

— Дама… Она… охраняла кладку. Прекрасные золотые яйца. Она лежала в пещере, обхватив их лапами, уронив на них голову, и когда увидела меня, то зашипела, чтобы напугать, и я призвал святого Георгия, истребителя драконов, и уже поднял копье, чтобы ее поразить, но потом опустил его… как я могу ударить женщину? Даму?

Слова «самка» он выговорить не мог, потому что в языке рыцарей такого слова нет.

Он беспомощно посмотрел на меня, ожидая поддержки. Он любил меня.

Если бы у меня был сын, я бы хотел, чтобы он был похож на Персиваля.

Я кивнул в знак того, что понял его, но все-таки сказал:

— Мерлин утверждает, что у драконов кладку высиживает отец.

Я не сказал «самец», поскольку в языке рыцарей нет такого слова.

А значит, подразумевал я, ты вполне мог поразить этого дракона, потому что драконов у нас еще не было. Или хотя бы спугнуть его и забрать яйцо. Хотя бы одно.

Драконьих яиц среди экспонатов тоже еще не встречалось.

— Но, — Персиваль таращился на меня своими огромными глазищами, в которых плескалась боль, — это же еще хуже! Он так жалобно шипел на меня, несчастный отец, выполняющий свой долг, даже когда светлейшая супруга его бросила! Он так старался меня напугать…

— Ясно, — сказал я, — твое милосердие достойно восхваления, но не подражания. Ты само совершенство, Персиваль, но — я обернулся к остальным рыцарям, — не пытайтесь подражать ему. Ибо если все будут жить на вершинах, кто останется возделывать поля?

Никто из них и понятия не имел, как возделывают поля, но мои рыцари отозвались одобрительным смешком.

— Интересно, — сказала королева жемчужным голоском, — где же сэр Ланселот?

В моих покоях пахло свечным воском и сухими розовыми лепестками. Еще ландышами; это был природный запах моей королевы, потому что я так запрограммировал. Я, король Артур.

Сейчас она расплетала косы.

Она все делала сама, моя королева, даже стелила нашу постель, ибо камеристки у нас не было. Моя королева прекрасно со всем управлялась. Она командовала сервами, следя за тем, чтобы замок был убран, камин натоплен, моя одежда выстирана и заштопана, а обед готов вовремя. Словом, она делала все, что пристало делать королеве.

Она даже полировала Круглый Стол.

— Ты ждешь Ланселота? — спросил я.

Она не ответила, но я видел, как замерли ее пальцы, выпутывающие жемчужную нить из русого водопада волос.

Что поделать, если эта история про короля Артура и Гвиневеру, то значит, должен быть и Ланселот. Но я не позволю ей любить его, ведь я сам ее программировал.

Эта версия старой легенды должна окончиться хорошо.

Она была очаровательна. Ложбинка меж белых грудей уходила в вырез рубашки тончайшего полотна; а волосы были мягкими, словно шелк.

— Мой господин? — сказала она тихонько.

— Подожди, душа моя, — ответил я, — мне надо поговорить с Мерлином.

— Я буду ждать вас, — прошептала она и взяла подсвечник, чтобы переставить свечу к изголовью кровати. Пламя просвечивало сквозь ее ладонь, точно сквозь розовую раковину.

Она вообще не спит. Но полагает, что просто не уснет, потому что будет ждать меня. Никто из них не спит, но все думают, что спят. Ей-богу, это странно!

Я шел по коридору в своем тяжелом спальном халате, и тень моя бежала впереди по грубым каменным плитам. Она казалась высокой — почти как мои рыцари.