Дмитрий Биленкин - Над Солнцем Страница 2

ПИСЬМО ТРЕТЬЕ, НЕОТПРАВЛЕННОЕ

Я опять возле тебя, моя единственная. Связи нет и долго теперь не будет, но все равно я вынимаю записывающий кристалл и говорю тебе, что мы... что все идет успешно.

Настолько успешно, что штурман недоволен. Сейчас посвящу тебя в сложности взаимоотношений Сбоева с "его электронным величеством".

Представь себе комнату в виде сферического многогранника, стены которой выложены пластинками полупроводниковой пластмассы. Пластинки похожи на соты. В крошечных ячейках тлеют разноцветные искры. Вверху - купол цвета топленого молока, кое-где экраны. Это и есть "мозг" ракеты.

Дежурный сидит внутри него. То, как "мозг думает", мы не видим. Свои выводы он докладывает нам в форме кривых, мелькающих на экранах. Все очень" просто, никакой кабалистики, и все очень сложно.

"Мозг" с непостижимой для человека быстротой и точностью управляет бегом астроплана сквозь электромагнитные и гравитационные вихри, рождаемые звездой; регулирует напряжение энергии; ведет сбор научной информации; обеспечивает круговорот воды, воздуха и пищи; повелевает еще тысячами других дел.

Наши дежурства у пульта, если разобраться, занятие крайне однообразное. Корабль автоматизирован так, как не был автоматизирован еще ни один планетолет.

Конструкторы на Земле проявили чудеса изобретательности. Траектория полета, скорость, моменты ускорений, торможение - все тщательно выверено еще на Земле, сообщено "мозгу", и он пунктуально выполняет приказ, сообразуясь с внешними условиями. Корабль катится словно по бархатным рельсам. Мы ждем толчков на ухабах, а ухабов нет, а хотя мы знаем, что они должны быть, и как мы ни доверяем автоматам, на незнакомой дороге приятней чувствовать руль в своих руках.

Впрочем, я напрасно говорю "мы, мы". Ухабы ради ухабов, что может быть глупее? Раньше в путешествиях меня больше всего интересовали приключения, теперь - то новое, что встречается по дороге. Ты, надеюсь, простишь меня, если я не привезу рассказа о головокружительных ситуациях. В то, что их совсем не будет, мне, однако, что-то не совсем верится...

Иного мнения об "электронном мозге" Валя Сбоев. Он штурман. Он должен вести корабль. А здесь он... безработный. По-человечески можно понять его досаду. Он ветеран космоса, ему приходилось летать на старых кораблях, где машина помогала штурману, а не подменяла его. Свыкнуться с новым положением Сбоеву нелегко.

Вчера я дежурил с ним. Экран гравилокатора был, как всегда, включен. Вогнутый диск звезды занимает уже две трети неба. Даже на экране Солнце гневно и грозно. Кипит голубовато-красная материя. Она похожа на пену. Пузыри часто лопаются, брызжут огненными фонтанами. Раскаленные струи газов за несколько минут вырастают в гигантские грибы. Точь-в-точь мухоморы, только длина ножки такого "гриба" - несколько радиусов Земли.

Это впереди. Сзади, на фоне жемчужно-серого сияния, сплетаются розовые лапы протуберанцев. Будто ткут для нас паутину.

Какой разительный контраст со спокойствием приборов!

Не прошло и пятнадцати минут нашего дежурства, как Сбоев, внимательно следивший за курсографом, обнаружил, что корабль слегка отклонился от расчетной орбиты. И тут многоопытный Сбоев допустил ошибку, за каковую был немедленно наказан. Привыкнув, что обязанностью электронных машин старой конструкции было наблюдение за точным выполнением программы полета, он решил, что внешние условия исказили показания датчиков, и обрадовался случаю исправить ошибку автоматов. Быстро рассчитав поправку, штурман ввел ее в приемное устройство. "Мозг" промигал Сбоеву неожиданный ответ: "Ваше приказание не будет выполнено".

Сбоев - человек выдержанный. Но кровь вольных казацких предков тоже кое-что значит. В эту минуту мне показалось, что он был готов запустить стулом в одно из полушарий "мозга".

Спустя секунду недоразумение, конечно, рассеялось. Штурман вспомнил, что наш "мозг" может объяснять свои поступки, и потребовал ответа. "Спереди по курсу опасные магнитные бури, иду в обход", - заявил "мозг".

Тогда штурман сел за пульт и стал что-то считать на табуляторе. Спустя некоторое время он бросил это занятие, вздохнув, пододвинул к себе стопку пластиковой бумаги и стал... писать... Да, да! Он не диктовал, а именно писал. Ручкой. Как обычно писали лет сто назад и как теперь уже почти никогда не пишут. Сердито черкал, комкая написанное.

Клочок бумаги слетел к моим ногам. Я поднял. Это были... стихи. О шепоте листьев, о соловьях...

За все дежурство Сбоев всего раз взглянул на экран. Поморщился и сказал:

- У нас на Дону девчата до сих пор зовут любимых: "Красное мое солнышко".

И неожиданно добавил: "Стареем..."

Это пока единственное происшествие, но оно меня обеспокоило, Дело в том, что Алунитов кое в чем прав. Космос предъявляет к человеку новые требования, в основном чисто психологического порядка. Вот "солнечная болезнь"... Случай со Сбоевым - ее рук дело. Если отбросить мудреные термины, то вот что на сей счет говорит наука. Человек привык к земному Солнцу, к его ласковому теплу и к его экваториальному жару. Свет Солнца неотъемлемая часть нашей жизни. Но возле самого Солнца свет совсем другое! Все разно что погладить ребенка в миллион раз сильнее, чем нужно... Так и здесь, свет приобретает яростную, ни с чем не сравнимую мощь. И, что самое главное, он как-то действует на нервы сквозь все фильтры. Так, вероятно, действуют обнаженные провода высокого напряжения, пока к ним не привыкнешь. Даже если они находятся за стеклянным экраном, все равно трудно быть спокойным. Никто еще не знает, как передается на нас, детей тенистой Земли, влияние солнечного света. Но оно передается, это факт. Пока все в порядке, но как отзовутся нервы моих спутников на опасность? Не сдадут ли?

Вот почему мне пришлось крупно поговорить со Сбоевым. Кажется, он взял себя в руки.

И все же "солнечная болезнь" может доставить нам...

ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ, ТОЖЕ НЕОТПРАВЛЕННОЕ

Меня, Вика, прервало чрезвычайное обстоятельство: "мозг" на минуту потерял курс. За направлением он следит по звездам и по силовым линиям поля тяготения Солнца. Внезапно на Солнце произошел взрыв. Все закружилось в фиолетовой мгле. Видимо, исказилось и поле тяготения. "Мозг" - умница: он продолжал вести корабль, никак не пытаясь исправить траекторию. А потом ориентировка восстановилась. И все же это тревожный сигнал.

Я собрал экипаж. Предстояло решать судьбу экспедиции. Мы были готовы ко всему. При создании средств защиты учитывался весь опыт космонавтики. Конструкторы обезопасили корабль и от метеоритов, и от нагрева солнечных лучей, и от магнитных бурь, и от скачков силы тяготения. Но потеря ориентировки была кратковременной. Приборы не записали достаточно данных, чтобы инженеры смогли бы разобраться и надежно перестроить систему ориентации. А без этих данных никто уже больше к Солнцу не полетит: слишком опасно лезть в неведомое, потерять ориентировку и свалиться на звезду. И вот ведь в чем трагедия: даже если полетят - раз будет благополучно, два, десять, а на одиннадцатом корабль может погибнуть.