Наталья Солнцева - Вино из мандрагоры Страница 2

Наверное, так пели сирены – морские нимфы, заманивающие мореплавателей в воды, где гибли их суда.

– Это надо отметить, – сказал он, стараясь сохранить беззаботный вид прожженного ловеласа. – Никогда еще не знакомился таким образом.

– Оставаясь неузнанным? Бросьте! – усмехнулась она. – Приберегите свои сказки для наивных девчушек из провинции. Вы не похожи на простофилю. Вон и часы у вас на руке «Harry Winston», а не фирмы «Заря».

– Вы проницательны.

– Папа научил меня не доверять слишком красивым мужчинам.

– А кто у вас папа?

– Олигарх!

В приоткрытую дверь купе заглянула проводница.

– Постели нести?

– Несите. – Он встал, оттеснил ее в коридор и сунул в кармашек щедрые чаевые. – И поухаживайте за пассажирами, пожалуйста!

– Все сделаю в лучшем виде.

Пока проводница застилала постели, они вышли из купе и встали у окна. Мимо пронеслись голая березовая роща, хмурый полустанок, хвойный лес. Потянулись поля с редкими черными проталинами, над которыми низко плыли сизые облака.

– Такой печальной и чудной весны, как в России, нет нигде, – сказала попутчица. – Все эти унылые дороги, запах мокрой земли, разливы рек, сумрачная луна холодными ночами – ужасно будоражат! Что-то такое поднимается внутри грешное, затмевающее рассудок. Не правда ли?

Проводница вышла, игриво подмигнув ему жирно накрашенным глазом. Она уже была под хмельком. Не мешало бы и им выпить. Не сейчас, чуть позже.

– Я пойду в туалет, – вдруг очень по-свойски, без стеснения, как близкому человеку, сообщила Незнакомка. – Присмотрите за моими вещами.

Она вложила в последнюю фразу скрытый смысл или ему только показалось? Когда она удалилась, он быстро нырнул в купе и опытным жестом молниеносно раскрыл ее дорожную сумку из отличной кожи. То, что он там увидел, заставило его изумленно отпрянуть. Справившись с замешательством, он приподнял вещи, несколько книг – на самом дне притаился черный бархатный мешочек размером с ладошку ребенка. Мужчина сунул его в карман брюк и вернул все в прежнее положение. Сверху лежала плоская бутылочка в дорогой позолоченной оправе, с пробкой в виде человеческой головы. Фу-ты, ну и ну! Как это прикажете понимать?

Чутким ухом он уловил шаги, приглушенные ковровой дорожкой, быстро закрыл сумку, сел и сделал вид скучающего барина, которому не терпится опрокинуть пару рюмочек и развлечься.

– Я вас заждался! Пойдемте в вагон-ресторан?

Она закрыла за собой дверь купе, одарила его загадочной улыбкой и медленно покачала головой. Ее глаза смеялись, будто она знала, чем он тут занимался в ее отсутствие.

– Вы же не собираетесь никуда идти? – прошептала она, наклоняясь и обдавая его запахом духов. – А выпить можно и здесь. У меня есть вино.

Ему очень хотелось поглядеть, что в мешочке, но Незнакомка уже достала ту самую бутылочку, два крохотных позолоченных стаканчика и поставила на стол. Ему стало жарко.

– С вашего разрешения?

Она милостиво кивнула, словно повелительница жалкому подданному. Он сбросил пиджак, ослабил и без того свободный узел галстука, чувствуя, как стеснилось дыхание. О, черт!

– Наливайте же! – раздался ее шепот.

Густое вино пахло яблоками. Она выпила первая, наблюдая за ним потемневшими глазами. Такой мужчина, и… робеет?

Он сделал глоток. Вино ударило в голову: то ли потому, что он с утра ничего не ел, то ли оно оказалось слишком крепким, с пряным, жгучим вкусом. В груди разлилась слабость… Неужели она успела что-то добавить в его стаканчик? Не может быть. Он внимательно следил за ее руками – глаз не сводил.

– Простите, – стараясь держаться молодцом, сказал он. – Я на минуточку.

Когда он вышел, она заперла купе и, постояв минутку, последовала его примеру – сначала обшарила карманы пиджака, потом попыталась справиться с замочком портфеля из крокодиловой кожи. Не тут-то было! Оставил бы он портфель, если бы тот легко открывался!

Она села, приложила руку к груди, ощущая сильные удары сердца… и выпила еще вина.

Он не помнил, как добрался до туалета, ополоснул лицо холодной водой… Пришел в себя, только когда в дверь постучали. Он увидел себя в зеркале – стоит перед умывальником, держа в руке бархатный мешочек из ее сумки. Что за дьявольщина? Он торопливо раскрыл мешочек.

Вырвавшиеся у него ругательства совершенно не вязались с содержимым мешочка – овальным золотым футляром тонкой работы с изображением Девы Марии на крышке. Внутри обнаружился кусочек ароматической смолы.

«Ладан. Вот откуда шел этот странный церковный запах!» – догадался он. И тотчас в замутненном сознании всплыли вещи из ее сумки – черный балахон, простая рубаха, шапочка конической формы, деревянное распятие, книги – «Псалтирь», «Требник», «Деяния святых апостолов»… Он не обнаружил там ни одной женской принадлежности: ни косметички, ни кружевного белья, ни модной кофточки, ни яркого шарфика, ни запасных колготок – вообще ничего. И это никак не вязалось с образом его соседки по купе: с ее подчеркнуто чувственной внешностью, стильной прической, меховым розовым болеро от Валентино, умопомрачительными духами, с ее сапфирами, наконец! Дочь олигарха? Он скорее готов был поверить ее словам, чем собственным глазам. Как будто сумка принадлежала другой женщине – монахине или религиозной старухе… Но откуда в ней такая ценная старинная вещица? Какая-то храмовая реликвия?

Ручку двери подергали с другой стороны, и он вышел, едва не столкнувшись с негодующей дамой, которая хотела в туалет.

Поезд мчался на всех парах, вагон мотало, и добраться до купе оказалось непростой задачей. Каждый шаг давался ему с невероятным трудом – голова кружилась, ноги будто налились свинцом.

– Тебе плохо? – томно спросила Незнакомка, обвивая его руками и приникая всем телом. Ее блузка расстегнулась, и сапфир синей звездой лежал в ложбинке между грудей, глаза стали огромными, на половину лица, а губы казались раскрытыми лепестками смертоносного цветка, сладкими и горячими. – Сделай еще глоток!

Золотистый край стаканчика коснулся его губ, и он, не в силах противиться, выпил обжигающую жидкость. Тяжкое оцепенение отпустило его, сменилось эйфорической легкостью, почти невесомостью. Руки женщины порхали над ним, шелковистые волосы приятно щекотали пылающую кожу, поцелуи длились целую вечность, – тысячу раз он умирал и воскресал, исступленно сжимая в объятиях сияющую вакханку, фурию, гарпию, девственницу, языческую царицу, ведьму, весталку, небесную апсару, то целомудренную и кроткую, то неистовую, то робкую, то бесстыдную, разнузданную жрицу любви, птицу в сказочных перьях с радужным хвостом и девичьим лицом – сатанинским, ангельским…