Игорь Гетманский - Не смей обижать слабых ! Страница 2

Он плавно вырулил на большую стоянку перед охраняемыми воротами и уверенно вышел из машины. Не торопясь запирать дверцу, беспечно огляделся. Так, вот проходная, в задней комнате - раздевалка дежурной смены. Он кинет свою сумку в шкафчик No23 и спокойно пойдет на развод. Карл Дик всегда дежурит в правом крыле здания, где и находится лаборатория Драгинского. Эдик сейчас торчит там ? работает он ночами, это известно, - вон светится единственное окно на втором этаже. Туда же направят и Штефа: каждый охранник курирует только один-единственный, навсегда закрепленный за ним объект. Развод будет за воротами перед административным зданием через десять минут.

Штеф перекинул через плечо простенькую сумку с барахлом и бутербродами и, посвистывая, направился к проходной.

Эдик Драгинский сидел в экспериментальной лаборатории правого крыла ККЦ и рассеянно улыбался. Только что он закончил еще одну работу, осталось вставить блочок связи с пультом дистанционного управления, и все. Но это - мелочь, это теперь завтра. Сегодня он уже сполна удовлетворил свою новую страсть, все получилось, он доволен. Теперь можно попить кофейку, полистать журнальчик и ехать домой.

Эдик поднялся, отложил отвертку и любовно дотронулся до хромированного черного бока существа. Существо. Паук. Мыслящий и живой дружище. Охранник и лакей - когда сыт, и агрессор и психопат - когда голоден. Сложный характер, это надо сразу признать - капризный и неоднозначный, с таким шутки плохи...

Он фамильярно похлопал паука по широкой спине. Мстительный ты уж больно, вздохнул Эдик, вредный ты тип, хотя и виноват в этом только твой заказчик ? такого уж тамагочи захотел он себе, извращенец. Ну да ладно, зато ты - сильный и смелый, а за это Эдик готов простить тебе многое.

Эдик вздохнул и с трудом передвинул массивное тело паука поближе к краю стола. Паук был воплощением мощи, а Драгинский уважал силу во всех ее проявлениях. И ненавидел насилие. Потому что никогда не имел первого и всегда страдал от второго.

Эдик замер и тихонько кивнул своим мыслям: "Всегда" и "страдал" - те самые слова. Он всегда страдал. Именно он, Эдик Драгинский, - пока не уехал в Германию.

Он с удивлением уставился на машину у себя перед носом. Странное дело, этот грозный паук почему-то пробуждал в нем ту еще память, российскую... Эдик отошел от стола и нахмурился.

Там, в России, ему, хлипкому еврейскому очкарику, по молодости лет здорово доставалось. В школе еще, сопляками будучи, ровесники Эдиковы доступно объяснили ему, как обстоят дела: его место было "возле параши" - по причине физической немощи и по национальному признаку. И всеобщее убеждение в этом было так велико, что Эдик с ним никак не боролся. Он всегда уступал им дорогу ? тем, кто пытался на него "наезжать", и старался не ввязываться ни во что.

Но его задевали, постоянно. И обижали - и в школе, и позже, в университете, на дискотеках. Эдика спасало то, что в России - загадочная страна! - обидчиков всегда было ровно столько, сколько и защитников. "Не смей обижать слабых!" - сколько раз он слышал из-за чьей-то надежной спины эти слова: от классной руководительницы, от учителя физкультуры, а уж здоровенный друг его Андрюха Кулаков не одному идиоту это втолковывал, и не по разу. Андрюха, не в пример своим одногодкам, не ставил ни в грош свои мускулы, а преклонялся перед силой ума. И уважал хилого отличника Драгинского. Он его, кстати, даже в университете не бросил, поступил вместе с ним. А как - это их с Эдиком общий секрет...

Эдик помрачнел лицом, глаза его стали еще печальнее. Друг его преданный так и пропал куда-то, в России легко пропасть: ударился в бизнес, по биржам забегал, потом стал ездить - в Турцию или в Китай, заделался "челноком" и пропал. И Эдик тогда, в одиночку жуя колбасу в аспирантской общаге, вдруг понял, как Андрюха здорово его выручал, адаптировал, что ли, к среде. Ведь Эдик, умник и моралист, всегда терялся, страшно комплексовал среди голенастых девах и лосиного вида общажных парней. Голова у него всегда была забита другим ? схемами, чипами, идеями своими компьютерными, а с ними... С ними он никогда не знал, как разговаривать. А они обступали его, они были везде, эти люди. Мат, анекдоты, запах несвежих носков, бормотуха, быстрый секс на столе, кулаки, разборки постоянные - мрак! Наверно, Эдику просто не везло, была же где-то другая жизнь - не общажная, не кабацкая, - иная, м е н т а л ь н о н а с ы щ е н н а я ! Наверно, ему надо было искать ее. И Эдик, кажется, верил в это, и Андрюха ему в этом помогал, и другие - преподаватели, девочка одна была у него, хорошая...

Но Андрюха пропал как раз тогда, когда Россия как-то сразу изменилась ? нет! - вывернулась наизнанку: варварство хлынуло изо всех щелей на улицы. И Эдик панически бежал, спасая то единственное достояние, которым обладал. А обладал он "гениальной башкой" - Андрюхины слова... И пока ее не пробили, - а он этого давно боялся всерьез, - он бежал. И нашел, в конце концов, ту жизнь которую так долго искал.

Последние два года он был по-настоящему счастлив. На рынке появились японские тамагочи, и только увидев цыпленка в компьютере, он схватил, увидел в одно мгновение все - и оригинальность замысла, и простоту воплощения, и потенциальный бешеный спрос на такую забаву. Игрушка в режиме эмоционально-интимного общения с хозяином! Нечего сказать - круто, восхищался Эдик и уже начинал подключать мозги: тамагочи были непаханным полем для его фантазии, японцы провели только первую борозду...

Он присосался к идее, как вампир. Он горел, он летал, он модифицировал, он перекраивал, он придумывал свое. Он стал этим самым цыпленком, потом мышонком, потом лягушкой, и неведомой зверушкой он тоже был - режиссером, актером, программистом, ведущим разработчиком - черт-те чем! Он был всем в одном лице, он жил своей новой страстью.

Вскоре ККЦ перешел на выпуск Эдиковых тамагочи, и они мгновенно вытеснили японцев с немецкого рынка. Это была личная коммерческая победа инженера Драгинского, но все-таки не это для него теперь стало главным.

Однажды, на взлете разыгравшегося воображения, Эдик придумал тамагочи-киберов.

И забыл обо всем. А тем более - про Россию.

Эдик вдруг саркастически хохотнул и погрозил себе пальцем. Не ври себе, немецкий еврей, не ври! Ничего ты не забыл, все помнишь - и хари эти агрессивные, с шальными глазами, и страх свой, и беспомощность, и Андрюхину силу. Все ты помнишь, и поэтому сидит в тебе уважение к физической мощи и потребность в защите, - здесь, в спокойном мире, - потому что где-то глубоко внутри все-таки затаился вечный жидовский испуг...

Эдик снова посмотрел на паука. Да, подумал он, все осталось, и этот частный заказ - тому свидетельство. Он оглядел обширные стеллажи лаборатории: много у него за последнее время было подобных заказов с тамагочи, но дружищу он делал с каким-то особым чувством. Наверно, все дело в том, что будущий хозяин паука хотел иметь кибера-охранника, а это Эдику было близко. Но ко всему прочему заказчик хотел иметь еще и тамагочи-агрессора, мазохист бешеный, в том же лице. И Эдик тогда оснастил свое детище не только системами сканирования и сигнализации - он дал ему оружие, самое настоящее. Такое, какое назвал заказчик... Паук превратился в боевую машину, интеллектуальная мощь компьютера несла в себе угрозу силового воздействия.