Анджей Сапковский - Воронка Страница 2

- Чего?

- Урпппль, - произнесла Мышка, кривя мордашку и прищурив единственный глаз. Это означало у нее улыбку. Я погладил ее по реденьким светлым волосикам.

Со стороны Маневки раздались взрывы и бешеный лай автоматов.

- Ладно, я пошел, - сказал Прусак. - Мне еще надо окно на кухне скотчем заклеить, а то снова стекло вылетит. Бай, Ярек.

- Бай. Па, Мышка.

- Биирппп, - пискнула Мышка и прыснула слюной.

Мышка некрасивая. Но все ее любят. Я тоже. Ей шесть лет, но никогда не исполнится шестнадцать. Чернобыль, как вы и догадываетесь. Мать Прусака и Мышки как раз лежит в больнице. Нам всем очень интересно, что у нее родится.

- Ах ты сучара! - ревел сверху Новаковский. - Ах ты жидерва! Я эту погань из тебя-то повыбью, макака рыжая!

Я клацнул уокменом и побежал дальше.

Джули, Джули

Мне остается только любить тебя

Надеюсь, что эта любовь не из тех, что умирают

Мне нравится, какая ты сегодня

Джули

Ты так чудесна

Ты - все, что по-настоящему важно

На Новом Рынке людей почти не было. Хозяева магазинов запирали двери на засовы, опускали железные решетки и жалюзи. Работал один только "Макдональдс", потому что "Макдональдс" экстерриториален и неприкосновенен. Как обычно, там сидели и обжирались корреспонденты и тележурналисты со своими группами.

Еще была открыта книжная лавка "Афина", принадлежащая моему знакомому Томеку Ходорку. У Томека я бывал часто, покупал из-под прилавка всякую книжную контрабанду, самиздат и нелегальную литературу, запрещенную Курией. Помимо книгопродажи Томек Ходорек долбался с изданием весьма читабельного и популярного журнала "Ухажер", местной мутации "Плейбоя".

Томек как раз стоял перед лавкой и смывал растворителем с витрины надпись "МЫ ТЕБЯ ПОВЕСИМ, ЖИД".

- Сервус, Томек.

- Сальве, Ярек. Кам инсайд! Есть "Мастер и Маргарита" издательства "Север". Еще "Жестяной барабан" Грасса.

- У меня есть и то, и другое. Еще старые издания. Когда палили, так пахан спрятал. Вот Салман Рушди у тебя имеется?

- Через пару недель получу. Отложить?

- Спрашиваешь. Ну, пока. Бегу в школу.

- А не боишься сегодня? - Томек показал в сторону Маневки, откуда доносился все более громкий обмен залпами. - Плюнь на школу, возвращайся домой, санни бой. Inter arma silent musae.

- Audaces fortuna juvat, - отвечал я без особой уверенности.

- Ер бизнес. - Томек вынул из кармана чистую тряпку, сплюнул на нее и протер витрину до глянца. - Бай.

- Бай.

Перед зданием масонской ложи "Гладиус", рядом с памятником Марии Конопницкой, стоял полицейский броневик с установленным на башенке пулеметом М-60. На цоколе памятника красной краской кто-то намалевал: "УНЗЕРЕ КОБЫЛА", а чуть пониже - "НЕ ССЫ ПРОХОЖИЙ КОБЫЛА НАШ ПРОРОК". Неподалеку от памятника была установлена пропагандистская витрина, а на ней под стеклом - фотографии, изображающие осквернение могилы писательницы на Лычаковском кладбище.

Джули

Ты так чудесна

Так чудесна...

Я пошел по улице Элигиуша Невядомского, бывшей Нарутовича, пробежал вдоль стены неработающей фабрики химволокна. К стене был прикреплен огромный плакат, где-то девять на девять, изображающий покойную мать Терезу. На плакате огромными каракулями из баллончика кто-то намалевал "ГЕНОВЕФА ДУРА". Потом я свернул на улицу, ведущую к Черной Ганче.

И там наткнулся на Белых Крестоносцев.

Их было человек двадцать, все наголо обритые, в кожаных куртках, оливковых футболках, мешковатых серо-зеленых камуфляжных штанах и тяжелых десантных ботинках. Человек пять, вооруженные "Узи" и контрабандными полицейскими "Геклер-Кохами", охраняли мотоциклы. Один малевал звезду Давида на витрине бутика Малгоськи Замойской. Другой, стоящий посреди улицы, держал на плече комбайн "Шарп" и дергался в ритм "Спасителю", хита группы "Мегадет" из альбома "Потерявшиеся в вагине". И песня, и сам альбом были в черных списках.

Остальные Белые Крестоносцы занимались тем, что вешали какого-то типа в лиловой рубахе. Тот выл, вырывался и дергал связанными за спиной руками, а Крестоносцы пинали и били его куда попало, волоча в сторону каштана, где с ветки уже свисала элегантная петля из телефонного провода. На тротуаре валялся звездно-полосатый пластиковый мешок, тут же были раскиданы разноцветные блузки, леггинсы, свитера, упаковки колготок, видеокассеты и камкордер "Панасоник".

Хватит лжи, хватит дерьма

С меня довольно

Меня воротит

От твоих хитрых, ничего не значащих слов

Никогда

Не пробуй меня спасать

Я сделан не по твоему образу...

Белый Крестоносец с "Шарпом" на плече сделал ко мне несколько шагов, загородив путь. Из высокого ботинка выглядывала рукоять тяжелого ножа "Сервайвл". Другие отрезали мне путь к отступлению.

"Прощай, Джули, - подумал я. - Прощай, уокмен. Прощайте, милые мои передние зубы".

- Хей, - заорал вдруг один из Крестоносцев. - Красавчик, ты?

Я узнал его, несмотря на бритую голову и пестрые цирковые тряпки. Это был Мариуш Здун, прозванный Лисой, сын гинеколога, одного из самых богатых людей в городе. О старом Здуне поговаривали, что он состоял в совете "Арт-В Интернешнл АГ", и что ему принадлежат акции в "Четырех Сестрах".

- Отцепись от него, Менда, - сказал Лиса типу с "Шарпом". - Я его знаю, это мой дружбан, нормальный поляк. Вместе в школу ходили.

Это правда, какое-то время Лиса ходил в нашу школу. Я давал ему сдирать. Но без особого эффекта, потому что Лиса еле читал.

Мужик в лиловой рубахе, которого за ноги подтянули к петле, дико заорал, дернулся и вырвавшись из рук, упал на тротуар. Сбившись вокруг, Белые Крестоносцы попинали его ногами и снова подняли.

- Эй! - крикнул один из них, с распятием на шее. - Лиса! Лучше бы помог, вместо того, чтоб базарить с этим чучелом.

Этого я тоже знал. Его прозвали Великий Гонзо, потому что его нос напоминал кран умывальника и был такой же блестящий.

- Ты уж лучше вали, Ярек, - Лиса почесал стриженое темечко. - Лучше свали отсюда.

О да, молитвы и ярость

Ничего, лишь молитвы и ярость

Слишком поздно

Черные псы кружат вокруг

Брызжут слюной

Никогда

Не пробуй меня спасать...

На первом этаже открылось окно.

- Тише! - взвизгнул, высунувшись, старикан с блестящей лысиной. Над его ушами висели две седые прядки, придавая ему вид филина. - А ну тихо! Что за шум? Тут люди спят!

- Отъебись, дед! - прорычал Лиса, размахивая "Узи". - Ну! Заткни хлебало и не пизди!

- Эй, Лиса, повежливей, - одернул его Великий Гонзо, одевая петлю на шею типа в лиловой рубахе. - А вы, земляк, закрывайте окно и идите смотреть телевизор, как положено порядочному земляку! А если что не так, то я сейчас подымусь и оторву вам задницу, так-то.