Род Серлинг - Люди, где вы Страница 2

Он вошел в город и город распростерся перед ним - аккуратный и симпатичный. Неширокая главная улица огибала парк, который, таким образом, был в центре всего. В этом парке, ближе к одной его стороне возвышалось большое школьное здание. На кольцевой главной улице выстроились в ряд магазинчики, за кинотеатром снова шли лавки и, наконец, виднелся полицейский участок. Еще подальше высилась церковь, позади нее тянулась улица особняков, а в доме на углу помещалась аптека. Был книжный магазин, магазин верхней одежды, бакалейная лавка, на тротуаре перед которой торчала небольшая стойка с надписью: "Остановка автобуса". Мирный и словно умытый, городок дремал в потоках яркого утреннего света и был абсолютно тих. Ниоткуда не доносилось ни звука. Он зашагал по тротуару, заглядывая в витрины. Все магазинчики были открыты. В булочной на полках лежали свежие пирожные и булочки. В книжном объявлялась специальная распродажа. Рекламный щит над входом в кинотеатр обещал фильм про летчиков. Трехэтажное здание было занято конторами адвоката, нотариуса и фирмой по торговле недвижимостью. Еще подальше стояла стеклянная будка общественного телефона, а за ней универсальный магазин; въезд во двор был закрыт с улицы воротами из металлической сетки. И снова он задумался над этим странным явлением. Было все, что полагается иметь городу, - магазины, парк, автобусная остановка, полным-полно работы, и не было людей. Ни души вокруг. Он прислонился к стене здания банка и осмотрел улицу из конца в конец, словно надеясь, что если на нее посмотреть достаточно пристально, то что-нибудь шевельнется. ...Девушку он увидел, когда взгляд его остановился на сетчатых воротах грузового въезда во двор универсального магазина, прямо напротив. Во дворе стоял грузовик и она сидела в его кабине, это было ясно, как божий день, первое живое существо, которое ему встретилось. Сердце у него заколотилось, как заячий хвостик, когда он торопливо ступил с тротуара и бросился к ней. На середине улицы он остановился, чувствуя как у него вспотели ладони. Ему не терпелось сломя голову помчаться к грузовику и в то же время, не теряя даром даже секунды, хотелось прямо отсюда выплеснуть ей все свои вопросы. Он попытался придать голосу этакую непринужденность и даже заставил себя улыбнуться: - Эй, мисс! Мисс, послушайте! - он почувствовал, что против воли голос срывается на крик, и снова сделал над собой усилие, чтобы ввести его в рамки разговорных интонаций. - Мисс, не могли бы вы мне помочь? Не могли бы вы сказать, куда все подевались? Похоже на то, что ни одной живой души нет вокруг! Буквально... ни души!.. Теперь он двигался к ней через улицу непринужденной, как он полагал, походкой, обратив внимание, что девушка продолжала смотреть из своей кабины прямо на него. Он ступил на другую сторону улицы, остановился в нескольких шагах от ворот и снова улыбнулся ей. - Это же с ума можно сойти, - сказал он. - Сумасшествие, маскарад какой-то! Когда я сегодня утром проснулся... - он сделал паузу и задумался. - Ну, не совсем так, чтобы проснулся, - сказал он, - я просто, словно бы, вдруг обнаружил, что иду по шоссе... Он ступил на тротуар и через приоткрытые ворота прошел прямо к кабине грузовика со стороны места для пассажира. Девушка больше не смотрела на него. Она глядела прямо перед собой через ветровое стекло, и ему виден был ее профиль. Красавица. Блондинка с длинными волосами. Но бледная. Он попытался было вспомнить, где он встречал уже такие вот черты лица полное спокойствие без всякого выражения. Спокойное лицо. Это верно. Но даже больше, чем спокойное, - бездушное. - Послушайте, мисс, - обратился он к ней. - Я не хочу вам навязываться, но должен же быть здесь кто-то, кто может сказать мне... Он взялся за ручку и открыл дверцу, и язык у него прилип к гортани, потому что тело девушки упало на него и вниз, мимо его расширившихся, пораженных смятением глаз наземь, ударившись об асфальт с громким, почти металлическим стуком. Он ошеломленно уставился на ее поднятое к небу лицо и только тут до него дошел смысл надписи на борту грузовика: "Резник. Манекены для витрин". Он снова взглянул на ее лицо - безжизненное, с деревянным выражением, с раскрашенными щеками и ртом, с застывшей полуулыбкой, с глазами, которые были широко открыты и молчали. С глазами, которые были не больше чем два пятна на лице куклы... До него дошел юмор положения. Он улыбнулся, почесал небритый свой подбородок, затем медленно опустился - спиной по борту грузовика, пока не сел на асфальт рядом с поверженной девушкой, лежавшей, устремив незрячий свой взгляд в синее небо и на жаркий солнечный диск. Он легонько толкнул локтем ее твердую деревянную руку, подмигнул ей и прищелкнул языком: - Прости меня, детка, но у меня и в мыслях не было так с тобой поступить. Честно говоря... - он снова толкнул ее локтем, - меня всегда влекло к таким вот тихоням, как ты... - Он протянул руку, чтобы ущипнуть неподатливую щеку, и снова засмеялся: - Понимаешь, что я хочу сказать, а, детка? Он поднял куклу и бережно посадил ее в кабину грузовика, оправив ей юбку на коленях. Потом захлопнул дверцу, повернулся и сделал несколько бесцельных шагов в сторону. За сетчатыми воротами лежала кольцевая главная улица, окружавшая парк. Он подошел к решетке и снова осмотрел улицу из конца в конец, не пропустив ни одного магазинчика, глядя на все с той же сосредоточенностью, словно она все-таки могла помочь ему найти признаки жизни. Но улица лежала перед ним пустынная, в магазинчиках не было ни души, и ничто не нарушало мертвого молчания дня. Он обогнул грузовик, подошел к служебному входу в универсальный магазин и заглянул в темный холл, где штабелями, один на другом лежали обнаженные манекены. Вид их пробудил у него воспоминания о второй мировой войне, о фотографиях гор человеческих тел в газовых камерах гитлеровских концентрационных лагерей. Сходство больно ударило по нервам, и он поспешил снова выйти на грузовой двор. Уже оттуда он закричал в раскрытую дверь: - Эй! Есть там кто-нибудь? Вы слышите меня? Он снова подошел к грузовику и заглянул в кабину. В замке зажигания не было ключа. Он улыбнулся безжизненному лицу куклы: - Как насчет ключа, детка? Ты, конечно, не знаешь, где он, верно ведь? Кукла упрямо смотрела прямо перед собой через ветровое стекло... Именно в этот момент он услышал звук. Первый звук с тех пор, как он вышел ив придорожного ресторанчика. Сначала он даже не понял, что это такое. Звук не соотносился ни с чем, что уже было ему известно. Затем он вспомнил, что это такое. Звонил телефон. Он побежал к воротам, наткнулся на сетку, пальцы его судорожно схватились за проволочные ячейки, а глаза лихорадочно шарили по улице, пока он не увидел того, что искал. Это была застекленная будка телефона напротив, в нескольких метрах от парка. Телефон все еще звонил. Он вырвался из ворот и помчался через улицу. Задыхаясь, толкнул стеклянную дверь и едва не оторвал телефон, когда схватил трубку. Носком ноги он пнул дверь и она закрылась за ним. - Алло! Алло! - он в отчаянии затряс трубку. - Алло! Станция? Станция! Телефон молчал. Он помедлил, затем яростно швырнул трубку на рычаг. Вытащил из нагрудного кармана комбинезона десятицентовую монету, сунул ее в щель и подождал. И наконец, услышал первый человеческий голос бесцветный, приторно вежливый голос телефонистки: - Номер, который вы набрали, - сказал голос, - в списке абонентов не значится. Теперь молодой человек рассердился. Он закричал в трубку: - Да вы что там все - с ума посходили? Я никакого номера не набирал!.. - Проверьте набираемый вами номер и, пожалуйста, аккуратнее поворачивайте диск... - Я не набирал номера, станция! Телефон зазвонил и я ответил... - он снова начал трясти трубку. - Станция! Послушайте меня, прошу вас! Мне только надо узнать, где это я? Вы меня поняли? Я просто хочу выяснить, где я и куда подевались люди... Станция, пожалуйста, послушайте... И снова раздался голос телефонистки - безличный, словно с другой планеты: - Номер, который вы набрали, в списке абонентов не значится. Проверьте набираемый вами номер и, пожалуйста, аккуратнее поворачивайте диск. Наступила длинная пауза, и тот же голос сказал: - Это запись! Молодой человек медленно положил трубку. Вся тишина города за тонким стеклом будки навалилась теперь на него, и он почти с ужасом подумал о мертвом безмолвии над деревьями, крышами и мостовыми, безмолвии, которое только на миг было прервано словами: "Это запись!" Все, все было здесь записью. Звук, отпечатанный на воске. Образы на полотне. Декорации, расставленные по сцене. Все очень эффектно. Но вот голос - это уже просто грязная шутка... Ну ладно - неживые вещи, беспризорные кофейники, манекены, лавки; он мог посмотреть на них, подивиться и уйти. Но человеческий голос - ему до отчаяния хотелось, чтобы этот голос принадлежал живому человеку из плоти и крови. Это нечестно, что голос был сам по себе. Нарушенное обещание... Этот голос заронил зерно страха в его мозг и рассердил его. На цепи висела телефонная книжка. Он схватил ее, раскрыл, едва не разорвав, и начал пробегать глазами страницу за страницей. Имена рябили в глазах. Абель. Бейкер. Ботсфорд. Карстэйры. Кэйтеры. Сипида... - Так где же, где же вы, люди? - закричал он. - Где вы пропадаете? Где вы все живете? Только в этой паршивой книге? Снова он перелистал ее страницы. Демисен. Фарверы. Грэннигэны. И так далее - до человека по фамилии Зателли, который жил на Северной Передней улице и чье имя начиналось с буквы А... Молодой человек выронил книгу. Она закачалась на своей цепи. Медленно-медленно он поднял голову и уставился на пустую улицу. - Послушайте-ка, парни, - мягко сказал он. - А кто же присматривает за магазинами? - Стеклянные витрины молча глядели на него. - Кто присматривает за всеми этими магазинами?.. Он медленно повернулся, положил ладонь на ручку и толкнул дверь. Дверь не подалась. Он снова толкнул. Дверь даже не дрогнула. У него возникло чувство, что все, что происходит с ним, - это какой-то розыгрыш. Очень большой, сложный и ужасно несмешной розыгрыш. Он толкнул дверь еще сильнее, навалился на нее плечом, но она по-прежнему не сдвинулась ни на миллиметр. - Ну ладно! - закричал он. - Ладно! Это очень смешная шутка. Очень смешная! Я обожаю ваш городишко. Я обожаю чувство юмора! Но теперь это уже больше не смешно! Понимаете? Теперь это грязно! Какой это умник запер меня здесь?! - Он принялся пинать, толкать, выдавливать дверь, пока ручейки пота не побежали по его лицу. Он закрыл глаза и на минутку прислонился к стеклу передохнуть и вдруг, взглянув вниз, увидел, что дверные петли торчат в его сторону. Он тихонько потянул ручку, и дверь тотчас распахнулась - немного погнутая, но она распахнулась! Он толкал ее, вместо того чтобы потянуть на себя! Потянуть - и все. Он почувствовал, что ему следует либо засмеяться, либо извиниться перед чем-то или кем-то, но, само собой, извиняться здесь было не перед кем... Он ступил в ослепительный солнечный свет и пошел через парк к зданию, перед которым висел большой стеклянный шар с надписью: "Полиция". Он шел к зданию и улыбался. Держи курс на закон и порядок, подумал он. Больше даже, чем просто закон и порядок - здравомыслие! Может быть, здесь-то как раз он его и найдет. Если ребенку случится потеряться, мать всегда объяснит ему потом, что нужно подойти к доброму полисмену и назвать свое имя. Что ж, теперь он и есть ребенок, потерявшийся ребенок, и в мире не осталось больше никого, к кому он может обратиться. А что касается имени, то... кому-то придется сообщить это имя ему самому. В участке было сумрачно и прохладно, большая комната делилась пополам барьером, за которым стоял стол сержанта, стул, а у дальней стены - место радиста с микрофоном и ультракоротковолновым приемопередатчиком. Решетчатая дверь направо вела в блок камер. Через калиточку в середине барьера он прошел на другую половину к микрофону, взял его в руки, осмотрел, затем ни с того ни с сего, словно это требовалось от него - тоже принять участие во всем этом розыгрыше, сказал официальным "полицейским" голосом: - Вызываю все патрульные автомобили! Вызываю все патрульные автомобили! Неизвестный шатается вокруг участка! Чрезвычайно подозрительный парень. Возможно, хочет... - Голос его дрогнул: над столом сержанта к потолку лениво подымалась струйка дыма. Он медленно положил микрофон и подошел к столу. Большая, на четверть уже выкуренная сигара лежала в пепельнице и дымила. Он поднял ее, затем положил на место, испытывая напряжение, страх, ощущение, что кто-то постоянно подглядывает и подслушивает. Он даже резко обернулся, точно хотел застать кого-то за этим занятием. Комната была пуста. Он отворил решетчатую дверь - она громко заскрипела и вошел в блок камер. Камер было восемь, по четыре с каждой стороны, и все они были пусты. Через решетку последней камеры с правой стороны виднелся умывальник. Из крана бежала вода. Горячая вода - он видел пар. На полочке над раковиной лежала бритва, вся в каплях воды, и кисточка для бритья, полная пены. Он на секунду прикрыл глаза, потому что это уже было слишком. Это уже было такое... Покажите мне домовых, подумал он, или привидения, или каких-нибудь чудовищ. Покажите мне мертвецов, вышагивающих, как на параде. Пусть резкие и дикие звуки похоронного рожка раздвинут эту мертвенную тишину утра, я не боюсь ничего, только перестаньте пугать меня преувеличенной естественностью вещей! Не подсовывайте мне сигарных окурков в пепельницах и воду, льющуюся из крана, и покрытые пеной кисточки для бритья! Они-то как раз способны потрясти человека больше, чем появление призрака... Он медленно вошел в камеру, приблизился к раковине умывальника, протянул дрожащую руку и дотронулся до пены на кисточке. Пена была настоящая. Теплая на ощупь. Она пахла мылом. Вода потихоньку лилась в раковину. На бритве была надпись: "Жиллет", и ему вспомнилась почему-то серия передач "Вокруг света" по телевидению и футболисты нью-йоркской команды "Гиганты", выигрывающие четыре - ноль у "Кливлендских Индейцев". Но боже мой, это было, должно быть, лет десять назад! А может быть, в прошлом году? Или, возможно, этого вообще еще не было? Потому что теперь у него не стало никакой базы для отсчета, никакой отправной точки, ни даты, ни времени, ни места, на которые он мог бы опереться... Он не услышал скрипа двери в камеру, которая медленно закрывалась за ним, до тех пор, пока не увидел на стене ее черную тень, приближающуюся сантиметр за сантиметром, медленно и неотвратимо. У него вырвалось рыдание, и он стремглав бросился к двери, успев протиснуться в остававшуюся щель, прежде чем дверь затворилась. Какую-то секунду он постоял, прислонившись к ней, переводя дыхание, затем, пятясь, отошел и оперся о решетку противоположной камеры, пристально глядя через неширокий коридор на закрытую и запертую на замок дверь, словно это было какое-то смертоносное животное. Что-то толкнуло его, что надо бежать. Бежать. Бежать, не жалея ног! Наружу! Быстро! Подальше отсюда! Словно кто-то нашептывал ему команду. Это слабеющий в неравной схватке мозг отдавал свой приказ сражаться сражаться до последнего патрона! Мозг изнемогал от кошмара, от гнетущего его страха. Инстинкты молили о безопасности и спасении. Быстро, быстро отсюда! Беги! Беги! Беги! Он уже был снаружи, на солнце, мчался через улицу, споткнулся о кромку тротуара, исцарапался о живую изгородь, когда врезался в нее. Перебравшись через кусты, он кинулся дальше, в парк, и все бежал, бежал, бежал... Перед ним выросло школьное здание со скульптурой перед фронтоном. Инерция движения вынесла его на ступени постамента, и только здесь он пришел в себя, обнимая металлическую ногу какого-то застывшего в героической позе мужа науки, погибшего в 1911 году: бронзовый, он возвышался темным силуэтом на фоне яркого синего неба... Молодой человек заплакал. Он одним взглядом вобрал в себя все эти магазины, кинотеатр, наконец, статую и всю эту неимоверную тишину и закричал сквозь слезы: - Люди, где же вы? Пожалуйста, богом вас молю, скажите мне... люди, где вы?..