Фриц Лейбер - Безумие Страница 2

Фай дернулся.

— Потому что, — прошептал он, криво улыбаясь, — теперь все сумасшедшие.

«Коварство безумных». Снова эта фраза гулким колоколом отдалась в голове Карсберри. Но лишь на миг.

Он кивнул.

— Сперва я отказывался делать такой вывод. Однако со временем я осознал причины и истоки случившегося. И дело не только в том, что высокоразвитая цивилизация обрекла человечество на все более ускоряющийся темп жизни, стимулировав тем самым психическое перенапряжение, стрессы, неразрешимые эмоциональные проблемы. Психиатрия ХХ века изучала случаи психоза, вызванного успехом. Неуравновешенная личность стремится вперед, пока у нее есть цель, пока она борется за ее достижение. Цель достигнута — и жизнь человека теряет смысл. Все подавляемые сомнения, вся энергия, нацеленная ранее на борьбу с внешним миром, обращаются вовнутрь, разрушая личность. Теперь, когда войны наконец объявлены вне закона, когда весь мир стал единым государством, когда социальное неравенство уничтожено… Вы понимаете, куда я клоню?

Фай медленно кивнул.

— Очень любопытный вывод, — отрешенно произнес он.

— Осознав главное, — продолжал Карсберри, — я быстро разобрался в остальном. Взять хотя бы циклические шестимесячные флуктуации в мировой кредитной системе… Ответ прост: Моргенштерн из министерства финансов — скорее всего, депрессивный маньяк с полугодичной фазой или шизоид, страдающий раздвоением личности и колеблющийся от скопидомства до расточительства. Чем объяснить застой, царящий в министерстве культуры? Тем, что Хобарт явный кататоник. Почему в Управлении космических исследований такой бум? Да потому, что Маккелви склонен к эйфории.

Фай удивленно вскинул брови.

— Ну, разумеется! — воскликнул он, разводя худыми руками, с которых клубами зеленого дыма стекал газоид.

Карсберри бросил на него острый взгляд.

— Да, мне известно, что вы и некоторые другие смутно чувствовали… какую-то раздвоенность, скажем так, хотя о том, что это значит, не имели ни малейшего представления. Но вернемся к нашему разговору. Как только я понял, что происходит, мой курс определился. Будучи разумным человеком, способным ставить определенные реальные цели, и находясь в окружении лиц, ошибками и иллюзиями которых можно легко воспользоваться, я мог достичь любого положения. Через три года я стал Всемирным управляющим. Отныне сфера моего влияния безгранично расширилась. Подобно герою крылатой архимедовской фразы, я получил точку опоры и мог перевернуть мир. У меня появилась возможность издавать указы и законы, в явной или скрытой форме устанавливающие более размеренный порядок жизни. Одновременно я приступил к реализации своего Десятилетнего плана, плана воспитания и обучения перспективных руководителей, тщательно отобранных по признаку свободы от невротических тенденций.

— Но это… — возбужденно начал Фай, приподнявшись в кресле.

— Что? — быстро спросил Карсберри.

— Ничего, — пробормотал Фай, оседая.

— Вот, пожалуй, и все, — закончил Карсберри внезапно усталым голосом. — Еще только одна маленькая подробность. Я не мог позволить себе действовать без защиты. От меня зависело слишком многое. Всегда существовал риск быть уничтоженным какой-нибудь случайной вспышкой ненависти со стороны моих коллег. И лишь потому, что другого выхода я не видел, пришлось пойти на опасный шаг. Я создал, — его взгляд скользнул к едва заметной линии на стене, — секретную полицию. Есть такой вид сумасшествия — паранойя, преувеличенная подозрительность, включающая манию преследования. С помощью гипноза я внушил группе таких несчастных навязчивую идею, что их жизнь зависит от меня, а мне отовсюду угрожает опасность, от которой я должен быть защищен любой ценой. Признаюсь, отвратительный, мерзкий поступок, хоть он и послужил своим целям. Буду рад, очень рад положить этому конец. Вы же понимаете, не так ли, что толкнуло меня на этот шаг?

Он вопросительно посмотрел на Фая и с болью увидел, что тот, бессмысленно улыбаясь, играет с газоидом.

— Я проделал дыру в своем диване, и эта штука вылезла наружу, — объяснил Фай наивно-радостным голосом. — Вьется по всему кабинету, только что не спотыкаюсь.

Его пальцы ловко двигались, на миг создав ужасную прозрачную зеленую голову и тут же смяв ее в комок.

— Забавная вещица, — бубнил он, — разреженная жидкость. Газ определенного объема. И по всему полу моего кабинета…

Карсберри откинулся в кресле и закрыл глаза. Его плечи устало поникли. Внезапно он почувствовал себя разбитым, ему захотелось, чтобы этот день триумфа поскорее прошел. Он понимал, что не следует так огорчаться неудаче с Фаем. В конце концов, главное сражение выиграно. Он всегда знал, что, за исключением проблесков, Фай так же безнадежен, как и остальные. И все же…

— Вы можете не беспокоиться о полах в кабинете, Фай, — произнес он мягко. — Об этом позаботится ваш преемник. Вы смещены.

— Вот! — Генеральный секретарь вскочил с места и бросился к Карсберри, возбужденно размахивая руками. — Вот почему я пришел к вам! Вот что я пытался вам сказать! Меня нельзя сместить! И никого нельзя! Не выйдет!

С быстротой, рожденной долгой практикой, Карсберри скользнул за стол. Черты его лица приняли выражение той напускной благожелательности, от которой он невыразимо устал.

— Хорошо, Фай, хорошо. Конечно, нельзя так нельзя. Но, может, вы объясните мне, почему? Может, просто сядем и поговорим?

Фай замер и стыдливо опустил глаза.

— Да, пожалуй, поговорим, — медленно произнес он снова вялым голосом. — Похоже, иного пути нет. Хотя я надеялся, что мне не придется рассказывать вам всего.

Последняя фраза прозвучала полувопросом. Карсберри покачал головой, продолжая улыбаться. Фай вернулся на свое место и сел.

— Хорошо, — сказал он, решительно сжав в кулаке газоид. — Все началось, когда вы захотели стать Всемирным управляющим. Вы не принадлежали к обычному типу, но я подумал, что это даже забавно, да и полезно. Вы действительно сделали очень много хорошего, всегда помните это, — заверил Генеральный секретарь и добавил, не прекращая терзать газоид: — разумеется, совсем не таким образом, как вы рассчитывали.

— Не таким образом? — машинально повторил Карсберри. Потакай ему.

Фай скорбно покачал головой.

— Возьмем законы, которые вы вводили для успокоения людей.

— Ну?

— …они изменились по пути. Например, ваше запрещение всех читательных лент с возбуждающей литературой… О, мы попробовали немного предложенной вами бурды. Все очень долго смеялись… Но запрещение… Где-то в инстанциях в формулировку вкралась ошибка, и вышел указ, запрещающий всю невозбуждающую литературу.