Илья Янитов - Учитель и ученик Страница 2

Георгий? Он предан науке, он не щадит усилий в постижении ее тайн, он готов снова и снова проверять и перепроверять свои суждения, но сомнения в нем слишком велики, и он не успевает их преодолеть. Если бы жизнь человека длилась сотни лет, я бы выбрал Георгия, но, к сожалению, мы живем всего несколько десятилетий.

Рустем? Он тоже предан науке. Но мысль его слишком часто похожа на воздушный замок, и, увлеченный его красотой, он забывает, что воздушный замок превращается в настоящий дворец, когда построены фундамент и стены опыта и теории. А ему некогда заниматься строительством Дворца науки, он уже строит новые воздушные замки. Из Рустема выйдет поэт. А я могу помочь лишь ученому.

Марий трудолюбив, умен, но он не отдает себя науке, а старается подчинить ее себе. Он ценит не науку в себе, а себя в науке. Если он вырастил какую-то ветку знания, то горе тому, кто посмеет рядом растить другую или хотя бы нарушить совершенство его ветки, выращивая на ней новые побеги. Если выращиваемое им дерево науки по неумению садовника, из-за неудачной почвы или неподходящей погоды засохло, он заставит всех поклоняться столбу, уверяя, что этот столб и есть живое дерево. Из Мария может выйти священник. А я могу помочь только стать ученым.

Александр? Он верен той науке, которая есть. Ее правило и законы он готов применять четко и беспрекословно, не щадя себя, принуждая других. Но в науке главное не то, что есть, а то, что будет. Она исследует не то, что понято, а то, что надо понять. Александр, быть может, станет великим полководцем. Но стать ученым я помочь ему не могу.

Геракл? Он человек дела ради дела. Он ценит науку как руководство к действию. Он как рука, которой все равно, что она взяла: молоток каменотеса или нож солдата, потому что и то и другое помогает ей действовать. Руке важен не конечный результат, а само действие. Геракл может стать визирем, но я не могу и не хочу ему помогать.

Иоанн? В нем сочетаются достоинства Георгия и Рустема и отсутствуют их слабости. Но он слишком неожидан в выборе своих путей. Много раз пытался я помочь ему в его работе, и почти всегда он делал все по-своему. Будущее покажет, насколько он был прав. Но я боюсь вверять будущее науки капризам судьбы. И все же я надеюсь, что Иоанну удастся найти свою, неожиданную дорогу, и деревья, которые он на ней вырастит, и здания, построенные им на ней, умножат могущество и красоту науки.

Тенгиз? Он тоже совмещает достоинства Георгия и Рустема. Он методичен в своих поисках и умеет их завершить. Что бы я ему ни поручал, он выполнял в совершенстве. Что бы я ни оказал на занятиях, на прогулке, во время трапезы, он помнит. Случайные мои заметки он собрал в одну книгу, и многое забытое ожило передо мною, отдельные мои наблюдения за много лет он свел в таблицы, и я увидел движение в том, что казалось неподвижным. Я выбрал Тенгиза.

Спасибо, мои дети. Но время не ждет. Завтра я и Тенгиз отправляемся на Гору созерцания...

Высоко над страной Ученого вздымались хребты гор, во над всеми горами горделиво возвышалась Гора. Местные жители называли ее Вершиной вершин, а Ученый именовал ее Горой созерцания. На этой Горе учитель Ученого велел построить высокую башню и назвал ее Башней познания. Учитель Ученого умер в день окончания постройки башни. И на ее вершину Ученый поднялся уже один. С крыши этой башни можно было увидеть страну, и окружающие ее страны, и дальние моря. Видно было, как зарождались в ледниках реки, как они растекались по долинам и разрастались, питаемые притоками, как они втекали в моря, как вырастали над морями облака и, возвращаясь на сушу, в горы, поили своей водой ледники, их породившие. И можно было видеть, как постепенно, от года к году меняется из-за высыхания цвет полей, за которыми заботливо ухаживали земледельцы, как надвигаются пески, как бурные воды, в каналах орошения, уменьшают размеры плодородных земель, а увидев, понять, почему от земли не следует брать больше, чем она может давать. Каждый год на несколько месяцев Ученый поднимался в горы и с вершины башни видел, как устроена Земля, постигал тайны воды и законы воздуха. Здесь, на вершине, он постиг, что все в этом мире связано: и отдаленное прошлое, и настоящее, далекое и близкое, малое и большое.

Сюда, на Гору созерцания, на Башню познания, и повел Ученый своего любимейшего ученика Тенгиза.

Нелегка дорога в горах, тяжел путь на Гору созерцания, но Учитель радовался, что он успеет передать Тенгизу свое искусство и опасался только того, чтобы случайности дороги и жизни не помешали ему выполнить предназначенное, и огорчался, что этой прекрасной, хоть и тяжелой, дорогой он идет, вероятно, последний раз.

- Смотри, - показывал он Тенгизу на струйку воды, вытекающую из-под тающей на солнце льдинки, - смотри, вот так снова оживает вода на своем извечном пути.

- Начинает свой путь вода, Учитель? - переспрашивал Тенгиз.

- Нет начала пути воды на Земле, и нет его конца, пока живут Земля и Солнце. Вода, как и сама жизнь, движется по кругу. Но скоро ты сам все увидишь и поймешь глубже, чем я могу тебе объяснить...

- Учитель, - говорил Тенгиз, - вы устали, а мы и так высоко поднялись. Зачем нам подниматься на вершину вершин? Поведай мне здесь то, что ты хочешь рассказать на вершине башни.

- Нет, - отвечал Ученый, - здесь горы помешают нам увидеть мир, здесь частности закроют от нас целое. Здесь в знании подробностей мы потеряем познание будущего.

И они продолжали свой трудный путь... Когда силы оставили Ученого, он велел нести себя наверх на носилках.

- Учитель, - просил Тенгиз, - вернемся, ты болен, и я тревожусь о том, как мы тебя доставим обратно.

- Я уже не вернусь обратно, сын мой, - ответил Ученый. - Я останусь навсегда на Горе созерцания. И когда ты будешь приходить на Башню познания, ты будешь приходить ко мне. А когда ты будешь постигать новые законы бытия, это будет продолжением моей жизни. Ибо жив человек, пока остается память о нем в делах людей. Все, к сожалению, что знаешь, не передать. Поэтому и говорят "Умирает человек - умирает целый мир", но я верю, что в тебе мой мир не умрет... Посмотри на эти цветы, Тенгиз, и подумай, почему здесь, в горах, краски их так нежны, а цвет близок к небесному...

И, наконец, наступил день, когда они достигли вершины вершин. По узким лестничкам носилки Ученого были подняты на вершину башни.

- Тенгиз, останься, - сказал Ученый. - Идите вниз, - обратился он к своим слугам, - отдохните.

Он еще раз окинул взглядом мир, насладился его прелестью и сказал:

- Тенгиз, теперь ты видишь все, что я хотел тебе показать!

- Извини меня, Учитель, - ответил Тенгиз, - я ничего не вижу, кроме голубого неба: я близорукий. Но я слушаю тебя, Учитель!