Лев Аскеров - Человек с того света Страница 2

Лишённый милости Двора астролог бедствовал. Он со своей многочисленной семьёй ютился в лачуге на окраине города. После возвращения приёмного сына, к нищенской лачуге Ахмед-аги сначала робкими струйками, а потом толпами хлынули страждущие и больные со всей Персии.

Шираз заговорил об искусном исцелителе, логмане Исмаиле. Он творил чудеса… Злые языки при дворе отговаривали шаха Омара и его сановников удостоить вниманием новоявленного логмана, оказавшегося приемным сыном опального астролога. Но искусство логмана было сильнее завистливых языков. Чванливый Двор, втайне от соглядатаев, по одному приходил на поклон к врачу.

Началось с несчастного случая, происшедшего с сыном богатейшего в Персии заргяра[5] Амина. Юноша упал с коня и повредил позвоночник. Созываемые к одру несчастног знахари в бессилии опускали руки. «Смирись, Амин. Твой сын навеки будет прикован к постели. Такова воля Аллаха. И никому из смертных не дано поднять его», — так сказал сам лекарь Его Величества Моше-ага.

Логману Исмаилу, как врачу, этот случай не давал покоя. Вовсе не потому, что ему хотелось в пику своему коллеге Моше, поставить на ноги покалеченного юношу. Просто долг целителя и знания, почерпнутые им в долгих странствиях и лежавшие всуе разрывали его изнутри и упорно требовали: «Иди, логман, к Амину».

С травмами подобного рода в горах Тибета справлялись даже захудалые знахаря. А он, Исмаил, практиковал под взыскательным оком лучших врачевателей Тибета.

И пошёл Исмаил к заргяру Амину. Осмотрел юношу и сказал: «Не столь тяжки грехи сына твоего, чтобы Аллах так жестоко мог покарать его… Я помогу тебе, Амин… Под покровом темноты перевези мальчика ко мне домой… У тебя прошу одного. Никому не говори» куда ты отправил своего сына. Через три месяца, если Аллах нам поможет, он собственными ногами придет к порогу отчего дома.

Так оно и вышло. В назначенный срок, правда, прихрамывая, юноша переступил порог родного дома. А спустя некоторое время, благодаря предписанным логманом упражнениям, у юноши прошла и хромота.

На радостях и во исполнение назира—слова, данного перед ликом божьим, — заргяр Амин три дня кормил всех нищих и обездоленных Шираза. А как-то ночью он привел к логману первого везиря двора, хана Османа. У восьмилетней внучки хана после падения с веранды дома, стал расти горб…

И вот когда логман выправил горб несчастной, его пригласил к престолу могучий шах Персии Омар.

При дворе Исмаила любили и ненавидели, восхищались и завидовали Но любую просьбу логмана выполняли безоговорочно. Знали, завтра он может понадобиться. И он не откажет. Ведь лучшего врача Шираз не знал.

…И мог ли такому человеку отказать Джамаладдин?.. Исмаил, как зачарованный, слушал песню дюн. Было безветренно, а струящиеся пески Гозэль-Ганнана вызванивали щемящую сердце мелодию. Словно кто-то невидимый трогал тихо струны саза и они, отзываясь, исторгали надрывный напев.

— То плачут души неверных, — подсказывает купец.

— Тихо, бек, — прислушавшись к чему-то, перебивает логман. — Не слышишь?!

— Слышу, Хаджи Исмаил… Плач гяуров слышу, — говорит купец.

— Нет, бек… Где-то стонет человек.

И за таявшим на глазах барханом он увидел ее… Сначала израненные босые ноги, потом полузасыпанное тело и только после этого разглядел размётанные, одного цвета с жёлтым песком, волосы. Лицо и руки её были обожжены солнцем. Исмаил взялся за её тонкое запястье. Пульс едва-едва бился. «Жива!» — обрадовался он и, словно выхватив из раскалённых углей, поднял ее на руки.

— Оставь её, логман… Беглянка она — не видишь разве? Её обязательно ищут.

— Нет, бек, не возьму я греха на душу.

От звука голосов веки её дрогнули. В серых, с поволокой, смертельно усталых глазах беглянки промелькнула слабая искра надежды, которая тут же погасла, исчезнув за розоватыми шторками опалённых век. Потрескавшиеся от жажды губы тихо и внятно что-то выговорили. Язык Исмаилу был непонятен.

— Видишь, логман, иностранка она. Оставь её, прошу тебя. Не навлекай беды на караван, — взмолился Джамаладдин.

— Нет! — отрезал Хаджи Исмаил. — Я — врач. Мы ходим под богом, но в тени величайшего из логманов — Гиппократа, завещавшего нам, врачам подлунного мира: «Не оставь страждущего, не отвернись от молящего о помощи».

Столкнувшись с непреклонным упорством всегда мягкого и уступчивого логмана, купец после некоторого раздумья решил:

— Хорошо… Только ехать будешь в хвосте каравана… Чуть что, да не в обиду тебе, скажем, что ты пристал к нам по дороге… Согласен?

— Согласен, — продолжая держать девушку на руках, сказал Исмаил.

— Не обижайся, логман. Я ведь веду 80 человек. И не могу рисковать ими.

— Я понял тебя, бек. Иди к каравану. Продолжай свой путь, — уже без прежней неприязни проговорил он.

— Хаджи! — остановившись в отдалении, крикнул купец. — Я пришлю сейчас тебе твою арбу и коня. Пригонит служанка моя Фатма.

Посылая Фатму, купец, по-видимому, знал, что делает. По двум мимолётным фразам, оброненным найденной девушкой, Джамаладдин припомнил, что и его рабыня некогда объяснялась на похожем языке. И точно. Фатма оказалась уроженкой тех же мест, откуда была беглянка. Правда, за долгие годы рабства она порядком подзабыла речь предков своих, но не настолько, чтобы не понять и не объясниться с девушкой. Как только Фатма услышала первые фразы, произнесенные девушкой в бреду, она, обняв её, горько, навзрыд расплакалась.

— Хаджи, девушка из страны франков, — успокоившись немного, сообщила Фатма. — Судя по тому, что бедняжка сейчас лепечет, их корабль недавно пленили пираты… Как и меня когда-то. Только мне было тогда четырнадцать лет… А теперь вот 35…

Логмап скрипнул зубами. «О Аллах, почему, почему ты в души людские вложил столько жестокости?.. Каково им, потерявшим и потерявшимся в этом мире?»

Не знал Хаджи Исмаил, что поднял в песках судьбу свою. Не знал, что она, эта иноземка, которой он с величайшей осторожностью обрабатывал раны и осторожно смазывал от ожогов лицо, станет женой его перед могущественнейшими богами и людьми.

До Багдада было семь дней пути. За это время он узнал, что её зовут Мария, что она из состоятельной семьи. Живет с отцом. Мать умерла, когда ей исполнилось семь лет. С тех пор отец её никуда от себя не отпускал. Не захотел оставлять её одну в Париже и в этот раз, когда стало известно, что ему во главе королевских дипломатов следовало выехать в Египет.

Египетская знать хорошо встретила посланников короля франков. Им устраивали пышные приёмы, возили по городам и показывали экзотические достопримечательности своего прекрасного края. А однажды, когда отец уехал на встречу с каким-то влиятельным сановником, группа оставшихся посланников решила прокатиться на любезно предоставленной им галере. Пригласили они и Марию…