Михаил Белозеров - Никто и никогда Страница 2

Капитан Ковель очнулся от скрипа колес. Вздыхала лошадь, покачивалась телега и слышались голоса.

— Я вчера получил письмо из дома. У них все нормально. Младшая сестра даже ходит в школу.

— Подумать только, кто-то в этом мире решает задачки и учат географию.

— Не в этом дело.

— А в чем?

— В том, что нас здесь забыли…

Да, подумал капитан Ковель, как верно. Мы из другого мира.

Телега перевалила через горку, и капитан увидел холмистую равнину, луну, рядом с ней какую-то яркую точку, прячущуюся за тучами, и блеклую дорогу, убегающую вдаль.

Капитан впал в забытье, а когда очнулся, они уже ползли среди холмов. На одном из них сидел пес. Он был огромным, как скала, и сидел, словно человек на горшке, положив передние лапы себе на колени.

— Я за тобой давно слежу, — признался он.

— Кто ты? — спросил капитан Ковель, силясь не упустить пса из поля зрения.

— Я? — пес удивленно повернул голову в его сторону. — Я Бог войны.

Как здорово, умилился капитан, со мной разговаривает Бог.

— Не обольщайся, — заметил пес. — В этом нет ничего странного. Я разговариваю со всеми, кто находится при смерти.

Ага, понял капитан, значит, я без пяти минут покойник?! Странно.

Вечером Бог войны пришел снова. Он сел у входа, и капитан Ковель увидел его.

— Привет, — сказал он.

— Я хочу открыть тебе страшную тайну, — сказал Бог.

При свете лампы капитан пытался разглядеть его получше. Больше всего он боялся, что пес встанет в полный рост и обрушит палатку.

Однако Бог войны вел себя весьма скромно. У него были грубые черты полулица-полуморды. Большие, толстые уши свисали по обе стороны широкой головы. Черная мочка носа, казалась атрибутом клоуна, а глубоко посаженные глаза горели неземным светом.

Он прошептал ему на ухо:

— Ей-богу, убью кашевара из сто двадцать пятого за то, что не докладывает мяса! Ей-богу, убью! Пойдешь со мной?

— Да, — с радостью кивнул капитан. — Я чувствую, что это необходимо.

Его нашли у озера — он лакал воду и выл на луну. С это дня началось долгое и тяжелое выздоровление. Капитана Ковеля перевезли в столицу, и на исходе третьего месяца весны он пришел в себя. Он чувствовал, что внешне он вроде бы здоров, а сознание повредилось. В нем поселилось что-то такое, от чего он не мог избавиться — опыт общения с Богом. Он пытался объяснить это врачам. Они вежливо выслушивали и так же вежливо улыбались. Через день к нему пришел психиатр. Не нашел никаких патологий и выписал успокоительные на броме.

Гремя саблей, капитан Ковель бодро взбежал на крыльцо и дернул за кольцо. Где-то в глубине дома раздался мелодичный звук колокольчика.

— Я хочу Марысю… — заявил, покачиваясь, Качинский — маленький бодрый майор интендантской службы.

До этого они побывали в 'Рогах', в 'Заводе' и в 'Будевильском доме'. Особенно хороша была сливовая наливка. Кажется, они перебрали, хотя капитан старался пить грушевый кальвадос, который не так бил по ногам. Зато нарушал логику мышление. А… черт с ней, махнул на все капитан.

От нетерпения майор стал лупить ножнами в дубовую дверь. Наконец они услышали знакомый голос:

— Иду… иду…

Щелкнул замок. Дверь приоткрылась и раздраженное женское лицо взглянуло на них. Впрочем, оно тут же расплылось в улыбке:

— Господин Ковель…

— И Качинский… — майор пытался всунуть голову в дверную щель, но мешала цепочка.

— Минуточку, господа! Минуточку… — мадам Жужу закрыла дверь и через секунду распахнула ее с тем, чтобы впустить обоих офицеров.

Майор тут же отправился в туалет. И пока капитан любезничал с мадам Жужу, которая вызвала девиц, сотворил на полу большую лужу, а в углу наложил кучу.

Из нумеров спустилась Марыся и незнакомая брюнетка, которая лишь отдаленно напоминала капитану Ковалю его пассию Мерседес — маленькую испанку, которая кусалась в постели.

— Мерседес отдыхает… — извиняясь, пожаловалась мадам Жужу. — У нее сегодня был трудный день.

Майор Качинский, который до этого пускал слюни, глядя на ее грудь, переключился на Марысю, преложил взять вина и отправиться в нумер.

— Двойной! — заявил он.

Опять нажремся, с тоской подумал Ковель, но перспектива выпить за счет майора, перевесила все неудобства.

— Только такого, чтобы завтра голова не болела… — предупредил он мадам Жужу.

— Обижаете, господин Ковель. Вино у нас высшего сорта, — мадам Жужу профессионально поджала губу, хотя ей и не пристало обижаться: вином деревенского разлива ее снабжал кум, а наклейки она покупала у пана Вацлава на Пражской.

В свою очередь капитан Ковель не стал возражать, хотя прошлый раз болел три дня и едва не сорвал учение роты. Бригадный генерал заметил его состояние и заставил вместе с лейтенантом Клодом Анри бегать наперевес с винтовкой. В чем провинился его заместитель — вчерашний студент, капитан так и не понял. Наверное, генералу не понравились его стальные очки. У генерала была дурная привычка выбивать из подчиненных 'гражданский дух' и 'чувство справедливости'.

Дальше все пошло, как обычно. Нумер, специально приспособленный для двух пар, был соответственно обставлен. Как поведал опьяневший майор, накануне он загнал местным крестьянам три мотоцикла и вельбот. Где сухопутный майор взял вельбот, капитан спрашивать не стал. Скорее всего, украл у танкистов, потому что в округе не стояли другие механизированные части. А вот зачем крестьянам вельбот, осталось тайной. Море плескалось отсюда в пятистах милях.

Майор Качинский тут же откупорил бутылку дешевого шампанского и, поливая углы комнаты пеной, заорал:

— Марыся! Раздевайся!

Загремела дикая музыка — это мадам Жужу, прежде чем уйти, завела патефон. Через каждые два оборота игла перескакивала на соседнюю дорожку. От этого в голове у капитана что-то заклинивало и он стал невольно припоминать свое состояние, когда лежал в госпитале.

Закуски не было никакой. Протрезвевший капитан зверски хотел есть. Он обшарил всю комнату и на подоконнике, за шторой, обнаружил черствую корку, а когда вернулся в компанию, Зизи, так звали, брюнетку, уже расстегнула бюстье и обнажила смуглую грудь с большими темными сосками.

— Иди сюда, милый… — позвала она капитана.

Дожевывая корку, капитан Ковель, споткнулся о складку ковра и пал лицом в лоно Зизи.

После первых минут страсти и копошения в постели, наступила разрядка и послеоргазменное отвращение. Капитан Ковель откинулся на подушку и посмотрел в потолок. На соседней койке Марыся издавала ненатуральные душераздирающие стоны, а майор Качинский считал: