Роберт Хайнлайн - Гражданин галактики Страница 2

– Так продавай же его!

Аукционер набрал воздуха в грудь:

– Да, милорд! – Собравшись с силами, он продолжил. – Прошу прощения у лордов и леди, что мы теряем время из-за столь незначительной суммы. Теперь я прошу о любой цене.

Подождав, он сказал, нервничая:

– Я не слышу и не вижу предложений. Предложений нет – раз… и если их не поступит, я буду вынужден снять этот номер с продажи и прежде, чем продолжить аукцион, проконсультироваться с моими патронами. Нет предложений – два! У нас множество прекрасных образцов товара; просто позор, если их никто не увидит. Нет предложений – три…

– Вот оно, твое предложение, – сказал синдонианин.

– Что? – Старый бродяга поднял два пальца. Аукционер посмотрел на него. – Это вы предлагаете цену?

– Да, – проскрипел бродяга, если лорды и леди не имеют ничего против.

Аукционер посмотрел на полукруг сидячих мест. Кто-то оттуда крикнул:

– А почему бы и нет? Деньги – это деньги.

Синдонианин кивнул; аукционер быстро спросил:

– Итак, вы даете два стеллара за этого мальчика?

– Нет, нет, нет! – вскричал Баслим. – Два минима!

Аукционер замахнулся на него; бродяга отдернул голову.

– Пошел вон! – закричал аукционер. – Я научу тебя, как насмехаться над своими благодетелями!

– Аукционер!

– Сэр? Да, милорд!

– Вы сказали – я прошу о любой цене. Продайте ему мальчишку.

– Но…

– Вы слышали, что я сказал.

– Милорд, я не могу продать после лишь одного предложения. Закон гласит ясно: одно предложение – это не аукцион. Даже два, если аукционер не объявил нижнюю цену. Без минимальной цены я не могу продать раньше, чем поступят три предложения. Этот закон, благородный сэр, направлен на защиту владельцев, а не меня, несчастного.

Кто-то крикнул:

– Таков закон!

Синдонианин нахмурился:

– Так объявляйте же предложение!

– Как пожелают лорды и леди. – Аукционер повернулся к толпе.

– Предмет девяносто семь. Я слышал предложение в два минима. Кто даст четыре?

– Четыре, – промолвил синдонианин.

– Пять! – выкрикнул голос.

Синдонианин подозвал бродягу. Опираясь на руки и на одно колено, волоча культю и подтягивая мешающую ему чашку для сбора подаяния, Баслим подполз к нему. Аукционер начал повышать голос.

– Идет за пять минимов раз… за пять минимов два…

– Шесть, – рявкнул синдонианин; бросив взгляд в миску попрошайки, он порылся в кошельке и бросил ему горсть мелочи.

– Я слышал шесть. Услышу ли я семь?

– Семь, – прохрипел Баслим.

– Мне предложено семь. Вот вы там, наверху, что подняли палец. Вы предлагаете восемь?

– Девять! – перебил бродяга.

Аукционер бросил взгляд, но предложение принял. Цена приближалась к одному стеллару, и это было слишком дорого для шуток из толпы. Лорды и леди то ли не хотели торговаться из-за бесполезного раба, то ли не желали вмешиваться в игру синдонианина.

Аукционер снова завел речитатив.

– Идет за девять – раз… идет за девять – два… идет в третий раз – продано за девять минимов! – Он толкнул мальчика с платформы прямо в руки бродяги. – Бери его и убирайся.

– Полегче, – остановил его синдонианин. – Документы о продаже.

Взяв себя в руки, аукционер получил плату и вручил новому владельцу бумагу, уже заготовленную для номера девяносто семь. Баслим заплатил больше, чем девять минимов – лишь благодаря помощи синдонианина у него оказались средства уплатить и налог, который был выше продажной цены. Мальчик неподвижно стоял рядом. Он уже знал, что снова продан, и теперь старался уяснить, кто этот старик, его новый хозяин, хотя это его не волновало; ему никто не был нужен. И пока все были заняты расчетами, он сделал рывок в сторону.

Не глядя на него, бродяга вытянул длинную руку, поймал его за щиколотку и подтащил к себе. Затем Баслим с трудом встал и, положив одну руку мальчику на плечо, превратил его в подобие костыля. Мальчик почувствовал, как костлявая рука цепко и сильно схватила его за локоть, и расслабился перед лицом неизбежности – придет и другое время; оно всегда приходит, если ты умеешь ждать.

Опираясь на него, бродяга с достоинством выпрямился.

– Милорд, – хрипло сказал он, – я и мой слуга благодарим вас.

– Пустяки, пустяки, – синдонианин рассеянно отмахнулся платком.

От Площади Свободы до дыры, в которой жил Баслим, было около полумили, но этот путь отнял у них времени больше, чем можно было предполагать. Используя мальчика в качестве недостающей ноги, Баслим, ковыляя, передвигался еще медленнее, чем на двух руках и одной ноге, то и дело останавливаясь: подволакивая ногу, старик заставлял мальчика совать чашку для подаяний под нос всем прохожим.

Баслиму приходилось молчать. Он, было, попробовал пустить в ход Интерлингву, космо-голландский, саргонезский, полдюжины местных говоров, кухонный городской, жаргон рабов и речь торговцев – даже Системный Английский – и все без результата, хотя он догадывался, что мальчишка понимает его более чем хорошо. Затем он бросил попытки и излагал свои намерения на языке жестов, подкрепляя их парой тычков. Если он с мальчишкой не найдет общего языка, ему придется учить его – но все в свое время, все в свое время. Баслим не спешил. Баслим никогда не спешил, он смотрел далеко вперед.

Его жилище располагалось под старым амфитеатром. Когда Саргон Августус решил в честь империи воздвигнуть новый большой цирк, была разрушена только часть старого; работы были прерваны Второй Цетанской войной и никогда больше не возобновлялись. Баслим вел мальчика среди этих руин. Идти было нелегко, и старик был вынужден согнуться в три погибели, но руки он не отпускал. Порой он придерживал своего спутника только за одежду; и тот чуть не вырвался от него, оставив в его руках клочок туники, бродяга успел ухватить его за кисть. После этого они стали двигаться еще медленнее.

В конце полуразрушенного прохода они спустились в темную дыру, и мальчику пришлось идти первым. Перебравшись через обломки и пройдя между куч щебня, они вошли в непроглядно темный, но чистый коридор. Дальше вниз… и они очутились в одном из бывших помещений амфитеатра, как раз под старой ареной. В темноте они подошли к тщательно завешенной двери. Следуя за мальчиком, Баслим подтолкнул его и закрыл дверь, для чего приложил палец к дактило-ключу; вспыхнул свет.

– Ну вот, парень, мы и дома.

Мальчик огляделся. Давно уже он привык ничему не удивляться. Но то, что предстало его взору, меньше всего походило на то, что он ожидал увидеть. Перед ним была небольшая современная жилая комната, аккуратная и чистая. Плафоны с потолка лили мягкий свет, не дававший теней. Мебели было немного, но предметы подходили один к одному. Мальчик с изумлением озирался: как бы бедно здесь ни было, все равно это было куда лучше того, где ему, как он помнил, приходилось жить.