Роджер Желязны - Одно мгновение бури Страница 2

Я переключил «глаз» обратно и стал наблюдать за неторопливым, без «пробок» автомобильным движением по аккуратным, ухоженным улочкам Бетти. Три человека вышли из банка. Двое вошли. Я узнал вошедших и, скользнув взглядом мимо, мысленно помахал им рукой. У почтамта было тихо, на всем лежала печать повседневности: на металлургических заводах, на скотных дворах и фабриках синтетических материалов, на стартовых площадках космопорта и на фасадах офисов. У гаражей для наземного транспорта сновали автомобили. Машины, как слизняки, медленно ползли по лесной дороге у подножия гор, оставляя за собой колею — своеобразную отметину о поездке в землю обетованную. В окраске окрестных нив преобладали желтый с коричневым и редкими вкраплениями зеленого и розового цвета. На экране появились дачные домики в виде буквы А с зубчатыми и колоколообразными крышами, утопающими в разноцветной листве, из которой торчали иглы громоотводов. Немного погодя я отправил «глаз» обратно на пост и стал наблюдать за галереей из ста тридцати сменяющихся картинок — экранов Службы Нарушений при муниципальном совете.

Треск разрядов электричества усилился, и мне пришлось выключить радио. Лучше вообще не слушать музыку, чем слушать ее в отрывках.

«Глаза», перемещавшиеся по инерции вдоль магнитных линий, начали меркнуть. И тогда я понял, что к нам движется буря.

Я на предельной скорости направил один «глаз» к Святому Стефану. Это значит, что придется ждать двадцать минут, пока он заберется на гору. Другой я послал вверх, прямо в небо — ждать этой панорамы придется около десяти минут. Потом я предоставил полную свободу действий автосканеру и спустился вниз выпить кофе.

Войдя в приемную мэра, я подмигнул секретарше Лотти и кивнул на дверь.

— Мэр у себя? — спросил я.

Лотти, девушка неопределенного возраста, но с хорошей фигуркой и редкими угрями, подарила мне случайную улыбку, но мой приход вряд ли можно было назвать случайностью.

— Да, — сказала она и вернулась к бумагам, разложенным на столе.

— Одна?

Она кивнула в ответ, и от этого сережки у нее в ушах затанцевали. Темные глаза в сочетании со смуглой кожей делали ее «вполне». Еще бы прическу, да побольше косметики…

Я подошел к дверям и постучал.

— Кто? — спросила мэр.

— Я, — сказал я, открывая дверь. — Годфри Джастин Холмс, для краткости — Год.[2] Мне хочется с кем-нибудь выпить кофе, и для этого я выбрал вас.

Она отвернулась от окна, за которым что-то разглядывала, сидя во вращающемся кресле. Когда она поворачивалась, ее волосы, ярко-белые, короткие и с прямым пробором, чуть колыхнулись, как объятый солнцем снег, подхваченный ветром.

Она улыбнулась и сказала:

— А я занята.

«Зеленоватые глаза, подбородочек уголком, милые нежные ушки — я люблю Вас всю целиком», — вспомнил я анонимную валентинку, которую послал ей месяца два назад.

— Но не настолько занята, чтобы не попить кофе с Богом, — объявила она. — Можете выбрать себе трон. Я сделаю растворимый.

Мы занялись каждый своим делом.

Пока она готовила кофе, я откинулся в кресле, зажег сигарету, позаимствованную из ее пачки, и заметил:

— Похоже, будет дождь.

— Угу, — ответила она.

— Это не для поддержания разговора, — сказал я. — Бушует сильная буря Где-то над Святым Стефаном. Скоро я узнаю точнее.

— Да, дедушка, — улыбнулась она, подавая кофе. — Вы, старики, с вашими недомоганиями бываете надежнее Бюро Прогнозов. Сей общепризнанный факт я оспаривать не собираюсь.

Я поставил чашку:

— Погоди, увидишь, — сказал я, — сколько будет в воздухе электричества, когда она перевалит через горы. Уже сейчас в приемнике творится невообразимое…

На ней была белая, с большим бантом блуза, черная юбка, плотно облетающая бедра. Осенью ей исполнится сорок, и хотя за фигурой она следила, но владеть лицом до сих пор не научилась. Непосредственность в выражении чувств — самое в ней привлекательное, по крайней мере для меня. Это свойство теперь редко встречается, а с годами исчезает почти у всех. Глядя на нее и прислушиваясь к звукам голоса, я могу представить ее ребенком. Еще я могу добавить, что последнее время ее стала беспокоить мысль, что ей уже сорок. А когда она вспоминает о своих годах, то подшучивает над моими.

На самом деле мне около тридцати пяти, что делает меня чуточку моложе. Однако ее дедушка рассказывал ей обо мне, когда она была еще ребенком. Тогда первый мэр Беты-Бетти Уэй скончался спустя два месяца после выборов, и мне в течение двух лет пришлось исполнять его обязанности.

Я родился пятьсот девяносто два года назад на Земле, но проспал около пятисот шестидесяти двух лет в межзвездных перелетах. Их на моем счету больше чем у любого другого. Я — анахронизм. А в действительности мне, разумеется, столько, на сколько я выгляжу. Тем не менее людям всегда кажется, что я их дурачу, особенно женщинам среднего возраста. Иногда это действует на нервы.

— Элеонора, — сказал я, — твой срок кончается в ноябре. Неужели ты опять подумываешь о выборах?

Она сняла очки в модной оправе и двумя пальцами потерла веки. Сделала глоток из чашки.

— Я еще не решила.

— Эта отнюдь не для прессы, — сказал я. — Мне самому интересно.

— Я действительно не решила, — сказала она мне. — Не знаю…

— Ладно. Это так, на всякий случаи. Дай знать, когда решишь…

Я отхлебнул немножко кофе.

Помолчав, она спросила:

— Пообедаем в субботу? Кая всегда?

— Да, хорошо.

— Тогда я тебе и скажу.

— Прекрасно…

Она загляделась на свое отражение в чашке, и я опять увидел в ней маленькую девочку, сидящую на берегу пруда в ожидании, когда волна утихнет, чтобы увидеть свое отражение или гальку на дне, а может, и то, и другое.

Она улыбнулась тому, что увидела.

— Сильная будет буря? — спросила она.

— Хм. Чувствую, как ломит кости.

— А ты, пробовал приказать ей уйти?

— Пытался. Думаю, она не послушается.

— Тогда лучше задраить все люки.

— Осторожность никогда не помешает.

— Метеоспутник пройдет над городом через полчаса. Тебе, удастся что-нибудь выяснить, раньше?

— Думаю, что да. Может быть прямо сейчас.

— Сразу же дай мне знать.

— Обязательно. Спасибо за кофе.

Лотти была занята и даже не взглянула на меня, когда я выходил.

Когда я поднялся к себе на пост, верхний «глаз» завис высоко в небе, чтобы оглядеть окрестности: по другую сторону Святого Стефана бурлили и неслись нагромождения пушистых облаков. Горная гряда оказалась волнорезом, скалистой дамбой для бушующей стихии.