Кирилл Берендеев - Один из них Страница 2

Все доставшееся мне богатство я собрал в своих комнатах. И как ребенок любовался ими, перекладывая и переставляя с места на место в пустой квартире. На покупку минимума мебели ушли последние деньги, но я не сожалел о содеянном. Я торопился поселиться в доме, освоиться в нем, стать в ряд людей, что почти без перерыва на протяжении полутораста лет занимали эти помещения - стать одним из их числа. Заветного числа, как казалось мне.

Сон, приснившийся мне на новом месте в день окончательного вселения, я помню до сих пор.

Я бродил по бесконечным галереям, спускался по мраморным лестницам, подобным той, что вела на второй этаж дома, любовался игрой прохладных струй фонтанов, слыша в отдалении нежные звуки флейты и вторящую ей мандолину. Я знал, что этот бескрайний дом принадлежит мне, знал, но отчего-то сомневался в безоговорочности своих прав на эти владения. И, странное дело, неуверенность моя подтверждалась с каждым шагом. Я спускался по лестницам, шел по коридорам, но никак не мог выйти из дома в благоуханный сад, виденный мной в окна. Я дергал за ручки дверей комнат, всех, что попадались мне на пути, но ни одна не отворилась мне. Я шел, будучи уверенным в цели путешествия, но обнаружил внезапно, что позабыл ее.

И в этот миг, когда я осознал, что заблудился в собственном доме, я увидел странного старика. Он сидел подле маленького фонтанчика для питья, облаченный в дорогой шелковый халат, расшитый перетекающими друг в друга изысканными узорами. Сидел и молча смотрел на меня, ожидая, когда я обращу к нему свой взор. И когда я приблизился, старик заговорил.

- Теперь ты стал хозяином этого дома. Прежний хозяин ушел за грань бытия, значит, ты ему замена. Ведь место хозяина дома не должно пустовать, таковы условия. Стоит одному из вас уйти, тотчас же на его место подбирается новый, и сделать это предстоит до захода солнца. Иначе ночь станет единственным властителем этого дома. И несменяемо будет царствовать все, отпущенные ей и ему, - старик обернулся, оглядывая дом, - века и эоны. Покуда время не утратит свою сущность. Или покуда не устанет считать прожитые тысячелетия дом.

Я жил немало, - продолжал старик, - но все равно не знаю времен, когда дом был бы иным, нежели сейчас. Он явился миру так давно, что сам не может вспомнить и счесть свои годы. И вас... я часто задаюсь этим вопросом... наверное, всех вас тоже не сможет вспомнить и счесть. Ведь сколько вас было с тех пор. И еще будет. Теперь уж точный счет не имеет значения. Важно лишь само присутствие. А все остальное... смотри!

С этими словами он раскрыл книгу, лежащую на коленях. Только в эту минуту я заметил ее - тяжелый фолиант, украшенный переливающимися камнями, вправленными в кованое серебро обложки. Узоры текли, охватывая камни, а те в ответ вспыхивали разноцветьем изумрудов и сапфиров.

Книга раскрылась примерно на середине. От толстых страниц, испещренных непонятными значками, мелкими, как рассыпанное маковое зерно, исходил пряный запах. Старик провел над ними рукой, и страницы очистились от шелухи слов. И осветились изнутри.

Сноп света рванулся вверх идеально ровной колонной. А в нем, выпорхнув из ниоткуда, заискрились, затрепетали неведомые создания. Крохотные человечки в разноцветных одеждах с серебряными крылышками за спиной, звенящими, точно колокольчики, спеша, порхали в неземном свете, то устремляясь вниз, то спеша вверх, ни на минуту не прекращая своего танца.

Они жили считанные мгновения. А прожив их, исчезали, сгорали в пламенном столпе, и хрустальный стрекот крылышек замолкал на миг, чтобы через миг послышаться снова - уже у другого, рожденного светом, живущего светом и умирающего от света.

И танец их все не прекращался. Они спешили исполнить его, бесконечно торопясь, случалось, я видел как мучительное напряжение пробивалось на их крошечных лицах, слышал тяжелые вздохи печали и ощущал возгласы радости. И все смотрел, не в силах оторвать взгляд, и пытался постигнуть, понимают ли они, эти удивительные создания, что в следующее мгновение их не станет, что сияющий столп поглотит их с тем же космическим равнодушием, с каким дарит им жизни. Да успевают ли они постигнуть свою жизнь и насладиться этим крошечным мгновением, успевают ли понять, что это - их рождение, полет и гибель снопом рассыпающихся искр, совсем рядом от лица своего создателя, который, так же, как и я, не отрываясь, следит за бесконечными танцами в снопе света, и слабая улыбка трогает уголки его бледных губ?...

Я живу в доме немного меньше других его обитателей. Но, странное дело, они никогда не видели снов, подобных моим. Ни старик сторож, каждый третий день выходящий на дежурство, ни его жена, любезно согласившаяся наводить порядок в моих комнатах, ни их сын, работающий на моем предприятии бухгалтером и навещающий отца в его неспокойные ревматические дни. Я иной раз расспрашивал их между делом о здоровье и в ответ выслушивал пространные диагнозы застарелых болезней, не дававших покоя. Во всем винился плохой климат и наступившая или наступающая старость. Иногда к этим причинам добавлялся еще одна - сам дом.

- Слишком много здесь людей жило, - говорила Лидия Тимофеевна, перебивая шум работавшего пылесоса, отвечая мне и не забывая о работе, слишком много печалей и горестей оставили они нам в наследство. А хоть и богатые, поди, тоже люди и тоже свое, особенное, несчастье имели. Вот оно и складывается: одно с другим. Неужто вы сами этого не чувствуете?

- Старый дом, - убеждал меня ее супруг. - В старости все дело. Мы, старики, к этому чувствительны, как говорится, рыбак рыбака. Не зря его в нежилой фонд перевели. Понимали, значит, что и дому надо покой дать.

- Геопатогенная зона, - серьезно заявлял их сын, Лев Игоревич. - Не учли в свое время, что на разломе строили, а может, просто не знали. Как земная кора неспокойна, а это частенько бывает, так на нас это и отражается. Вам еще ничего, а моим старикам худо. Да и я стал чувствовать; вот поживете с мое - тоже осознаете, как земля шевелится.

Но уезжать с насиженного места старики Артемьевы не спешили. И с домом свыклись, и возвращаться в коммуналку, где и без геопатогенных зон худое житье, не хотели.

Послушав их рассказы, я и сам уже стал признавать, что, скорее всего, все дело в моем, пока на жалующемся на хронические хворости, организме. А еще, наверное, и в удаленности моих комнат от земли на добрых четыре метра, - быть может, тяжелые межэтажные перекрытия гасят негативную энергию, благоприятно воздействуя на верхнего жильца. Или существует и еще что-то между швейцарской и квартирой номер три, о чем ни я, ни мои соседи, не имеем ни малейшего понятия? Ведь должна же иметься все объясняющая причина появления моих удивительных снов. И то, что находиться она должна в самом доме, у меня почти не возникало сомнений.