Алла Конова - Голос вечности Страница 2

Машину качнуло, и книги посыпались из его рук, Леночка и Саша любезно подняли их.

- Благодарю вас... Благодарю... Юпитер окружен очень мощным слоем радиации. Этот пояс в сто триллионов раз интенсивнее, чем такой же пояс у Земли. Его толщина более девятисот тысяч километров. И приблизиться к планете нельзя. Можно, конечно, совершить посадку на один из его спутников... Ну, скажем, на Каллисто... На Ганимед нельзя, он в зоне радиации... А что в этом поясе? Может быть, новые, неизвестные на Земле стихии?

Они вышли на Крещатике... Шумел вокруг город, сверкал витринами.

Поднялись на Владимирскую горку. Долго смотрели на Днепр По мосту непрерывным потоком двигались люди. Плескались огнями речные пароходы и баржи.

- Хочу на тот берег, - шепнула Лена.

...Под ними была темная глубина воды, только поверхность переливалась скупыми отраженными огнями.

На другом берегу - тишина. И Леночка вдруг притихла, погрустнела. И Саша молчал. Совсем рядом он чувствовал нежную щеку, покрытую, как у ребенка, легким пушком, хотелось притронуться к ней губами... Он по-настоящему никогда еще не целовал девушку. Ему стыдно в этом признаться. Но это так.

Лена запела. Она хорошо поет, так же, как и смеется. Пусть поет, пусть смеется...

- Когда ты вернешься, я уже буду студенткой четвертого курса, - серьезно говорит она.

А он думает: "Когда я вернусь - будет наша свадьба".

А утро - уже не ночь, она давно ушла, - утро все расширяется и расширяется. Свежесть сплошным потоком охватывав их. Леночка кажется очень бледной, но пытается улыбаться. А он опять думает:

"Когда вернусь - будет наша свадьба".

И одним только взглядом спрашивает: "Ведь так?!"

3

Сурен Маргулян на восемь лет старше Павла Зарецкого. Он известный конструктор планетопланов. И корабль, который понесет их к Юпитеру,- его самое любимое детище.

В руках Сурена-огромный букет белых роз. Их особенно любит Вера. Он всегда немного гордится своей женой, довольно популярной киноактрисой.

Надо еще купить подарки детям: трехлетней Милочке понравится плюшевый мишка. И вдруг среди игрушек Сурен видит модель своего космоплана.

На борту четкими буквами написано: "Вперед!". Изящная игрушка, и до смешного похожа на настоящий. Точно такой стоит сейчас на Луне и ждет их.

А те люди, которые последними посмотрят им в глаза, сейчас готовят космоплан к полету.

Сынишка будет paд: он собирает ракеты всех систем. А такой еще нет у него.

Сурен вертит в руках маленькую игрушку...

Посетители магазина узнали Маргуляна. Он чувствует их скрытое внимание.

Это приятно щекочет самолюбие. Он просит упаковать игрушки. Потом берет свертки и не спеша, с независимым видом направляется к выходу...

Вечером серьезно "обсуждает" с сыном перспективы развития ракетной техники. А Милочке показывает, как ходит индюк...

И совсем уже поздно, перед тем, как лечь спать, дольше обычного стоит над кроватками детей.

Они вдвоем с женой.

- Будь осторожен, - наставляет она, - не лезь первый туда, где опасность. Я же знаю тебя: ты всегда первым лезешь...

- Слушаю! - шутливо перебивает он. Обнимает ее полные плечи.

- Давай лучше отдыхать.

И уже лежа в постели, засыпая, она все-таки шепчет:

- Я на сцене только отчаянная. А в жизни... За тебя боюсь одного... Понимаешь? Только за тебя...

Квартира Нины Александровны в центре города. Бульвар Шевченко. Второй этаж Окно распахнуто в ночь Комната отделана в светлых тонах. И все в ней кажется каким-то радостным, почти воздушным: и тончайшие занавески, и даже изящные кресла. Один письменный стол тяжелый. Она открыла тумбу. Четыре ящика - и во всех аккуратно сложены общие тетради. В них то, что еще недодумано: научные наблюдения, записки из Африки. Семь лет в Анголе - это тоже что-то значит...

В открытое окно вливается море голосов и шелест листьев.

Нина Александровна долго сидит над чистой тетрадью. Обложка нежно-зеленая, цвета весенней травы. В обложку вставлены фотографии сына. Володя - двухлетний мальчик, темноглазый, как мама, полненький и улыбающийся. А на второй - за семь дней до гибели. Волосы откинуты со лба, еще мальчишеские губы твердо сжаты.

А ведь многие думают, что гибель сына гонит ее в Космос.

Каштанами пахнет Киев - это запах родины, запах детства и юности. Жизнь была нелегкой, она бросала ее на север и на юг, но этот запах остался, как остается дыхание надежд и молодости.

Поет ночной Киев. Внизу, в темноте бульвара, будущее, мечты и чья-то первая любовь...

Нина Александровна пишет:

"Скоро я буду бесконечно далеко. А на Земле осталось... эта пахучая темнота, этот невнятный шум голосов... И ты, Володя... Потому что Земля и ты - единое целое... Думая о Земле, я буду видеть тебя. Мне страшно вспоминать твои последние минуты. Бинты на груди. Без кровинки лицо.

- Прости, мама, но эта жертва была необходима, иначе погибли бы многие... А я один... - Тебе тяжело было говорить. - А тетоцит будет, мама. Из него построят светящиеся города будущего.

Я растила тебя таким... Тебе едва исполнилось двадцать два года...

Скоро я покину Землю. Это тоже нужно людям. Если бы это было бессмысленно - я не полетела бы".

В мае распускается багульник. Кусты его кажутся обнаженными, и густо-сиреневый налившийся бутон как будто светится среди грязно-бурой прошлогодней листвы. Далеко вверху, в еще мутной мгле неба, теряются вершины огромных деревьев

Павел на рассвете прибыл в лагерь космонавтов. И его захватил этот лес, еще суровый, еще оголенный, но уже разбуженный, с едва приметной зеленью молодой травы И сосны стоят распушившиеся, шумные, полные новой жизни. Еще холодно Ночная свежесть вместе с легким туманом рассеивается в воздухе. И совсем скоро можно будет уловить запах оживающих почек смородины и дыхание живицы на недавнем срезе сосны.

Домики лагеря, небольшие, похожие на русские теремочки, разбросаны в тайге. И ведут к ним не асфальтированные дорожки, а лесные тропки, путающиеся среди кустарников и буйно разросшегося молодняка Павел был глубоко благодарен неизвестным людям, которые заботливо сохранили для него этот первобытный лес.

Лагерь еще спал. Никто не ждал Павла так рано. И он решил проехать на космодром.

С Тангуньского перевала открылся вид та космодром: широкая равнина между хребтами сопок. Вдали скалистые отроги гор, мутные в синей дымке. Павел напрягал зрение, стараясь различить на сером полигоне светло-голубые очертания ракет. Их много, они далеко разбросаны друг от друга.

Начался спуск.

Здесь Павла уже ждали. Техники ракетной авиации в темно-синих кителях с золотистыми нашивками стояли по обе стороны дороги. Один из них, совсем еще молодой, звонким голосом шутливо отрапортовал: