Иржи Колафа-младший - Обман Страница 2

— И еще странно, — оторвал я Пепика от старательного изучения фотографий, — что на первом снимке свет вспышки намного слабее…

Он перебил меня:

— Ничего странного. Камера снимала сто двадцать кадров в секунду. Когда их пускали со скоростью тридцать кадров — а это американская норма — к счастью, доступная и этому ящику (он имел в виду видеомагнитофон фирмы «Тесла»), они двигались в четыре раза медленнее. Когда же их передавали на телеэкран с нормальной скоростью, пришлось четыре кадра совместить, из-за чего, естественно, вспышка утратила яркость и поблекла. Вот здесь это видно. — Он отобрал несколько фотографий и подложил их под подозрительный снимок. — Вот эти четыре сняты замедленно, если ты их внимательно рассмотришь, то увидишь, что именно из них складывается вот этот кадр, сделанный с нормальной скоростью. Вспышка настолько короткая, что проявляется максимально на одном кадре, а могло бы случиться и так, что освещенной оказалась часть одного и кусочек следующего кадра, точнее говоря, не кадр, а половина кадра. Этого не произошло. И одновременно рухнула, — покачал он головой, — первая рабочая гипотеза.

— Какая? — хором спросили мы с Аленой.

— Я сначала думал, что кадры, сделанные замедленной съемкой, в действительности подготовлены заранее и только потом вмонтированы в реальное окружение.

Однако кадры замедленной съемки идентичны кадрам прямой передачи и, следовательно, не могли быть припасены загодя. Да и вспышка есть в обоих случаях… Я перебил его:

— Так думать глупо и по другой причине: это был один прыжок, такое заметит любой специалист, если бы ты захотел подменить его в кадрах замедленной съемки другим прыжком, подлог заметила бы масса людей.

— Н-да, что же делать? — беспомощно спросил Пепик.

— Думаю, стоит порасспросить судью, который поставил Эллен всего восемь баллов. Наверняка это нам что-нибудь даст.

Болгарского арбитра Игоря Дамянова мы нашли в ресторане гостиницы. Он потягивал винцо, было видно, что никакой важной работы у него нет. Мы с чистой совестью могли побеспокоить его. Разумеется, мы не стали выкладывать ему, в чем дело, а постарались «незаметно» выведать у него то, что нас занимало.

— Думаю, что не смогу рассказать вам ничего интересного, — ответил судья. Он объяснялся на очень любопытном языке. Начинал, к примеру, на английском, а когда не мог сразу подыскать нужное слово, то, не моргнув глазом, заканчивал фразу по-русски, да к тому же вставляя болгарские выражения. — Мне показалось, что, приземляясь, Эллен слегка наклонилась вперед, но сразу же восстановила равновесие и закончила упражнение без ошибок. После соревнований я беседовал с одним из своих коллег, у него создалось такое же впечатление. Но когда мы просмотрели ее выступление в записи, оказалось, что мы оба ошибаемся. Наверно, мы смотрели под неудачным углом зрения.

— Погодите, вы изменили свое мнение после просмотра замедленной записи или же после повтора с нормальной скоростью?

— Сразу же после повтора с нормальной скоростью, а при замедленном это стало еще очевиднее.

— Вы, случайно, не знаете, зачем на костюме Эллен маленькие черные прямоугольнички?

— Не знаю, но полагаю, что со стратегической точки зрения это не разумно. Симметрично расположенные яркие прямоугольнички скорее подчеркивают, чём скрывают мелкие недостатки.

Поблагодарив Игоря Дамянова, мы распрощались с ним.

— Думаю, — сказал Йозеф, — что нам следовало бы найти какую-нибудь приличную газету и передать наш материал туда. Мы в Америке, и за такой лакомый кусочек они сразу ухватятся, даже если при этом повредят американке. Если же мы станем действовать официально, то, во-первых, будем глупо выглядеть, во-вторых, дело затянется надолго, в-третьих, заинтересованные лица тем временем уничтожат все следы. Не знаю, как ты, а я чую, что мы напали на очень ловкий обман!

В редакции новоорлеанской «Таймс» нас встретили приветливо и любезно. Когда стихло веселье, вызванное нашим магнитоскопом, и мы смогли начать свой рассказ, нам сначала не слишком поверили, но скоро до них дошло, что это не пустая болтовня. Без всяких возражений они приняли наше условие сохранить наши имена в тайне и решили на собственный страх и риск продолжить расследование.

В последующие несколько дней ничего не произошло. И мы уже подумали, что в редакции нас все-таки не приняли всерьез. Однако через неделю, за день до отлета нашей группы, мы получили приглашение на пресс-конференцию. Пришлось снова подробно рассказать обо всем, что нам удалось обнаружить. Выступал также арбитр Игорь и еще несколько человек, но от них мы не услышали ничего нового. Устроители пресс-конференции оставили сюрприз на закуску. Представившись как шеф Отдела визуального и графического программного обеспечения фирмы IBM, встал тщательно одетый мужчина лет сорока, можно сказать, типичный преуспевающий американец и поведал нам следующее:

— Целью работы нашего отдела является создание программного обеспечения для компьютеров IBM, конкретнее, программ, связанных с машинной обработкой графической информации, главным образом, технических чертежей и тому подобного, а также телевизионного изображения. Поэтому меня выбрали в качестве эксперта в данном весьма любопытном случае.

Уже три года назад организационный комитет XXX Олимпийских игр заказал у нашей фирмы один из самых современных компьютеров IBM 2008 В, включая обширную дисковую память и программное обеспечение для обработки телевизионного сигнала с соответствующим дополнительным оборудованием. Подобный выбор показался нам не слишком удачным, в данном случае вполне хватило бы и намного меньшего процессора с соответствующей дисковой памятью. Впоследствии организаторы закупили у нас еще и программное обеспечение для анализа телевизионного изображения и некоторые синтезирующие программы, то есть такие, которые из заданных визуальных элементов создают искусственное телевизионное изображение.

Нам и в голову не могло прийти, какие цели преследует группка талантливых специалистов, обслуживающих наш компьютер. Только пять дней назад, когда мы получили разрешение осмотреть машину, до нас стало доходить, в чем тут дело. Полицейские, сопровождавшие нас, полагали, что будет произведен обыск, и страшно удивились, когда мы просто включили компьютер и засели за тер-минал. И пришел черед удивляться нам. Мы исследовали диски, предназначенные для записи информации пользователем, и обнаружили интересную вещь: большинство из них было недавно стерто. Я, может быть, говорю не совсем ясно, но это очень просто: когда вводится системный приказ СLEAR FILE[1], это не значит, что информация на диске будет стерта, подобно тому как стирается напи-санное с доски тряпкой, просто из так называемой «библиотеки» исключается информация о том, что на названном месте магнитного диска что-то находится, и заменяется сообщением о том, что данное место свободно, его можно использовать. Поскольку компьютер после ликвидации программ, введенных пользователем, не включался, нам удалось восстановить всю информацию, записать и запустить всю систему программ. Система выполняла несколько функций. Основная программа пропускала входящий телевизионный сигнал без изменений и только определяла его место на диске или, наоборот, читала информацию с диска и преобразовывала ее в телевизионный сигнал, ускоренный или замедленный по желанию. После введения соответствующей команды начинали действовать другие части программы, и ситуация менялась.